Зденек Йиротка - Сатурнин
Мы поднимались медленно по каменистой горной тропе, окаймленной травянистыми косогорами. Стройные сосны образовывали почти сплошную стену с обеих сторон, и в тени все еще было прохладно. На безоблачном небе сияло солнце, отражавшееся в каплях росы, и все вокруг дышало свежестью и жизнерадостностью.
Идти нам было легко, в наших котомках было мало продуктов, и количество их с течением времени все уменьшалось. Сначала мы шли все вместе, однако позднее наш караван растянулся. Первыми шли дедушка с тетей, и шли они так быстро, что остальные еле поспевали за ними. Тетя даже в гору поднималась подпрыгивая на ходу и непрерывно болтая. Она восторгалась дедушкиной выносливостью и его молодой походкой и находила это замечательным. Дедушка молчал и прибавлял шагу. То ли он хотел удивить тетю еще больше, то ли хотел от нее избавиться.
Во второй группе шли доктор Влах, Милоуш и Сатурнин, все время о чем-то спорившие. Мне кажется, это было связано с верхним течением реки Амазонки, но я не вполне в этом уверен. Мы с мадемуазель Барборой шли последними. В лесу пахло смолой и грибами, обросшие мхом стволы деревьев напоминали бесчисленные столбы храма. Барбора весело щебетала и время от времени отбрасывала ногой валяющиеся вокруг сосновые шишки.
Вы наверное по собственному опыту убедились, что иногда время жутко тянется, иногда же мчится как сумасшедшее. Когда я нахожусь в обществе мадемуазель Барборы, часы мне кажутся бессмысленно короткими, а день проносится как сон. Не успели мы досыта наговориться, как каменистая тропа кончилась, бронзовые стволы сосен расступились, и мы увидели сруб доктора Влаха. Он стоял под высокими соснами и оказался больше и шикарнее, чем я предполагал. С небольшой полянки перед ним открывался очаровательный вид вниз до самого ущелья, в котором в полуденном солнце тихо блестела река. Совсем близко, под самой полянкой шумел поток, как бы подчеркивая восхитительную тишину гор. Остальные члены нашей группы уже вошли в сруб, открыли ставни и окна и приветствовали нас вопросом, куда мы пропали, хотя мы стояли прямо перед ними. В доме царила приятная прохлада. Доктор Влах принял на себя роль хозяина, и обед, приготовленный им с помощью мадемуазель Барборы и Сатурнина, превзошел все наши ожидания. После обеда весь наш поход показался приятной прогулкой по лесу, и чтение не совсем обычного письма, которое доктор Влах вытащил из своего архива, отнюдь не испортило нашего хорошего настроения. Мы сидели в примитивных, но весьма удобных креслах, и по просьбе доктора Влаха мадемуазель Барбора приступила к чтению письма. Закройте глаза и слушайте:
Дорогой доктор!
Моя одежда всё еще пахнет хвоей, мои руки еще покрыты царапинами от шипов ежевики, и подошвы моих ботинок блестят как начищенные от ходьбы по горной траве. Сажусь за письмо, чтобы поблагодарить Вас и одновременно выругать. Поблагодарить за лучший отпуск в моей жизни и выругать за злорадство, сопровождающее все Ваши поступки, даже самые благородные.
Когда я месяц тому назад обратился к Вам с просьбой полечить меня, Вы прочли мне лекцию о возвращении к природе и о жизни доисторического человека. В ответ на это я спросил Вас, не сводится ли Ваша речь к тому, чтоб предложить мне лазить по деревьям. Это было замечание по существу, и мне не понравилась Ваша реакция на него. Я вспоминаю, как у Вас злорадно заблестели глаза, когда Вы, осматривая мою фигуру, заявили, что безусловно это мне не повредило бы. Я уже собирался ответить Вам на это соответствующим образом, но не успел и рта открыть, как Вы неожиданно великодушно предложили мне провести отпуск в Вашем срубе в горах. Какую удивительную смесь испанского гранда и злорадного сатира Вы представляете! Я размышлял о том, исходило ли Ваше предложение из нашей старой дружбы, или из Вашего злорадства, из-за которого мне пришлось преодолеть высоту в семьсот метров над уровнем моря с рюкзаком на спине.
Как видите, я недооценил ни Вашей дружбы, ни Вашего злорадства. Чего только человек не сделает для своего здоровья. Я проделал всё точно в соответствии с Вашими инструкциями. Я даже купил все те книги, которые Вы рекомендовали мне приобрести, хотя фамилии авторов и их названия были мне неизвестны. Сейчас я уже знаю, что поступил правильно, но позвольте мне сказать Вам: Книги, доктор, вещь прекрасная, но знаете ли Вы, сколько в них весу? Вам известно, что я тащил эту тяжесть как осел, и когда я добрался до середины гор, мне вдруг пришла в голову мысль, что Вас не так уж интересовала моя духовная пища во время моего отпуска (тем более, что это несовместимо с Вашим доисторическим человеком), сколько Вам просто хотелось заставить меня тащить в гору ношу весом в пол центнера. В том-то и загвоздка, что у Вас никогда неизвестно, где правда, а где ложь. Я стиснул зубы и шаг за шагом преодолевал свой тернистый путь. Только мысль о том, что скоро я доберусь до сруба, где Вы предложите мне соответственно приятный напиток, придавала мне силу индейского носильщика тяжестей.
