Николай Ватанов - Метелица
Сведения эти мы добыли из последующей беседы хозяевами.
— Так что, господа, Бога нам гневить нечего, — вяло, избалованный общим вниманием, говорил Иван Филиппович. — Живем, хлеб жуем, все работаем и приобретаем!
— Папка! — из соседней комнаты капризным тоном отозвалась Лена. — Почему теливизор не играет?! Наверно ты его опять крутил?
Становилось скучновато. Толя оглянулся и, воспользовавшись, что вышли все родственники, небрежно заметил:
— Все, я вижу, у вас, Иван Филиппович, уже имеется: и дом и часы и пенкосниматели новейшие, одного не хватает — автомобильки! — Хотя бы поганенькой!
При этих словах хозяин наш заметно оживился:
— Автомобильки! — сердито фыркнул он. — Мы, молодой человек, приобрели не автомобильку, а 8-ми цилиндровый Бюик 54-го года!
— Ах так! Но чтож его нигде не видно?
— В гостиной не держим, — сухо отвечал Иван Филиппович.
— Бюики тяжеловаты, не угонисты, — не отставал Толя.
— Бюики не угонисты?! — засверкал глазами Иван Филиппович. — Да я на моем Бюике всякую шваль вроде вашего Шевроле…
Тут в комнату вернулась Арина Алексеевна, и Иван Филиппович на полслове оборвал, продолжая, однако, сердито фыркать.
— Вот оно, где собака зарыта! — на обратном пути решил Толя. — И сумасшедший дом и прочие любопытные вещи. Только при жене у него ничего не выпытаешь!
— Да и нехорошо, возможно. Все же бывший больной…
— Знаете что, — не слушая моих возражений, предложил Толя. — Давайте в следующее воскресение выманим Ивана Филипповича из дома и где-нибудь в тиши порасспросим. С научной целью конечно, — серьезно добавил юноша.
IIВ следующее воскресение сидели мы вчетвером (к нашей компании прибился господин Расчетов) в садике, что позади русской лавочки, кушали домашнюю простоквашу и любовались видом на взморье. В беседе, между прочим, выяснилось, что Иван Филиппович верит в перевоплощение душ.
— Когда я был вождем индейцев, — повествовал Иван Филиппович, — мои воины загнали сюда стадо бизонов. Окруженные со всех сторон, и не видя возможности прорваться, животные кинулись с кручи и все разбились. Наверно еще и сейчас можно найти много костей.
Толя привстал со стула и глянул вниз.
— Бизоновых костей не видно, — сообщил он и подмигнул мне. — Наверно они в течении веков трансформировались в пустые консервные банки.
Иван Филиппович подмигивание заметил и огорчился.
— Напрасно, молодой человек, смеетесь, — с горечью в голосе проговорил он. — Разве я выгляжу сумасшедшим?
Мы дружно запротестовали:
— Совершенно нет, напротив, — сказал я.
Господин Расчетов пошел еще дальше:
— Что вы, Иван Филиппович, упаси Господа, — уверял он. — Вы поправились. Очень, очень красиво выглядите!
Толя, желая направить разговор по желательному руслу, нас перебил:
— Господа мы отвлеклись, — значительно произнес он. — Итак, Иван Филиппович, как вы начали уже рассказывать, в один прекрасный день вы с Леной направились к автомобильному дилеру с целью…
Иван Филиппович провел рукой по густой еще щетине подстриженных под ежик волос, напряг мускулы лица, внушительно крякнул. На нас вдруг повеяло чем-то монолитным, бронзовым. Вроде как на мгновение мелькнул солнечный лик городового добрых старых времен. Мы притихли…
— …С целью, конечно, молодой человек, приобрести себе машину, — медленно произнес он. — Что же это такое, — рыдала Лена. — Мышкины давно ездят, князья Позаревские, Елагины, даже идиоты Бруки и те… Только мы, как зачумленные, по парквеям пешком шалаемся. Завтра в школу не пойду. Будет!
— Подожди. Вечером может соберемся, — сказал я. — Не говори матери и перестань плакать. И действительно вечером завернули мы к дилеру на большой дороге. Там прожектора, разноцветные флажки словно на карнавале, и ряды машин. Лена, не долго раздумывая, подошла к правофланговой машине и говорит уверенно:
— Вот эта серенькая мышка будет наша!
Признаться я оторопел немного:
— Подожди, говорю, почему именно эта серая мышка, а не та лиловая крыска?!
— Ах, папа, ты ничего не понимаешь, — рассердилась Лена. — Это Шевроле, в прекрасном состоянии. Посмотри получше!
Смотрю: колеса, фонари, крылья, все на месте. Блестит и серое.
— Может она тысячи стоит, — не уступаю еще я. — Надо спросить.
