Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон
— Как прикажешь, дорогой.
Инспектор, слегка растерявшийся от нападок Азиз ос-Салтане, вернул себе присутствие духа:
— Молчать! Ханум!.. Пока я собственными глазами не увижу убитого, я не могу освободить обвиняемого… Практикант Гиясабади, уведи задержанного!
Практикант щелкнул каблуками и потянул Асадолла-мирзу за руку:
— Пройдемте!
Но не успел еще никто ничего сообразить, как раздался дикий вопль. Азиз ос-Салтане с размаху огрела практиканта совком пониже спины.
Инспектор прерывающимся от гнева голосом крикнул:
— Молчать! Нанесение телесных повреждений должностному лицу при исполнении служебных обязанностей!.. Ханум, вы с этой минуты тоже находитесь под арестом. Практикант! Уведи и ханум!
Практикант, держась рукой за зад, с перекошенным от боли лицом, ответил:
— Прошу прощения, но ханум вы уж сами ведите, а я поведу убийцу.
На шум прибежали дядя Полковник и Шамсали-мирза. Но, увидев полное решимости лицо Азиз ос-Салтане и совок, который она угрожающе занесла над головой, они замерли на месте.
Дядюшка Наполеон тихо попросил:
— Асадолла, сделай же что-нибудь.
Тот шепотом ответил:
— Моменто, моменто. Я вам что, укротитель хищников?
Тем не менее он приблизился к Азиз ос-Салтане и громко сказал:
— Азиз-ханум, бросьте-ка вы этот совок… Позвольте нам все объяснить господину инспектору. Дракой мы ничего не добьемся.
— Только ради такого ангела, как ты, я их прощаю!
Стоило Азиз ос-Салтане положить совок на землю, как практикант Гиясабади, преисполненный служебного рвения, подошел к Асадолла-мирзе и просительно сказал:
— Вам бы лучше пойти со мной… Вы человек умный…
Асадолла-мирза вырвал свою руку и посоветовал:
— А ну — на место! Смотри, ханум снова рассердится!
Дядюшка Наполеон вмешался:
— Господин инспектор, дело в том, что Дустали-хан уже нашелся. Он сам сообщил своей супруге, что пребывает в добром здравии. В связи с этим надобность в расследовании ее жалобы отпала.
Инспектор покачал головой:
— Вы, как видно, глава семьи, так объясните же им всем, что расследование, начатое по жалобе частного лица, в том случае, когда дело касается убийства, не может быть окончено, даже если истец отказался от своих претензий… Я вынужден задержать убийцу. А вы завтра приходите вместе с убитым в управление полиции и сами договаривайтесь, чтобы обвиняемого отпустили.
Асадолла-мирза не выдержал:
— Моменто, моменто, инспектор! А если убитый не захочет идти в полицию?
Инспектор заорал:
— Молчать! Практикант Гиясабади, в направления тюрьмы — шагом марш!
Но Азиз ос-Салтане заорала еще громче:
— А ну, вы оба, шагом марш на кладбище! — И, стремительно выхватив совок из рук Маш-Касема, добавила: — Пошли со мной, Асадолла! Я позвоню начальнику полиции и расскажу ему, что они тут вытворяют!
С этими словами она взяла Асадолла-мирзу за руку и потащила его в дом дядюшки Наполеона. Остальные последовали за ними.
Пока, не выпуская совка из рук, Азиз ос-Салтане пыталась связаться с начальником инспектора, мужчины окружили ее кольцом, но сохраняли почтительную дистанцию и никто не решался подойти ближе. Только Асадолла-мирза стоял рядом с ней. Наконец ее соединили с кем надо:
— Алло… Здравствуйте, уважаемый… Уж и не знаю, как вас благодарить… Да, да, нашелся. Разобиделся, видите ли, сидит у одного нашего родственника. Спасибо… Премного благодарна… Но дело в том, что этот ваш инспектор Теймур-хан никак не хочет успокоиться… Да, вы только подумайте!.. Он настаивает на том, что Дустали-хана убили, и хочет задержать Асадолла-мирзу… Да?… Совершенно верно, именно так. Да, да, сын дяди Рокнаддин-мирзы… Не помните? В тот год, когда вы с нами ездили в Демавенд, он тоже был… Да, да, совершенно верно. Добрейший человек, муху не обидит… Конечно. Я передаю трубку инспектору…
Азиз ос-Салтане протянула трубку сыщику:
— Извольте! — И, увидев, что тот боится подойти, заорала: — Не трону я тебя, не трону!
Инспектор взял трубку и щелкнул каблуками:
— Здравия желаю!.. Да… Конечно, как вы прикажете… Но, видите ли, в деле, открытом по жалобе ханум Азиз ос-Салтане, мы записали, что ее муж убит. И теперь, пока я собственными глазами не увижу убитого, и он не будет опознан… Да, да?… Сама ханум? Но как может сама ханум взять на поруки обвиняемого?… Да?…
Азиз ос-Салтане энергично отпихнула инспектора и вырвала у него трубку:
— Алло… Да, я сама возьму Асадолла-мирзу на поруки… О чем разговор?! Сегодня сама буду сторожить его в собственном доме, и ваш сотрудник тоже может там ночевать…
Асадолла-мирза с округлившимися от удивления глазами запротестовал:
— Моменто, моменто! Ханум, что это вы такое говорите? Что, значит, вы будете меня сторожить в своем доме?
