Антонина Глушко - Как я как бы забеременела (сборник)
– Так вот… сидим это мы культурненько, и тут, значит, неожиданно перед нами появляется вот такой кабанюка, – плешивый развёл в стороны руки, показывая какой. – И говорит нам…
Но что сказал охотникам кабан, слушатели так и не узнали. На больничном крыльце появился участковый, и толпа качнулась в его сторону.
– Мужики! – выкрикнул тот голосом, словно собрался махнуть речь перед толпой, призывая её голосовать за Жириновского, который два года назад приезжал к ним и на центральной площади весело раздавал собравшемуся народу карамельки, доставая их из бумажного кулька. – Мужики! – повторил участковый уже более нормальным голосом…
– Ликсеич, не томи. Говори, кто такой чужак и живой ли, али как? – выкрикнул Матвей Лукич на правах главного по обнаружению неизвестного.
– Значит, так. Твой найдёныш, Лукич, пока живой, – пояснил Владимир Алексеевич. – Кто он, откуда появился в наших краях, и для чего – ничего неизвестно, по причине его полной невменяемости. Короче, он находится в бессознательном состоянии и не может ничего рассказать о себе, – доходчиво разъяснил он толпе.
Участковый лукавил. Ему стало известно имя пострадавшего и место его прописки. Паспорт на имя Тарасова Андрея Николаевича и какие-то бумаги с нарисованными на них картинками были обнаружены в заляпанном грязью рюкзаке. Ничего другого там не оказалось.
Он умолчал о находках перед народом. Помнил просьбу прилетавших на вертолёте детективов: в случае обнаружения пропавшего, никому о нём, кроме них, не сообщать. Для связи оставили визитку с телефонами. Участковый был осторожным человеком, не спешил со звонком. Вначале сам разберётся, что за личность этот самый бродяга, а потом уже будет думать, звонить ли детективам, али куда в другое место.
– А правда, что их было пятеро, и что тех загрызла медведица, и только один спасся? – спросили из толпы.
– Честно скажу: не знаю. Возможно, и было их пятеро или более. Вот придёт человек в сознание и всё расскажет. Кто он, сколько их было, почему оказались в тайге, что искали? А пока, граждане, я ничего не знаю, кроме того, что рассказал вам, – старался он успокоить народ.
– Может, это геологи? – цеплялся кто-то за предположение.
– Может, и геологи, – сказал участковый. – А сейчас, граждане, попрошу вас разойтись по домам.
– А как мы узнаем, кто этот пришелец? – спросил тот, кому с соседом что-то сказал дикий кабан.
– Обещаю по местному радио докладывать всё, что будет происходить с нашим пострадавшим. Всё, дорогие, граждане, убедительная просьба разойтись. Не затрудняйте движение транспорта. Матвей Лукич, – обратился он к «герою дня», – погоди, я подвезу тебя до причала.
– Вот это дело, – довольно крякнул дедок и гордо посмотрел на оглянувшихся мужиков: дескать, знай наших. Мол, не лыком шиты: сам участковый, на собственном транспорте вызвался доставить его к причалу.
– Лидка! Подь сюда! – шумнул он девчонке, стоявшей в стороне от толпы, забираясь в полицейскую машину. Лида юркнула на заднее сиденье.
Как я готовился к 8 марта
Проснулся я с ощущением чего-то несделанного. Вот что-то надо было сделать, а что – хоть убей, не помню. Во всём виновата моя рассеянность. Или, как говорит жена, моя бестолковость. То я полотенце после умывания не повесил на сушильник, то носки мои, причём почему-то разные, валяются совсем в неожиданном для них местах, то ключи от квартиры и машины каждое утро ищу по всем карманам и углам. Действительно, чего не хватись, ничего не найдёшь там, где всё это должно бы лежать.
– Ты обыщи свои сумки, а с ними и ящики столов, – как правило, советует Гликерия, то есть моя супруга.
Правда, зовут её вовсе не Гликерия, а Галя, но это я называю её так. Вычитал у какого-то древнего летописца, дескать, жила некогда этакая больно мудрая правительница первобытного клана – Гликерия. Так вот она только тем и занималась в этом самом клане, что всех учила уму-разуму. От этого рода, если верить Пимену, и пошёл мудрый женский род.
Я думаю, моя жена доводится этой самой Гликерии близкой родственницей. Больно уж всезнаистая моя Галина, ну просто как её древняя родня.
Но, что самое главное, моя Гликерия, то есть Галина, на самом деле всегда оказывается права: обыскав карманы, сумки и выдвижные ящики столов, я действительно обнаруживаю пропажу. Удивляюсь я терпению моей подруги. Откуда она его берёт? Видать, от того, что работа у неё специфическая. Окажись я на её месте хотя бы на один день, запросто загремел бы в психушку.