Тут уже нас заметили и к нам в развалку подходит испанского вида молодой субъект, улыбается.
— Халло, господа, — говорит. — Я вижу, что мисс снимает толк в машинах. Эту Шевроле наша фирма, собственно говоря, не намерена продавать. По причине исключительного качества.
— О, мистер, — зарделась Лена. — Она мне так понравилась!
— Только для вас, милейшая леди. Мой компаньон будет на меня сердит, — уверяет испанец. — Угодно господам, попробовать машину на ходу?!
— Спроси сколько стоит, — шепчу я Лене.
Оказывается четыреста долларов со всеми потрохами! Я быстро соображаю: даром! У нас в Пятигорске зa эти деньги наверно примуса не купишь! Для вида однако торгуюсь:
— Скажи, что больше трехсот не дадим! — шепчу дочери.
Но та махнула рукой и уже лезет в кабину. Субъект сел за руль и мы покатили. И приехали мы с серенькой мышкой прямо к нам во двор!
Утром машину обнаружила Арина Алексеевна, опрашивает:
— Кто это у нас свою машину оставил?!
— Это наша машина, — отвечает Лена. — Правда, мамочка, прелесть!
Арина Алексеевна, однако, с этим не согласна:
— Что за дура петая! — говорит она с возмущением. — Немедленно доставляйте машину обратно. У нас и денег нету и управлять некому!
Тут я выступаю на передний план и говорю:
— За машину уже уплачено, обратно не пойдет. Что же касается управления, то не беспокойся. Вначале шоферить научусь я, а там Лена подрастет и Николай вернется из армии.
— Ты?! — презрительно сказала Арина Алексеевна. — Не забудь, что тебе уже стукнуло пол столетия! В такие почтенные годы прямой путь в телеграфный столб!
— Не спеши, говорю, мать, вокруг столба объедем! И ты,. Арина Алексеевна, вторую четверть столетия докушиваешь. Гордиться нечем!
Лена видя, что разговор уклонился в сторону, на всякий случай начала плакать и абстрактно причитать:
— Всегда они, проклятые, так! Сбегу из дома с негром, и все!
Иван Филиппович тяжело засопел и остановился. Почувствовалось, что повествование докатилось до какого-то рубежа, так сказать — станции. Толя, внимательно посмотрел на учителя и решив, что простоквашей уже не двинешь поезда на подъем, отлучился и вскоре вернулся с бутылкой Кагора и бокалами.
— Сейчас со льда, — сообщил он, наливая янтарную жидкость.
Мы отведали, одобрили и многозначительно замолчали. Молодому же человеку не терпелось:
— И что же, скоро вы получили право на езду? — спросил он.
— Двенадцать раз, — тихо отвечал Иван Филиппович.
— Что?! — поперхнулся юноша. — Как вы сказали?
— Двенадцать раз я держал испытание, на тринадцатый — преодолел!
Нам стало неловко и мы отвели взоры от преодолевшего.
— Бедняжка, что вы пережили! — наконец нашел господин Расчетов слова участия. — Вы просто герой!
— Да, я герой! — без ложной скромности подтвердил Иван Филиппович. — Простите, господа, я буду дальше краток. Слишком тяжело! Это испытание напоминает мне то время, когда я был проконсулом в северной Галлии и мне пришлось …
Толя решил не допускать больше никаких исторических воспоминаний, и потому решительно вмешался:
— Насчет вашего проконсульства, Иван Филиппович, мы готовы слушать до бесконечности. Преинтересная тема на следующее воскресение. Сейчас же разрешите вам задать несколько вопросов по существу. Вам не везло или вы оказались не столь способным?
Иван Филиппович недовольно посмотрел на неучтенного юношу, но к нашему удивлению легко смирился.
— Автомобильные мои способности средние, — скачал он. — Не везло же мне исключительно. На первом экзамене я с размаха въехал в задок чей-то подвернувшейся машины. Полицейский инспектор, который производил испытание, молча вылез, молча обошел вокруг сцепившихся машин, потом сам сел за руль и мы благополучно прибыли к месту старта. Затем я стал щелкать испытания как орехи. Второе, пятое, седьмое… Каждый раз почтой получалась бумага с указанием количества отрицательных баллов. Прошло пол года и положение стало невыносимым. Я потерял 12 фунтов живого веса, перестал спать, ночью мне часто являлся тот же кошмар в виде обнаженного, извините, ниже пупка полицейского инспектора с советской государственной эмблемой в зубах. Арина Алексеевна, вместо того чтобы меня поддержать, вдохнуть волю к победе, своими репликами меня принижала.
— На твоем месте, говорила она, — я бы честно призналась, что я бревно и бросила всю канитель. Добром это не кончится!
