Сергей Шапурко - Вместе (сборник)
Дядя Боря из четвертой квартиры хорошо уже нам знакомого дома не был ни умным, ни предприимчивым, но все же, прочитав в газете «Закон об индивидуальной трудовой деятельности», ощутив в мозгу легкое потепление и покалывание, лег спать трезвым.
На следующее утро он тщательно выбрился, собрал все свои документы вплоть до характеристик из детского сада и рентгеновского снимка пятого верхнего зуба и пошел в городской Совет народных депутатов. Домой он вернулся через три дня, имея на руках разрешение на занятие индивидуальной трудовой деятельностью. Первоначальная цель была достигнута, и Боря не надолго загрустил — что делать дальше, он не знал. Однако кипучая натура пионера российского бизнеса, привыкшая больше полагаться на интуицию, чем на разум, не дала дяде Боре закиснуть в сомнениях и толкнула его в бой.
Надев свои лучшие штаны, погладив рукой рубашку, помывшись и почистив зубы, он пошел занимать у соседей деньги под свой бизнес-план. Более-менее приличный вид вечного забулдыги настолько поразил людей, не один год знавших его, что многие дали. Еще более удивительным было то, что он эти деньги не пропил сразу, а действительно, как всем и обещал, поехал в Москву и на одном из множества рынков купил двадцать коробок турецких шоколадок.
Привезя товар и выгрузив в своей квартире, дядя Боря приступил к его реализации. Используя наемную рабочую силу — двух школьников из соседнего дома, нанятых за заморские сладости, он транспортировал товар на рынок, где и приступил к осваиванию законов прибавочной стоимости.
Весь этот Борин бизнес взбудоражил дом до крайности. Жильцы тут же разбились на два лагеря. Одни в жесткой форме осуждали появление на многострадальном теле родной страны мелких лавочников. Другие, наоборот, с криками доказывали, что «за такими вот дядями Борями будущее России!». В беседке во дворе теперь каждый вечер происходили парламентские прения, потасовками они не заканчивались, но и к миру тоже не приводили. Под микрофон приспособили пустую стеклянную банку из-под майонеза. Спикером назначили полковника Мопсова, как человека самого соблюдающего дисциплину и способного других призвать, если надо, к порядку. Были образованы две партии: «капи» и «соци». В первую вошли племянник Мопсова Миша (что очень расстроило спикера), Коля из квартиры № 5, бабка Мироновна (не известно, почему) и Гош (редко являвшийся на заседания). В «соци» оказались: фокусник Али Джавадович с сыном Махмудом («потому что за Россию обидно!»), Колина теща Надежда Петровна из пятой квартиры («и по убеждениям и зятю Кольке показать, чтобы не очень-то»), дед Гордей (он симпатизировал «капи», но пошел в «соци» назло своей бабке), токарь Анатолич и его жена Варвара («что ж это получается, мы всю жизнь не в той стране жили?!») На заседания не являлись Ольга, Колина жена и супруги Горкины из третьей квартиры. Если насчет Ольги все было более-менее ясно: ее муж и мать были в разных партиях и она здраво решила быть нейтральной, несмотря на усиленную пропаганду с обеих сторон, то позиция квартиры № 3 была не ясна. Ходили разные слухи, приписывали им широчайший диапазон политических воззрений — от монархизма до анархизма.
Однако, в действительности все оказалось проще. Пока ломались копья в бесконечных спорах в беседке и майонезная банка эхонировала политические эмоции неравнодушных граждан великой страны, Олег и Даша Горкины вели беседы совсем другого толка.
— Ну чего ты боишься?! — визжала Даша.
— А менты? Ты о них забыла?
— Какие менты, ты чего?! У них сейчас своих дел по горло. Будут они еще алкашом каким-то заниматься. И смотри, не забирай все, пусть лучше отдает немного, но каждый день. Тут надо вырабатывать систему.
— Дашенька, но это же получается, что я стану бандитом!
— Не бандитом, дубина, а рэкетиром.
— Но это же нечестно у рабочего человека…
— Какой он, блин, рабочий?! Спекулянт несчастный, барыга!
— Хорошо, он плохой, шкуродер, кровосос трудового народа. Ну, а мы кто получаемся?
— Тебе что, азбучные истины повторять? Первоначальное накопление капитала всегда происходит преступным путем.
— Ладно, я согласен, — поникшим голосом сказал Олег, понявший, что выхода у него нет — если его жена что-то втемяшит себе в голову, переубедить ее не смог бы даже Софокл, если бы он случайно восстал из гроба.
Вечером, дождавшись, когда в квартире 4, где проживал дядя Боря, зажегся свет, он, подталкиваемый супругой, взяв с собой паяльник, утюг в коробке, кухонный нож и плоскогубцы, пошел рэкетировать кооператора.