Дело в том, что моя супруга работает логопедом. Исправляет погрешности в произношении звуков или возвращает плавную речь заикам. Видать, эти их: «му – му – му» или «ы-ы-ы», выработали у неё железное терпение, пока несчастный вместо пяти слогов наконец-то «родит» одно слово.
Признаться, для Гали я и есть заика, только не словесный, а поступочный, то есть у меня надо исправлять не дефекты речи, а поступки. Правда, этот порок на мою профессиональную деятельность не распространяется. Единственным полигоном моей рассеянности является домашняя среда. Надо отдать должное: я признаю собственную ущербность и не возмущаюсь за критику.
Моя Гликерия, видя безнадёжность воспитательных потуг по отношению ко мне, плюнула на всё это, решив беречь, как говорят в таких случаях, собственное здоровье. Детей у нас пока нет, хотя мы с Гликерией живём уже третий год в счастливом браке, однако в этом вопросе дали клятвенное обещание нашим «дедам» заиметь для них не менее двух внуков.
И всё же, что следовало мне сделать? Не открывая глаз, пошарив рукой по рядом лежащей подушке, как и подозревал, жены на ней не обнаружил. Так. Надо вспомнить. Галя точно мне что-то поручала, а я, как всегда, все её наказы пропускаю мимо ушей. Была бы Галя дома, сразу напомнила бы мне, что надо сделать.
Подхватившись с раскладного дивана, который в нашей однокомнатной квартире прикидывается супружеским ложем, я кинулся на кухню. Точно! На столе лежит лист бумаги, а рядом ручка. Молодец, любимая, даже оставляя меня одного на произвол судьбы, ты незримо присутствуешь рядом, помогая своему любимому мужу.
Однако каково же было моё разочарование, когда я прочёл оставленное ею послание. В нём указывалось не забыть убрать за собой диван и сделать всё так, как мы вчера планировали. А что мы планировали? Убей, не помню. Подпись, как всегда, с поцелуями и обещанием встречи. А это значит, снова я буду выглядеть перед ней дуб дубом, если не хуже.
Что же мы вчера планировали? Хоть убей, не помню. И тут раздался телефонный звонок.
– Масик! Здравствуй, сыночек, – послышался в трубке знакомый мамин голос. Меня вообще-то зовут Марком, вернее Марком Викторовичем, а Масиком меня называет моя родительница.
Правда, Гликерия вздумала было критиковать мамино сюсюкание, апеллируя тем, что дескать такую версту под два метра называть каким-то Масиком просто неприлично. Однако получила железобетонный отпор со стороны любящей её свекрови.
Моя супружница – мудрая женщина, со свекровью спорить не стала, не из-за боязни, а из-за уважения к родительским чувствам, чем ещё больше обрела уважение у моей матери. Ещё неизвестно, как сама Гликерия, став матерью, будет называть своих собственных сопляков.
– Ты, сынок, не забыл, что сегодня Международный Женский день и мы с папой придём к вам в гости, чтобы поздравить Галочку, а заодно и ты поздравишь меня? – Словно обухом ударило меня по моей дырявой башке, и я сразу вспомнил, что сегодня восьмое Марта, что мне поручено Гликерией сходить за покупками и накрыть праздничный стол.
Именно об этом и вёлся вчера разговор, вернее, вовсе не разговор, а монолог супруги в то время как я обмирал у телевизора от предстоящего гола в ворота «Динамо». Полоумный комментатор об этом так кричал в микрофон, что казалось, вот-вот накаркает беду. Тогда я не врубался в Галинкины слова. И только после того, как услышал, что с трудом, но всё же наши вырвали победу со счётом 2:1, я повернулся к супруге, когда та уже заканчивала свои наставления:
– … в общем ты понял, где всё это купить. Главное, обрати внимание на горошек, ты его определишь по весу, это совсем нетрудно, – закончила монолог Гликерия синхронно с комментатором. – Смотри, не опозорься, к нам в гости придут твои родители. Я с утра иду в салон красоты, желаю быть белым человеком. – Повертевшись перед зеркалом, Гликерия отправилась знакомой тропой прямо на кухню.
Тогда я не придал значения словам жены, как и её поручению. И вот сейчас звонок мамочки грохнул меня колуном по черепушке, и я тут же всё вспомнил.
– Пусть твой отец поучится у тебя, своего сына, как надо вести домашнее хозяйство. Пусть ему будет стыдно, – расхваливала мама мои несуществующие таланты, со слов Гликерии.
Та постоянно рассказывает родительнице о моих мифических достоинствах, и вообще, какой я, по её мнению, замечательный хозяин в доме и её помощник. Хотя прекрасно понимал, что это не так, а вовсе наоборот, то есть никакой я не хозяин, а так себе, приложение к своей Гликерии в размере оклада следователя Прокуратуры, и даже не старшего. Однако настало время платить долги, отрабатывать аванс доверия, выданный мне женой.
