Владимир Кунин - Кыся
Я вместе с подушкой и одеялом вылетел из подвесной койки прямо за спинку пассажирского сиденья. Что, по всей вероятности, меня и спасло…
Потому что Водила молча, не произнеся ни одного ругательства, ни одного слова, глядя вперед остекленевшими неживыми глазами на омертвевшем лице, — резко рванул наш грузовик назад, отъехал немного, и снова помчался вперед на то, что оставалось от «Тойоты» Алика…
Второго удара я почти не услышал. Меня сразу же бросило головой об какую-то железную конструкцию под креслом и я отключился.
* * *Очнулся я от того, что меня кто-то облизывал.
Я попытался открыть глаза, но это удалось мне только наполовину. Правый глаз почти не открывался. Какая-то узенькая щелочка, а не глаз!.. Опух я так, что справа, наверное, был похож как две капли воды на ту киргизку Шуры Плоткина, которая выдавала себя за китаянку. Дядя у нее еще был уйгуром и жил за Талгарским перевалом…
О, Господи, о чем это я?! Совсем сбрендил… Где я? Кто меня лижет?..
Неожиданно я понял, что валяюсь между двух толщенных собачьих лап, тут же почуял Овчарочий запах и услышал виноватый голос этого полицейского дурака Рэкса:
— Прости меня, браток… Прости, если можешь. Ты был тогда так прав! Так прав… Если бы я тогда поверил тебе! Это все наша глупейшая служебно-национальная ограниченность — приказы, запреты, инструкции!.. И потом, на этой работе так черствеешь… Майн Готт! Если бы я тебе тогда поверил, Кыся!..
— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — слабым голосом спросил я, даже не вспомнив свое настоящее имя.
Я попытался приподняться. Голова у меня раскалывалась, ноги не держали.
Рэкс мягко взял меня зубами за шкирку и помог мне встать на ноги. Он еще пару раз лизнул мой распухший правый глаз и ответил:
— Так тебя Твой называл. Только и твердил — «Кыся… Кыся!..» Я и подумал, что «Кыся» — это ты.
— Где он? — моментально пришел я в себя.
Рэкс поначалу замялся, а потом скорбно произнес:
— Знаешь, Кыся, у нас в Германми не принято скрывать что-либо от близких… Думаю, что он уже умер.
— Где он?! — заорал я и впервые оглянулся вокруг себя.
Огромный участок автобана и прилегающей к нему обочины был оцеплен бело-красной пластмассовой лентой и освещен десятками автомобильных фар и какими-то специальными фонарями.
В воздухе стоял плотный кокаиновый запах.
У голландского рефрижератора была разбита вся задняя стенка так, что виднелись все потроха до передней стены фургона.
Наш «Вольво» уже оттащили назад. Кабины практически не было! Крыша встала дыбом, обтекатель валялся на проезжей части. Передние колеса сместились куда-то под центр нашего тягача…
Я бросился к сплюснутой кабине, но Водилы там, слава Богу, не было!.. И тут между ни в чем не повинным голландским страдальцем и нашим грузовиком я увидел то, что еще совсем недавно было симпатичным микроавтобусом «Тойота» с живым двадцатидевятилетним Человеком за рулем — неглупьм и смелым, жестоким и страшным, с таким привычным и детским именем Алик, который за свою короткую жизнь успел повоевать в Афганистане и Карабахе, вывезти свою маму в эмиграцию и продолжать здесь «свою собственную войну» — за свою и мамину сытую жизнь, продолжая убивать, убивать и убивать. Потому что ничему другому его не успели научить…
Когда я увидел, что от него осталось — меня вырвало. Так это было страшно и отвратительно.
Запах бензина и крови, машинного масла и кала, обгоревшего человеческого мяса и кокаина — вывернул меня наизнанку! Затяжной и мучительный приступ рвоты сотрясал мое тело, а в голове билась одна только мысль Водила не может умереть! Водила жив… Рэкс явно что-то путает! Я же ЧУВСТВУЮ ВОДИЛУ ЖИВЫМ! Мне кажется, что я даже СЛЫШУ ЕГО!..
Две машины, вроде нашей «Скорой помощи», только выше и больше, с распахнутыми задними дверями, находились в центре оцепления, и молодые парни — не в белых халатах, как у нас, а в оранжевых комбинезонах со сверкающими серебряными полосами на рукавах — делали свою докторскую работу…
Откашливаясь и отхаркиваясь, я помчался к тем паренькам в оранжевых комбинезонах. И увидел своего Водилу…
Он неподвижно лежал на носилках с закрытыми глазами, был совершенно белого цвета, если не считать почерневших следов засохшей крови из простреленного уха и вспухший, посиневший лоб.