Азиз ос-Салтане прикрыла ладонью трубку и ласково попросила:
— Угомонись, милый. Мне не слышно, что говорит господин начальник… Верхние комнаты у меня свободны, там и переночуешь. Господин инспектор, идите сюда! Ваш начальник снова хочет с вами поговорить.
— Алло… Да?… Слушаюсь! Будет сделано!.. Обязательно… Рад стараться!
Теймур-хан положил трубку и, надвигаясь на изумленного и растерянного Асадолла-мирзу, гаркнул:
— Молчать! На сегодняшнюю ночь мы отдаем вас на поруки ханум, но вы не имеете права отлучаться из ее дома ни на шаг! Практикант Гиясабади будет находиться в этом же доме и сторожить вас… Молчать! Практикант Гиясабади, ты меня слышал?! Сегодня будешь ночевать в доме ханум! Обвиняемый не имеет права никуда выходить! Если это случится, отвечать будешь ты!
Азиз ос-Салтане торжествующим и в то же время ласковым тоном сказала:
— Пока я жива, Асадолла, тюрьма тебе не грозит!
Асадолла-мирза вытер пот со лба и, почти теряя сознание, тяжело свалился на скамейку в дядюшкиной прихожей.
— Моменто, моменто! — испуганно забормотал он. — Вот уж действительно моменто! А если вдруг этот ишак Дустали вернется ночью домой, что тогда?! И вообще, что будут люди говорить?! Позвольте, я уж останусь ночевать здесь, а господин практикант тут меня и покараулит…
— Молчать!.. Кому говорю… молчать! Мы не отправляем убийцу в тюрьму только потому, что ханум взяла его на поруки. Ханум, теперь вы обязаны сами за ним следить и отвечать за него перед законом!.. Практикант Гиясабади, уведи обвиняемого! Молчать!
Временно безработный следователь Шамсли-мирза с пылающим лицом возопил:
— Господа! Что за безобразие! Что за безнравственность! Как это здоровый молодой мужчина останется ночевать в доме почтенной женщины в отсутствие ее мужа?! Вы же ставите под угрозу честь всей семьи!
Дядюшка Наполеон попытался урезонить его:
— Не шуми, Шамсали! Главное, замять этот нелепый скандал… Чего ты боишься? Асадолла — не мышь, и кошка его не съест!
— Да о чем вы говорите, ага?! Покажите мне закон, запрещающий Асадолле ночевать в собственном доме или в крайнем случае здесь!
Инспектор Теймур-хан закричал:
— Молчать! Кто вам дал право вмешиваться в работу представителя закона? А? Отвечайте! Быстро, немедленно, срочно, точно! Молчать!
Шамсали-мирза собрал всю свою волю, чтобы говорить спокойно:
— Господин инспектор, я в законах тоже разбираюсь. И я спрашиваю вас, человека сведущего, что мешает моему брату, если его возьму на поруки я, ага, или та же ханум, ночевать сегодня у себя дома?
Его рассудительный тон несколько успокоил сыщика.
— Молчать! То, что за него можете поручиться вы, или ага, или кто-нибудь еще, мне не важно. Ханум Азиз ос-Салтане несет ответственность перед законом. Если она не будет возражать, мне все равно. Ханум, вы не возражаете?
Азиз ос-Салтане, все это время не считавшая нужным вмешиваться, внезапно вскипела:
— А откуда я знаю, что они не заставят беднягу сбежать, как заставили сбежать Дустали? Я могу за него отвечать только когда он у меня перед глазами.
У Шамсали-мирзы от ярости вздулись на шее жилы. Повернувшись к брату, он крикнул:
— Асадолла, а ты что молчишь? Сам-то скажи что-нибудь!
Асадолла-мирза кротко ответил:
— Братец, не могу я идти против закона!
Все ошеломленно уставились на него. Предполагалось, что борьба идет за спасение Асадоллы из цепких когтей Азиз ос-Салтане, а тут вдруг выяснилось, что он смирился с судьбой и, более того, вроде бы не так уж ею недоволен.
Асадолла-мирза заслужил в семье репутацию повесы и распутника, и женщины ни о ком не шушукались столько, сколько о нем. Но даже, когда ругая его, они говорили: «Вот ведь бесстыжий», или: «У, глаза нахальные, чтоб ему пусто было!» — в их словах проскальзывали нотки ласкового восхищения, доказывающего, что его бесстыдство и нахальство были им по душе.
Но хотя все знали о похождениях Асадолла-мирзы, никто и предположить не мог, что он не упустит своего, даже когда дело коснулось женщины лет на двадцать его старше.
