Михаил - Белая женщина
Наконец луч света сверкнул в конце туннеля. Добрейший Антонио Шапиро дель Педро подсказал ей, что о публичном доме «Экстаза» он что-то читал в газете «Голая правда».
Через два часа доктор Светлана уже беседовала с главным редактором «Голой правды», Светланой Капустиной. Между двумя Светланами произошел плодотворный обмен мнениями о современном состоянии морали в Израиле вообще и о публичном доме «Экстаза» в частности.
А ранним утром следующего дня поезд уносил доктора Светлану в Хайфу на поиски публичного дома «Экстаза».
Но еще до прибытия поезда в Хайфу в полицейское управление Северного округа поступает анонимный телефонный звонок от Антонио. Не раскрывая своего инкогнито, коварный дель Педро докладывал, что к публичному дому «Экстаза» направляется убийца Рони Абукасиса, бывшего руководителя вышеупомянутого очага культурного отдыха.
Через два часа после прибытия поезда в Хайфу, доктора Светлану уже допрашивал Дорон Гуревич, бывший сотрудник отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, а ныне сотрудник отдела по расследованию убийств.
Первый же вопрос о том, для чего она прибыла в публичный дом «Экстаза», поверг доктора Светлану в смятение. И в результате этого она дала два взаимоисключающих ответа.
Но Дорон Гуревич быстро выяснил, что супруг доктора Светланы никуда не пропадал, да и вообще жене не изменял. Выяснилось также, что доктор Светлана с Мирьям Абуркаек в одном классе не обучалась.
Далее доктор Светлана сообщила, что в публичный дом она прибыла с целью повышения нравственности его сотрудников.
Нельзя сказать, что это утверждение удовлетворило работников полиции.
Сексуальной оперативнице было предложено перестать валять Ваньку и рассказать всё как было.
Доктор Светлана расплакалась и сказала, что ищет жену доктора Лапши, которая работает в публичном доме «Экстаза» на коллективных вызовах. Быстро выяснилось, что супруга доктора Лапши работает логопедом в офакимской больнице Ворона и пользуется в среде офакимских заик заслуженным уважением.
Терпение Дорона Гуревича стало иссякать, и он прямо спросил, почему доктор Светлана убила Рони Абукасиса.
В ответ, после кратковременного раздумья, сексуальная оперативница запела: «Ветерок метёт снежок».
В памяти центрального полицейского компьютера уголовник с кличкой «Ветерок» обнаружен не был. «Снежком» на блатном жаргоне в Израиле называют героин. К делу доктора Светланы были подключены лучшие силы полиции города Хайфы. В результате этого информация о показаниях доктора Светланы просочилась в криминальные структуры. Через два дня в районе порта было найдено тело торговца наркотиками по кличке Поддувало, который поставлял наркотики клиентам и сотрудникам публичного дома «Экстаза». Ещё через день доктор Светлана, находясь в одиночной камере, получила заказ на убийство Ахмеда Назаретянина, державшего в страхе торговцев живым товаром в районе Тивериадского озера. Перед ней была поставлена дилемма: или кончить Назаретянина, или получить на полную катушку за убийство Абукасиса. Ещё через два дня Назаретянин, до этого ходивший по Тивериадскому озеру аки посуху, был найден утонувшим в своей ванной. Через два часа после его смерти доктор Светлана вернулась в тюрьму из отпуска, проведенного на берегу Тивериадского озера, окруженная мрачного вида поклонниками. Ей был выплачен причитающийся гонорар, после чего был застрелен один из заказчиков убийства Назаретянина. Гонорар был удвоен, а в камеру к доктору Светлане, известной по кличке Бешеный Киллер, был вызван психиатр.
На вопрос о том, слышит ли она голоса, доктор Светлана затянула песню о печальной судьбе замерзающего в степи ямщика. Потом исполнила романс о паре гнедых, запряженных зарею.
— Понимаю, понимаю, — соглашался с ней во всем чем-то напуганный психиатр, — тощих, голодных и грязных на вид.
Лошадиная тематика полностью овладела ею. В течение последней ночи, проведенной в камере хайфской тюрьмы, доктор Светлана пела о тачанке-ростовчанке, у которой все четыре колеса, вновь просила ямщика не гнать лошадей, утверждая, что им некуда больше спешить, жаловалась, что ей попались кони привередливые.
Успокоилась она только под утро, когда машина скорой помощи повезла её в отделение судебно-психиатрической больницы имени Абарбанэля. Там её взял под свою опеку старший медбрат Аюб. Сексуальная оперативница тоже была блондинкой.
