Юрий Коваль - Суер-Выер. Пергамент
– Дуб? – переспросил Пахомыч. – Я – дуб? А вы тряхните рукавом, и желательно на лоцмана.
– Не стану я тресть, чего ради?!
– Ради усов, которые в рукаве прячутся!
– Да нету там никаких усов.
– Ага! Сдрейфил! Подайте ему НЕВОЗМОЖНОЕ! Ишь какой обормот! Тряси рукавом, показывай свои усы, бестолочь!
– Это я-то трус? Да пожалуйста! Где ваш лоцман?
И тут сидящий на мраморе взмахнул руками, и на лоцмана посыпались самые невероятные предметы, ну во-первых:
куриные косточки,
а во-вторых: таблетки от алкоголизма,
КНОПКИ, КОЛГОТКИ, КЛИЗМЫ,
розетки, зажигалки, резеда, мастихин, мормышка, штопор-открывалка,
папка, две кисточки и к ним акварель. Но надо твёрдо отметить, что усов среди всего этого никаким образом не было. Была какая-то штука, которую мы попервоначалу приняли было за усы, но это дказалась волосяная хреновника для бритья.
– Ну что скажете? – воскликнул Ложноусый. – Где же усы? Ха!
– Я не знаю, где вы прячете усы, – угрюмо сказал старпом, – но что вы скажете на это, гражданин хороший?
И старпом предъявил Врядлиусому золотой медальон, который юнга сдал ему на хранение.
Глава LXXV. Как было подано невозможное
– Что это? Что это? Что это? – побледнел Псевдобезусый. – Откуда? Откуда?
– Ага! Припёрли к стенке! – воскликнул старпом. – Вот от чего ты скрываешься, паскуда! От уплаты алиментов! А вот и сынишка, которого ты бросил, а я подобрал. Пою, кормлю и воспитываю! Вот тебе НЕВОЗМОЖНОЕ прямо в харю!
И старпомыч выпятил юнгу из нашей среды под нос мраморному камню.
Надо сказать, что мы никак не ожидали, что Пахомыч расхамится до такой степени. Но, видно, этот остров подействовал ему на нервы, как и всем нам. Мы не стали спорить, кто кого кормит и воспитывает, а просто наблюдали за продолжением действия. Впрочем, для наблюдений особой пищи не было.
– Папа! – шепнул юнга.
– Сынок, – прослезился Усопятый. – Как там мама?
– Сам не знаю.
– Неужели всё так же сидит?
– Сидит, а чего ей ещё делать?
– Вот и я сижу. А ты?
– Чего я?
– Сидишь или нет?
– Редко. Я вон плаваю.
– Конечно, это лучше, чем сидеть.
– А ведь многие кто где сидит.
– Ничего, сидят, терпят.
– Вот и мама сидит.
– Отойдём в сторону, – сказал Суер-Выер, – не будем мешать. В душе у них происходит больше, чем на словах.
– Но на словах тоже кое-что произошло, – упрямился старпом. – Пусть алименты гонит! Ничего не даёт на сына с самого рождения. Зачал – и пропал в тумане.
– Да что вы, старпом, – сказал капитан. – Что он даст? Он-то не может подать, сколько НЕ может. Болтовня ведь одна.
К этому моменту у юнги с папашей нарос уже в душе большой ком идей, чувств и мыслей.
– Сэр! – обратился к капитану Антибезусый. – Подайте же мне столько, сколько НЕ можете. Возьмите меня на корабль.
– Я? На корабль? На какой?
– На «Лавра Георгиевича».
– И вы считаете, что я этого НЕ могу? – засмеялся капитан. – Это я как раз МОГУ.
– Сэр, я тоже прошу, – потупился юнга. – Нам жалко расставаться.
– А вы оставайтесь на острове, – предложил Суер. – Здесь неплохо… мрамор… сдержанные субтропики.
– Да ведь я и к вам как к родным привязался.
– Я бы взял вашего папашу, – строго сказал капитан, – да боюсь, что боцман Чугайло каждое утро будет подавать ему столько, сколько НЕ может! Он у нас умеет превзойти самого себя.
– Сэр!
– Вот вам рубль, юнга. У вас, как известно, нет ни гроша. Берите этот рубль и выполните просьбу нищего. Подайте, сколько НЕ можете.
Юнга поклонился, принял рубль и передал отцу. Лжеусый печально подкинул монету в небо, поймал, поглядел и протянул старпому.
– Орёл! – сказал он. – Алименты. Купите мальчику фруктов.
Глава LXXVI. Явление природы
– Круговорот рубля в природе, – продолжал сэр Суер-Выер, когда мы возвращались на «Лавра» в нашей старой многоосмолённой шлюпке. – Можно было сразу отдать рубль старпому.
– Я не возражаю, – сказал Пахомыч. – Можете сразу отдавать мне свои рубли. Приму. Как должное.
– Рубль рублём, – сказал я, – но в процессе его продвижения мы увидели много разных редкостей: юнга – папу, мы – человека с приметой под носом. Сын подал отцу, а это исключительный случай, и в заключение совершеннейшее чудо: старпом принял рубль от нищего.
