Михаил Козырев - Пятое приключение Гулливера
Первый министр ничего не мог возразить и прислал мне учителя, с помощью которого я быстро усвоил язык страны и скоро мог без посторонней помощи выполнять должность королевского рассказчика.
Прежде всего я рассказал императору обо всех своих путешествиях, немало насмешив его похождениями в стране Бробдингнег, причем король заметил, что точно так же должен себя чувствовать человек в моем положении, попавший в общество людей, принадлежащих к высшей нации. Я поспешил согласиться, хотя только впоследствии понял истинный смысл этих слов. Понравился ему также летающий остров, хотя в его существование, несмотря на все мои клятвы, император не поверил, склоняясь к аллегорическому объяснению. Но на всякий случай он очень подробно выспрашивал, где находятся обе эти заинтересовавшие его страны, и вызвав военного министра, приказал тому разработать проект экспедиции и представить точную смету расходов и количества войск, необходимых для их завоевания.
О путешествии в страну гуигнгнмов я предпочел не рассказывать, зная по опыту, что жестокая правда, которую я узнал в этой стране, неприятна всем людям, а в особенности королям.
Исчерпав эти темы, я поневоле принужден был прибегнуть к заимствованиям. Как мог передал я содержание бессмертного творения Рабле, «Золотого осла» Апулея, «Сатирикон» Петрония, остроумнейшие из новелл Декамерона, причем рассказ о том, как монах боролся с дьяволом, повергая его в преисподнюю, король заставил повторить три раза, некоторые из сказок Маргариты, королевы Наваррской и превосходнейшие из «Фацетий» Браччолини.
Наибольшим успехом у короля пользовались, однако, скабрезные анекдоты и сценки, из которых он в особенности предпочитал анонимные французские сочинения, печатавшиеся в Амстердаме без обозначения имен издателя и типографщика. Любил он также описания путешествий и кораблекрушений, прослушал с огромным вниманием историю Робинзона Крузо, но в особенности интересовали его описания различных казней и пыток, применяемых европейскими и азиатскими государями. Однажды, когда рассказ мой был посвящен этому предмету, государь пригласил длинноносого судью и, как я узнал впоследствии, рас сказы мои послужили поводом, для обогащения законодательства страны самыми утонченными из этих наказаний. Сведениями политического характера государь не интересовался, хотя анекдоты из жизни европейских властителей выслушивал весьма охотно.
Королеве нравились любовные приключения, особенно те, героини которых обманывают старых мужей. Слушая их, она краснела и вздыхала, и так как я, как и все рассказчики, имел обыкновение выдавать себя за героя этих приключений, она стала изредка взглядывать на меня задумчивыми глазами. Понятно, что я не оставался в долгу, и если бы не память о жене и детях, оставленных в Ньюарке, у нас мог бы начаться роман. И, пожалуй, пусть не укоряют меня суровые мои соотечественники, я не прочь был бы завести более близкие отношения со своей повелительницей, если бы меня не страшили изменения, введенные после моего прибытия в уголовный кодекс империи.
Единственным моим развлечением в остальное время было созерцание из окон дворца многочисленных просителей, стоявших на площади, понурив головы, в ожидании королевской милости. Мне посчастливилось даже увидеть в действии мою гильотину, чем я был особенно доволен, памятуя, что рано или поздно мне придется иметь с ней дело, и боясь второй раз опозорить себя неумелым с ней обращением.
Я попросил было книг из дворцовой библиотеки, но квартирмейстер даже не понял моей просьбы: чтение, очевидно, не было в обычае при дворе. Единственной книгой, с которой я познакомился в это время, был краткий учебник грамматики: там мое любопытство могла удовлетворить только заключительная статья в довольно-таки напыщенном стиле, дававшая сведения о стране, в которой я очутился. Я узнал из этой книги, что нахожусь в Юбераллии, лучшей из стран мира, населенной высшей из всех существующих наций, принадлежность к которой только и дает право на звание человека, так как все другие нации являются разновидностью обезьян.
К высшей расе принадлежит далеко не все население Юбераллии, а лишь те лица, которые сохранили чистоту своей крови, не смешиваясь с другими народами. Им принадлежит вся власть, почет и богатство, они составляют высшее сословие государства.
Юбераллия называется лучшей из стран мира, потому что только в ней существует мудрое правление, обеспечивающее полное благополучие подданных, их свободу и безопасность, так как только она находится под скипетром его величества императора, которого дал юбералльцам сам господь Бог, почивший по-еле этого от дел творения и больше ничего не предпринимающий вновь.