Я предполагал, что Вы задержитесь в срубе до понедельника и был очень удивлен, когда увидел приколотую на двери записку с кратким сообщением, что Вам срочно пришлось вернуться в Прагу, и что ключ висит на первой сосне вправо. До чего неразумно оставлять ключ на таком легко доступном месте, — подумал я.
Когда же я обнаружил, что ключ висит на высоте семи метров, я был потрясен. Я долго искал какую-нибудь лестницу, но потом внезапно передо мной всплыло Ваше лицо со злорадной улыбкой, когда мы говорили о вашем предложении лазить по деревьям. И тут я выругался. До чего это было похоже на Вас! Вспоминая сейчас об этом я сознаю, что мое положение даже не лишено было юмора, но тогда о юморе и речи не могло быть. Единственное чувство, охватившее меня, было бешенство. Первой мыслью было повернуться и уйти, возвратиться на вокзал и уехать в Прагу. Потом послать Вам письмо с язвительной благодарностью за гостеприимство. Может быть я поступил бы таким образом, если бы сумерки в ущельях не напомнили мне, что скоро наступит ночь. Потом мне пришло в голову поискать в сарае топор и попробовать срубить сосну.
Воображаю, какова будет Ваша реакция на эту фразу! Можете прочитать мне нотацию по поводу того, что я утратил все свои жизненные способности, раз я готов был приступить к многочасовой работе с инструментом, который я очевидно и в руках никогда не держал, вместо того, чтобы попробовать по-мальчишески взобраться на дерево на высоту каких-то там пяти метров. Позвольте на это ответить Вам, доктор: семи, семи метров, а то может быть и выше! Разрешите прервать Вас и приостановить Ваше речеизлияние о рассвирепевшем быке, единственно который видимо пробудил бы во мне способности, унаследованные от предков — быстро вскарабкаться на дерево.
То, что я решился взобраться на дерево только тогда, когда другого выхода не было, вполне понятно. Это было из упрямства, чтобы вышло не по-Вашему. Чтобы при Вашем извращенном чувстве юмора не лишить Вас удовольствия, сознаюсь, что в конце концов я на эту сосну залез. Смейтесь сколько хотите и знайте, что первую сумасшедшую попытку добраться до ключа я совершил в подбитых подковами сапогах и с жутко тяжелым рюкзаком на спине. Развлекайтесь и хохочите, представляйте себе как я без пиджака и босиком преодолел этих семь метров и завладел ключом. Это была самая тяжелая работа в моей жизни и одновременно первая и последняя неприятность моего отпуска.
Всё остальное было замечательно. Я прекрасно выспался уже в первую ночь и, проснувшись, полностью насладился прекрасным свежим горным утром. Это было мое первое утро в горах, и за ним следовало еще двадцать, одно прекраснее другого. Жизнь протекала очень приятно, и я не знал, чем восторгаться: оригинальной и удобной обстановкой Вашего сруба, красавицами соснами и романтической дикой природой вокруг лесного омута, или авторами книг, которыми я запасся по Вашему совету. Я собирал малину и грибы и отдыхал лежа на лужайке. Часами я любовался видом в ущелье и размышлял о прочитанных книгах. Теплые вечера с лиловыми тенями, утренняя роса и благоухающие смолой дни, заходы солнца — все эти прелести моего отпуска удивительным образом смешались во мне со страницами прочитанных книг, и я уверен, что годами буду помнить, какую главу я читал на косогоре под Вашим срубом, а какую рядом с омутом. Долго не забуду запаха дерева Вашего сруба и шума дождя, барабанившего по крыше. Не знаю, жил ли я жизнью доисторического человека, но я жил прекрасно.
Примерно в середине отпуска я пришел к выводу, что Ваши разговоры о прелестях ловли форели на блесну принадлежат к тем очаровательным сумасбродствам, которыми Вы угощаете своих ближних и общим признаком которых является эксцентричная неправдоподобность. Короче говоря я не поймал ни одной форели, и уверяю Вас, что в мире нет человека, которому это удалось бы. Я вернул рыболовные принадлежности на место и в омуте продолжал только купаться. Ежедневно. Честное слово. Представляю себе, как Вы недоверчиво качаете головой, но это действительно правда, и Вы не поверите, насколько это поправило мое здоровье. С каждым днем я чувствовал себя бодрее. И не думайте, что я только полоскался в холодной воде, побрызгав спину и смочив ноги. Это я не называю купанием. Я нырял на самое дно омута!