Боря, открыв дверь и увидев соседа, радостно заулыбался.
— А, Олежка! Привет, соседушка!
— Дядя Боря, ты свою улыбку спрячь на время. Я к тебе по делу. По важному делу.
— Ну заходи, коли так.
Слегка удивленный бизнесмен провел своего, как он полагал, гостя в комнату и усадил за стол.
— Ты шоколадом торгуешь, барыга? — напустив на себя грозный вид, начал Олег и достал утюг из коробки — все, как учила Даша.
— Ну да. А че? — удивленно начал Боря и неожиданно крикнул. — У меня все бумаги в порядке!
Растерявшийся рэкетир выронил утюг, который благополучно упал ему же на ногу. Взревев от боли, Олег выпучил глаза и сипло закричал:
— Дешево купил, дорого продал, прибыль налицо! Делись, паскуда!
Наступила очередь глазам дяди Бори округлиться.
— Ты это кого «паскудой» назвал, щенок?! Да я же тебя с малолетства знаю, гаденыш ты этакий! А ну снимай портки!
Обиженный донельзя Боря схватил висевший на стуле ремень и недвусмысленно двинулся к Олегу. Совсем не ожидавший такого поворота бандит струхнул и включил заднюю скорость.
— Да ты чего, дядя Боря! Я же пошутил. Вон, по телику про рэкет смотрел? Напугать тебя, так для смеху, хотел.
Боря был не злобным мужиком и отходчивым к тому же, поэтому простил Олега быстро. А чтобы как-то разрядить обстановку, решили выпить по маленькой. Однако, ввиду того, что у Бори было длительное воздержание, «по маленькой» не получилось…
Только через три дня Даше удалось вырвать своего мужа из объятий Бахуса и дяди Бори. Мечта о беззаботной судьбе рэкетира лопнула, даже не оформившись во что-нибудь осязаемое. Как, кстати, и мечта дяди Бори о светлом буржуазном будущем — весь шоколад был пропит за эти беспробудные три дня.
Как жить дальше дяде Боре подсказал случай. Проснувшись в очередной раз с похмелья, он пошел к вино-водочному в надежде на удачу.
— У вас не будет двух копеек? Позвонить надо, — парень переминался с ноги на ногу и смущенно заглядывал в глаза.
— Нету, — угрюмо молвил неопохмелившийся и тут же молния-идея шибанула по его воспаленному мозгу. Теперь уже он приставал к прохожим, слезно канюча:
— У вас «двушки» не будет «скорую» вызвать?
— «Скорую» набирайте бесплатно.
«Тьфу, черт, не так!»
— Простите, монетки не найдется? Срочно дочке в интернат позвонить надо.
Через полчаса у него уже было двадцать копеек. Необходимо было дальше что-то предпринимать, поскольку возле автоматов он уже примелькался, а сумма для решения задач опохмела была незначительная.
Опыт предпринимательства сейчас пришелся как нельзя кстати. Купив в ближайшем киоске четыре значка с изображением Ленина, он сбегал к проходной порта и обменял их у иностранного моряка на четыре пачки жвачки «Ригли Сперминт», которые продал на рынке, где у него после шоколадной эпопеи были хорошие связи.
На вырученные деньги он приобрел три бутылки водки, с которыми опять направился к портовой проходной. У иностранцев выменял на полтора литра «огненной воды» клевые джинсы «Левис». С джинсами пришлось повозиться больше, чем с жвачкой. Зато к вечеру у Бори было двести полноценных рублей, которые он успешно пропил в ресторане «Бригантина» с разовыми друзьями и товарищами.
На следующее утро проснувшись с жуткого похмелья, Боря уже знал, что делать и без Чернышевского. И, надо сказать, отработанная схема еще долго являлась для него скатертью-самобранкой.
В театре
Крайне редко баловали столичные труппы своими гастролями провинциальный город. Поздней осенью то ли по ошибке неопытного антрепренера, то ли еще как, но московские актеры давали несколько спектаклей в местном, еще довоенной постройки, театре.
Заезжие знаменитости, чопорные и недоступные, бродили по уже холодной набережной и вдохновенно смотрели на море. Ветер срывал с них головные уборы и заставлял кланяться тротуарной плитке. Местные стояли кучками и возбужденно показывали на них пальцами, как на зверей в зоопарке.
Вечером здание театра сверкало множеством огней. Радостным было лицо директора. С афиш смотрели, сильно искаженные местным художником, такие знакомые лица! Народ штурмом брал кассы. У билетерши неожиданно появилось такое количество родственников, что она решила подать заявление на расширение жилплощади. Жизнь кипела и стонала у стен театра — сегодня первый спектакль!
