Алина Кускова - Выйти замуж за 25 дней
– Мама милая! Какая прелесть, – восхитилась Соня этим предметом истинного мещанства.
– Правда нравится? – обрадовалась Одуванчикова. – Хотите, подарю? На долгую память. Может, – она на этом месте всхлипнула, – уже и не свидимся. Так и помрем: вы – в Германии, я – под козлом.
– Не стоит думать о плохом, – приободрила Соня, – нам всем еще жить да жить.
– Разве ж это жизнь! – воскликнула Одуванчикова и указала толстым пальцем на отпечатанный на стандартных листках бумаги текст. Громкий заголовок гласил: «Худеем за 25 дней!» – Ни кусочка лишнего в рот!
Пришлось уговаривать сотрудницу не сводить счеты с жизнью и забрать белоснежную салфетку с выпуклым дном. У Одуванчиковой не всегда получалось то, что она хотела сплести. И на этот раз получилась очень своеобразная салфетка. Если ее хорошенько тряхнуть, она выпячивала свое дно и становилась похожей на шляпу. Но, как решила Соня, дареному коню в салфетки не смотрят. Тем более что Стрелкин в ее душе оставил гнусный отпечаток, из-за чего она не хотела бы иметь с ним никаких дел. Но, раз у него соберутся друзья, так и быть, она зайдет. На минутку, чтобы оценить обстановку. Вдруг, действительно, попадется кто-нибудь порывистый и неожиданный. Время безжалостно прет на ее хрупкую надежду получить заветную печать в паспорт. Да и салфеточка очень даже ничего, все же ручная работа.
– Классная панамка! – обрадовалась Лариса, увидев то, что приготовилась дарить Соня. – Ему в самый раз будет за бабочками гоняться!
Стрелкин так не думал. Он вообще ничего не думал. При виде Ларисы у него начисто отшибло мыслительную способность. Роман вежливо поздоровался с Соней, благодарно напялил салфетку себе на голову и стал увиваться за подругой.
– Это не панамка, – успела лишь сказать вслед удаляющейся в полумрак парочке Соня. – Это ручная работа…
Но им было наплевать. Зато Соне – нет! Какое там, зашла на минутку и оценила обстановку. Оценивать было некого! Хотя нет, в комнате под громыхающую музыку кто-то танцевал. – Соня это почувствовала. Видеть только этого она не могла, потому что не было света. Она вспомнила – когда-то в школьные годы редкие вечеринки, на которых ей приходилось бывать, тоже обязательно проходили в темноте. Но тогда это обстоятельство совсем не огорчало, а даже наоборот, радовало. Что же изменилось с тех пор? Зрение стало хуже? У молодежи, как и у котов, имеется свойство видеть в темноте. У них в это время все, как у котов.
– Мяу, – неожиданно раздалось над Сониным ухом, когда она шагнула в темноту зала. – Вы чья-у?
Началось, с горечью подумала Соня. Может, это Квазимодо какой-то, а может, и нет? Она решила не рисковать, то есть откровенно не грубить.
– Я так, на минутку зашла.
«Останься со мною на несколько минут», – надрывался магнитофон.
Соня сделала пару шагов, чтоб не оставаться с мяукающим созданием неизвестного вида, и остановилась у стены. Она отчетливо представила себе на этом месте диван. Она точно помнила после свидания со Стрелкиным, что здесь должен стоять диван. Соня нащупала рукой мягкую обивку и присела на подлокотник. Он почему-то оказался довольно твердым и костлявым. Ну, да, вспомнила Соня, этот подлокотник такой и есть, в тот раз она больно ударилась об него головой. Соня поерзала, устраиваясь поудобнее, и нащупала рядом еще один такой же костлявый подлокотник. Она пощупала повыше…
– Щекотно, барышня! – захихикал кто-то, и подлокотники затряслись. – Но если вам нравится, можете продолжать…
Глаза Сони, что называется, уже привыкли к темноте и стали различать смутные очертания. Диван действительно стоял на том самом месте, где его запомнила Соня. На диване сидел парень, а на его коленках ерзала Соня.
– Мама милая! Я вас не заметила, – извинилась она. – Тут так темно.
– Да ладно, сидите, чего уж, – согласился парень, – все равно больше сидеть негде.
Соня вспомнила, что диван был в этой комнате единственным сидячим местом.
– Давайте познакомимся, – предложил парень.
– Соня, – выдавила из себя Соня, пристально вглядываясь в подоконник, на котором заметила обнимающуюся парочку.
– Боливар, – представился парень. – Предвосхищая ваш вопрос, отвечу: меня назвали не в честь коня, который не выдержал двоих, а просто так. Маме очень нравилось сочетание Боливар Борисович. Но можете не утруждать себя запоминанием трудно выговариваемых имен и фамилий, зовите меня просто Бэлом.