Аюб был чуток и внимателен. Тема песен о лошадях его живо интересовала. Он даже пригласил её на концерт хора девочек-бедуиночек, а в антракте, обняв за плечи, отвел в буфет, где угощал вишневым тортом с коньяком.
Её голова, еще не окрепшая от полицейских допросов, кружилась. Она зажигательно смеялась, называла Аюба «мой арабский скакун» и рассказывала хихикающим хористкам, как сама однажды неделю пасла овец в пустыне. После выписки из больницы Аюб любезно вызвался отвезти доктора Светлану в Офаким. По дороге они заскочили к нему домой, где чудно провели три дня. Аюб был неукротим и отпускал её пописать ближе к обеду. Потом она разлила шампанское, и их ягодицы прилипали к дивану. Посадив обнаженную Светлану на стол, голый Аюб читал ей сценарий нового фильма киностудии «Антисар». Она громко хлопала в ладоши и цитировала по памяти шейха Мустафу. Высказывания шейха удивительно напоминали плакаты её детства. Аюб был покорен ею, обещал бросить семью и борьбу за справедливые права народа Палестины и звал её уехать с ним в New Zealand (Новую Зеландию). Она грозила пальчиком и обещала подумать.
Вернувшись в психбольницу, она молча дала Антонио дель Педро бутылку с человеческой кровью, которую, пользуясь своим обаянием, получила в подарок от гематологов больницы Ворона.
Увидев своего пациента с бутылкой крови в руках и блаженной улыбкой на устах, доктор Лапша сделал вид, что не произошло ничего необычного. После развода с женой он стал робок и ещё более миролюбив.
Шапиро дель Педро, вдохновленный как щедрым подарком, так и отношением доктора Лапши к его, Антонио, маленькой человеческой слабости, опубликовал в «Голой правде» рассказ о том, как важна на войне хорошая шутка и как нужна иногда на фронте лучезарная негритянская улыбка.
Во время войны в Анголе, где кубинцы сражались против португальцев и примкнувших к ним неграм, в части, в которой служил Антонио, применялся следующий тактический прием. Ночью, ближе к полуночи, командир громко включал магнитофон и по джунглям разносились похабные анекдоты на негритянском языке. Когда вражеские солдаты начинали смеяться, их белозубые улыбки были видны издалека, и пули доблестных кубинцев разили врага.
Но ратный труд вооруженного магнитофоном подразделения был недолог. Коварный противник бросил в бой опытных ветеранов, зубы которых были уничтожены кариесом, и подразделение, в котором служил Шапиро дель Педро, полностью полегло на поле брани. Спасся только Антонио, который, сжигаемый тайной страстью, в эту ночь ходил в медпункт, в надежде чем-нибудь поживиться. Вернувшись в расположение часта, Шапиро дель Педро впал в запой, который прекратился только после того, как похоронная команда увезла тела его павших товарищей.
После запоя Антонио Шапиро дель Педро выписался из гаванской психбольницы только непосредственно перед отъездом в Израиль, где его, как и остальных репатриантов с острова Свободы, встречали с цветами.
Прочитав рассказы негритянского цикла в рубрике «Наши корни», Пятоев пустился в воспоминания о днях, когда он служил на Кубе. По его мнению, это была замечательная страна. Вполне приличная проститутка, да и вообще любая девушка, охотно соглашалась провести ночь за банку сгущенного молока. Покинуть остров Свободы ему пришлось только повинуясь воинскому долгу, добровольно он этого бы никогда не сделал.
Кац добавил по этому поводу, что всегда любил Пятоева за его пламенный интернационализм и высокие моральные устои.
Гельфенбейн приступил к работе над портретом негра преклонных годов, учащего русский язык в университете имени Патриса Лумумбы. Негр был изображен в университетской столовой с учебником хирургии в руках. Его окружали другие негры. Они были одеты в форму кубинской армии, белозубо улыбались и кричали «горько»! Наряженные в украинские национальные костюмы официантки разносили сало в шоколаде. На заднем плане санитары выносили из туалета носилки. По краям носилок безвольно свешивались ноги раненного Вовы Сынка. Из глубины туалета вслед санитарам плотоядно смотрел мокрый Шапиро дель Педро.
Картина была удостоена поощрительной премии за яркое отображение темы становления украинской государственности. Премию выдающемуся живописцу в торжественной обстановке вручила сама Анечка.
Цикл публикаций, посвященных белозубой негритянской улыбке, появившийся в «Голой правде» под рубрикой «Наши корни», не мог остаться незамеченным. «Черный передел» разразился серией скандальных откликов.