На рот Водилы была наложена какая-то штука с трубками и проводами. Трубки шли к прозрачному насосу, а провода к приборами. Один паренек следил за насосом и приборами, второй держал на весу прозрачный мешочек, откуда по другой трубке в руку Водилы капала жидкость.
Третий парень в оранжевом комбинезоне слушал Водилино сердце, а четвертый разговаривал по телефону без шнура, но с маленькой антенной. И кому-то куда-то говорил:
— Давайте геликоптер! (Оказалось, что это вертолет, который я тысячи раз видел по телевизору). Прострелена брюшная полость — возможно внутреннее кровотечение. Правда, пуля прошла по касательной… Под курткой был кусок толстого электрического кабеля. Да… Наверное, он изменил направление входа пули. Хуже другое — ушиб лобных долей головного мозга и… Скорее всего, переломы верхнего грудного отдела позвоночника. Рефлексы отсутствуют…. Кто-нибудь из вашего персонала знает русский язык? На всякий случай… Да? Отлично! Ждем ваш геликоптер…
Я почти ни черта не понял из того, что говорил этот молоденький оранжевый доктор. Не потому, что он говорил по-немецки, мне лично на это наплевать, повторяю в который раз — у нас, у животных, языкового барьера не существует. Просто я ни хрена не смыслю в медицине на любом языке! Я знаю одно — раз болит, значит, нужно как можно терпеливее и тщательней зализать это место.
А вот то, что Водила ЖИВ, теперь для меня не было никаких сомнений. Несмотря на то, что он выглядел мертвее мертвого!
Ну, во-первых, мертвому вертолет вызывать не стали бы. А «отсутствие рефлексов» — еще далеко не конец! Про рефлексы я знал от Шуры Плоткина. И про «условные», и про «безусловные». Я не очень хорошо помню, в чем там дело, но к сожалению, точно знаю, что когда рефлексов нет — хуже быть не может. Хотя, повторяю, это еще совсем не конец!
А потом, я же сам СЛЫШУ, что Водила ЖИВ! Он только не в силах подать мне внятный сигнал. Еще бы! Вон, как он лбом треснулся… Я же ЧУВСТВУЮ, как он даже что-то хочет сказать мне, и не может выговорить, бедненький.
Я прошмыгнул под проводами и трубками и стал быстро зализывать большую синюю опухоль на лбу Водилы.
— Откуда кошка?! — вдруг заорал один из оранжевых, а второй схватил меня за загривок и отбросил в сторону.
В этот момент Рэкс кинулся на моего обидчика с таким рычанием, что если этот тип и обмочился от страху, то мы этого не видели только потому, что комбинезон был из плотной ткани!
Хорошо еще, что шеф Рэкса успел оттащить его в сторонку и, кивнув на лежащего Водилу, сказал:
— Это его кот. Он с ним ездил. Не отгоняйте его…
— Да вы с ума сошли!.. — возмутился оранжевый с телефоном без шнура.
В это мгновение я увидел, как у Водилы дрогнули пальцы на левой руке, и снова бросился зализывать ему лоб.
— Не отгоняйте кота. Пусть он пока будет с ним, — настойчиво повторил полицейский водитель Рэкса. — Этот русский должен остаться живым. Трупов у нас и без него хватает…
* * *В вертолет меня брать не хотели. Пока отчаявшиеся уже было оранжевые доктора, не заметили одного странного явления: как только меня оттаскивали от Водилы, так сразу же у него начинало падать давление крови!
Что бы они ни делали, как бы ни хлопотали — давление падает, и все тут! Вот-вот кончится мой Водила…
Но как только пальцы Водилы, казалось бы, безжизненно касались моей спины, головы, уха, хвоста, лапы, — неважно чего, так сразу же давление Водилы приходило в норму без всяких врачебных и лекарственных усилий.
Старший из оранжевой врачебной группы во всеуслышанье заявил, что если бы он сам не наблюдал этого феноменального явления собственными глазами, а только услышал от кого-нибудь, то посчитал бы подобный рассказ беззастенчивой ложью или бредом душевнобольного. Но так как времени на жизнь пациента (то есть, моего Водилы) уже почти не осталось, он как врач не имеет права пренебрегать даже таким фантастическим явлением!
Раз прикосновение к коту стабилизирует давление и пока достаточно успешно удерживает пациента на этом свете, хотя по всем показателям ему уже полчаса, как полагается быть совсем на другом, — пусть будет кот! Каким бы идиотизмом это ни казалось со стороны.
* * *Это случайное наблюдение на ближайшее время решило мою судьбу. Думаю, что судьбу моего Водилы тоже.
Я был втиснут под носилочный ремень вплотную к Водиле так, чтобы пальцы его левой руки постоянно касались моего тела. Вместе с кучей проводов и трубок нас погрузили в вертолет, а там уже, внутри, подключили к каким-то новым аппаратам и новым проводам.