– Хорошо, Бэл, – согласилась Соня, вглядываясь в сидящих на подоконнике. – Отлично, – обрадовалась она, не узнав в них Ларису с Романом.
– Вы так думаете? Тогда вы – вторая после моей мамы, кому нравится эта белиберда.
Тут кто-то рядом освободил место, и Соня сползла с коленки Бэла, пристроившись рядом. Они завели милую светскую беседу на тему: а скоро ли подадут горячее, и когда можно будет произнести тост за здоровье именинника.
Такая возможность представилась через десять минут, как раз, когда все светские темы были исчерпаны, и осталось лишь поговорить о погоде. Стрелкин прошел через всю комнату и щелкнул выключателем.
– Да будет свет! – радовался он, отдавая команды. – Несите торт!
Из кухни показалась Лариса, держащая огромное блюдо с тортом и свечками. Пока все глядели на нее, Соня посмотрела по сторонам. Так, понятно, праздничного стола нет. Есть фуршет, накрытый на журнальном столике, у которого устроились два жующих гостя хилой комплекции с подозрительно опухшими животами. Рядом с ними был пристроен наконец-то замолчавший магнитофон и валяющиеся диски. Диджеи, догадалась Соня и посмотрела рядом с собой. Мама милая, какой симпатичный парень! Тот самый, у которого она сидела на коленях! Дура, нужно было там и оставаться, какая-то брюнетка теперь не сводит с него глаз.
– Тост, – закричала Соня, пытаясь привлечь к себе внимание, – сейчас нужен тост!
– Я скажу, – вылезла пышной грудью вперед брюнетка. – У меня есть.
То, что у нее есть, никто даже не засомневался.
– Сначала задуем свечи, – оборвала ее Лариса, которая мгновенно уловила ситуацию. – Сделаем это при свидетелях.
Она подошла к Соне с Бэлом, взяла их за руки и притянула к журнальному столу, на котором пристроила именинный торт.
– Классная пара, – сказала она собравшимся, – так подходят друг другу!
Соня засмущалась, а парень усмехнулся. Но его усмешка утонула в восторгах Стрелкина, который ринулся задувать свечи. Делать это он предпочел, крепко сжимая Ларису в объятиях. Та удивленно таращила глаза, но особенно не сопротивлялась. Все четверо задули неподдающиеся с первого задува несколько свечек и потянулись за бокалами.
Соня знала, что много пить ей категорически нельзя. Собираясь на вечеринку, она не успела поужинать. На работе, крутясь в делах, не успела пообедать. А завтракать вообще не входило в ее планы. Так что на голодный желудок ее должно было сильно развезти, тем более что закусить было совершенно нечем. Но в эйфории праздника, а большей частью от того, что симпатичный парень обращает внимание только на нее, Соня забыла обо всем. Как Стрелкин, у которого при виде Ларисы срабатывал условный рефлекс отключки мозгов. Тостов наговорили много. И пышногрудая брюнетка, оказавшаяся дальней родственницей Стрелкина, и Лариса, и Бэл… Потом Соня помнила смутно, кто, что говорил.
– Соня, на работу пора! – будила ее Лариса следующим утром.
– Мама милая, он подумает, что я – анонимный алкоголик! – ужаснулась Соня, очнувшись в Ларисиной постели. Та жила по соседству со Стрелкиным.
– Вряд ли. Вчера он был в таком же состоянии, что и ты. После того, как ты сплясала на столе, он уже плохо соображал.
– Я плясала на журнальном столе?! – ужаснулась Соня.
– И показывала стриптиз, – засмеялась подруга. – Раздевала только почему-то Стрелкина. Кричала «Гип-гоп ура!» и махала его белой панамой.
– Это салфетка, – еле произнесла Соня, прислушиваясь к ноющей головной боли.
Ситуация вышла из-под контроля. Мало того, что она напилась в зюзю, так и ничего не помнила. Творила невесть что и невесть с кем!
– Не волнуйся, он от тебя ни на шаг не отходил, – будто догадалась о мыслях подруги Лариса. – Вы даже о чем-то договорились.
– О чем?!
– Ну, я же не знаю, – развела руками Лариса, хитро прищурившись, – но, возможно, догадываюсь. Вы договорились встретиться!
– Мама милая! А где?
– Вспоминай сама. В сквере? В «Ладушках»?
Соня отрицательно покачала головой.
– А лодочная станция ничего не навевает? – допытывалась подруга.
Лодочная станция навевала грустные воспоминания юности. Тогда Соне было восемнадцать. Мама познакомила ее с приличным мальчиком, поступившим в экономический институт на параллельный курс. У него были обеспеченные родители и заботливая бабушка. Она умела хорошо готовить и печь пирожки. Вот только мальчик ничего не умел. Даже грести веслами. После трех гребков их лодка перевернулась, и Соня чуть не утонула в затхлой воде.