– На фрукты, – поправил старпом. – Лично мне этот рубль не нужен. Придём в Сингапур, куплю бананов, ананасов, манго…
– Да бросьте вы Сингапура ждать, – сказал сэр Суер-Выер, – купите у меня яблоко.
– Ну вы, кэп, вообще, – хмыкнул Пахомыч. – Желаете вернуть рубль на место?
– Но взамен достаю из кармана, – сказал капитан и вытащил яблоко.
– Антоновка! – воскликнул старпом. – Ух, какая налитая! Стоит рубля! По рукам! – Они ударили по рукам, и старпом протянул юнге яблоко.
– Ешь, дитё! – сказал он.
– Дурь, – фыркнул Кацман. – Я высказываю догадку насчёт усов, способных заполонить земной шар, а они всё сводят к рублю и яблоку.
– Догадка ваша гениальна, – согласился Суер, – но, к счастью, они его пока ещё не заполонили, и мы можем вернуться к яблоку, с которого многое, поверьте, началось.
Шлюпка приближалась к «Лавру». Юнга надкусил яблоко.
А в небе тем временем началось явление, которое можно записать так:
Твердо
Есть
Мыслете
Наш
Ын
Йорк
Како
Рцы
Есть
Покой
Добро
Есть
Шар
Иже
Наш
Наш
Он
Червь
Иже
Он
Како
Уголь
Твердо
Аз
Люди
Живот
Иван
Добро
Како
Он
Есть
Твердо
Есть
Люди
Он
Он
Како
Есть
Аз
Наш
Аз
Во всяком случае, вполне логично закончить вторую часть книги точно так, как началась первая: ТЕМНЫЙ КРЕПДЕШИН НОЧИ ОКУТАЛ ЖИДКОЕ ТЕЛО ОКЕАНА.
Часть третья. Бизань
Глава LXXVII. Мадам Френкель
Только мадам Френкель не выбила зорю. Она плотнее закуталась в своё одеяло.
– Это становится навязчивым, – недовольно шепнул мне наш капитан сэр Суер-Выер.
– А чем ей, собственно, ещё заниматься? – сказал я. – Делать-то больше нечего.
– Могла бы вязать, – предложил Кацман, – или штопать матросам носки, всё-таки хоть какой-то смысл жизни.
– Штопать носки! – воскликнул Суер. – Да кто же согласится на такой смысл жизни?!?!
– Есть люди… штопают, – задумался Пахомыч, вспоминая, видно, родное Подмосковье. – Штопают и шьют… но, конечно, не на такой разболтанный экипаж! – И Пахомыч в сердцах грохнул кулаком по крюйт-камере.
– Чего она тогда вообще с нами увязалась? – сказал Кацман. – Куталась бы на берегу!
– На берегу многие кутаются, – сказал я. – На берегу кутаться не так интересно. Другое дело – океан, «ЛАВР», свобода! Здесь всё приобретает особый звук, значение, прелесть! На берегу на неё и вниманья никто бы не обратил, а здесь мы каждое утро прислушиваемся: как там наша мадам, кутается ли она в своё одеяло?
– Я вообще-то не собирался прислушиваться ко всяким таким делам, – поморщился Суер, – и вообще не хотел брать её в плаванье. Мне её навязали, – и капитан нелицеприятно посмотрел мимо меня куда-то в просторы.
– Вы смотрите в просторы, капитан, – сказал я, – но именно просторы подчёркивают всю прелесть этого бытового и тёплого смысла жизни. Огромная хладная мгла – и маленькое клетчатое одеяло. Я её навязал, но навязал со смыслом.
– И всё-таки, – сказал Суер-Выер, – мадам – не очень нужный персонаж на борту. На острове Уникорн она, конечно, сыграла свою роль, а в остальном…
– Я не согласен с вами, сэр, – пришлось возразить мне. – Она сыграла свою роль, когда впервые закуталась в своё одеяло. Впрочем, если хотите, выкиньте её вместе с одеялом.
– Такой поступок не слишком вяжется с моим образом, – поморщился капитан. – Я и ложного-то Хренова выкидывал, скрипя сердцем. Не могу-с.
– А я вам помогу, – предложил я, – и просто вычеркну её из пергамента.
– Не надо, – покачал головой старпом. – Пускай себе кутается. Кроме того, она и носки мне штопала пару раз. А вам, лоцман?
– Да что там она штопала! – возмущённо воскликнул лоцман. – Подумаешь! Всего один носок! И то он на другой день снова лопнул!
– Лопнул?
– Ну да, кэп, – заныл лоцман. – У всех рвутся, а у меня лопаются.
– Заклеивать их никто не обязан, – сказал капитан. – Но если у всех рвётся, а у вас лопается, то и мадам имеет право на собственный глагол.
И мадам, надо сказать, Френкель сей же секунд не преминула воспользоваться своим глаголом, то есть ещё плотнее закутаться в своё одеяло.
Глава LXXVIII. Остров особых веселий
Остров, к которому мы подошли поздним июльским вечером, показался нам уже открытым.
– Какой-то у него слишком уже открытый вид, – раздумывал Кацман, – сильно на Валерьян Борисычей смахивает. К тому же и долгота, и широта совпадают, а вот воркута…