В таком же стиле говорилось дальше, что император дал юбералльцам во владение ту страну, которую они сейчас населяют, со всеми реками, морями, лесами, озерами и полями, птицами в воздухе, рыбами в воде, зверями в лесах, стадами на лугах и злаками на полях, построил города и села и до сих пор охраняет, питает и одевает их, чтобы они ни в чем не чувствовали недостатка.
Все эти сведения не подтверждались ни примерами, ни рассуждениями, так что мне, зараженному свойственным нашему веку скептицизмом, эта книга ничего дать не могла. Да и как я, сталкиваясь ежедневно с императором, мог поверить тому, что этот хитрый, жестокий и похотливый старик, большой любитель скабрезных анекдотов, казней и пыток, был чем-то вроде полубога, если не представителем самого Творца на земле юбералльцев.
Каков же тогда по их понятиям сам Творец?
Порывшись в грамматике, я нашел и некоторые сведения о религии юбералльцев и должен довести до сведения англиканских миссионеров и святого папского престола, что здесь для них найдется непочатый край работы. Свет христовой веры еще не просветил эту отдаленную страну: признавая единого Бога-творца, они рядом с ним признают и других богов, олицетворяющих силы природы. Обитают эти боги в особом, подобном древнему Олимпу, жилище, ведут войны, ходят на охоту, ловят рыбу, устраивают пиры, попойки и драки, словом, пользуются теми же благами, что и люди, хотя и в удесятеренном размере. Одного из земных благ недостает им — мудрого управления императора. Отец богов представил это преимущество только высшей расе, населяющей Юбераллию, почему боги завидуют юбералльцам и вечно стараются подстроить им какую-нибудь пакость.
Насколько я мог понять, император склонен был самого себя считать выше всех богов и равным только создателю и властелину вселенной. Такого же мнения придерживались о его особе и придворные, и знать, посещавшая дворец: они нередко называли императора Спасителем, как мы называем Иисуса Христа.
Один престарелый герцог, от которого я первый раз услышал этот титул, с необычной при дворе искренностью и волнением сказал мне:
— Я старый человек, много помню и скажу: если бы не император, не знаю, где бы мы теперь были.
И, сделав весьма красноречивый жест вокруг шеи, добавил:
— Он спас мир, раздавив главу Змия. Он одолел Диавола, и тот лижет теперь его ноги.
О каком дьяволе шла речь, я не понял, но если уж идти на догадки, то самой достоверной была бы та, что Дьявол после победы над ним воплотился во всех этих герцогов, графов, лордов, банкиров и промышленников, которые в буквальном смысле слова лизали ноги императору: такого раболепства и низкопоклонничества, какое царствовало во дворце, по крайней мере в часы официальных приемов и торжественных обедов, я не видел нигде, исключая, правда, Тральрегдаб[4].
Когда я высказал эту догадку первому министру, он нашел ее остроумной, но объяснил, что под дьяволом следует разуметь нечто другое — а именно: наклонность к мудрствованиям и неверие в авторитет. Я понял эти слова как дружеское замечание и впредь воздерживался от высказывания неуместных догадок и предположений.
Глава пятая
Продолжение знакомства со страной. Голос крови взамен законов и совесть вместо полиции. Преданность населения правителям. Единомыслие, господствующее в стране. Восхищение Гулливера порядками Юбераллии. Пример всемогущества императора. Размеры страны. Император снимает караул с комнаты Гулливера.
Не оставив мысли поближе познакомиться со страной, в которой по воле судеб предстояло мне пробыть неопределенно долгое время, я, не имея других источников, принужден был в дальнейшем собирать сведения от случая к случаю, пользуясь словоохотливостью придворных или посетителей дворца, которые удостаивали меня своим вниманием. Я подробно записывал эти беседы, но считаю излишним приводить их здесь в полном виде и ограничусь лишь кратким и по возможности связным их изложением.
Прежде всего я узнал из этих бесед, что не простое самомнение правителей дало Юбераллии название лучшей из стран мира: здесь было осуществлено все лучшее из мечтаний поэтов, законодателей и философов всех стран и народов. Божественный Платон[5], если бы он мог увидеть Юбераллию, никогда не написал бы своего трактата о государстве, а мой соотечественник Томас Мор[6] не пожелал бы жить в измышленной им «Утопии»: всякое воображение блекло перед действительностью лучшей из стран мира.
