Марианна Гончарова - Отдам осла в хорошие руки
Кстати, Паата и Галя — тоже там. Их сын, парамедик, работает в госпитале.
Экспонаты из Дрогобыча
Музей есть этнографический под открытым небом недалеко от Марселя во Франции. Видели когда-нибудь? Стоит такая огромная деревня, из всевозможных домов, хат, хижин составленная. А домики эти из разных концов света привезены.
И есть в этой деревне украинское подворье девятнадцатого века. Все как полагается — хата, рушники, печь, лампадки в красном углу, земляной пол, лавки, дощатый стол, ткацкий станок, глиняные горшки на заборе…
Рома Биленко там работал. В музее этом. Кем-кем… Экспонатом. А что тут удивительного?
Рома изображал хозяина хаты: важно прохаживался по двору в вышитой сорочке и соломенной шляпе, потягивался и зевал, по-честному колол дрова, ворошил и перекладывал сено с места на место, сооружая стог, убирал во дворе, копался в огороде. Короче, вел размеренную жизнь крестьянина конца девятнадцатого века. Тем более Рома наш университет окончил — факультет истории и марксистско-ленинской философии.
А у плетня стояли туристы, наблюдали, интересовались, как идет жизнь в украинской сельской хате девятнадцатого века. Украина же сейчас в большой моде.
Но во Франции с каждым днем все больше и больше наших соотечественников. Приезжают они в основном как туристы и остаются жить в стране на нелегальном положении до тех пор, пока не найдут работу. А там уже как судьба повернется. Если работодатель будет доволен, он сам может помочь оформить вид на жительство, а нон так нон. Депортация.
И вот из города, где родился, учился и работал наш Рома до отъезда во Францию, приехала знакомая. Ну просто знакомая. Где-то когда-то пересекались по работе. Ну правда! Ну просто, просто знакомая по имени Оксана. Приехала — ни жилья, ни работы. Позвонила Роме: Рома, что делать, выручай, Рома!
Рома добрый. Подсуетился, все организовал, договорился: устроили Оксану в этот же музей. На должность жены. Тем более она пышная, симпатичная. Косу ей привязали к голове, очипок надели, такая сортовая Наталка-Полтавка в возрасте получилась.
Жизнь в хате пошла веселей: Оксана бегает по двору, борщ варит, песни поет про черные очи: «Чорни очка як тэрэн…»
Нет, ночевать они уходили каждый к себе после закрытия музея, но с утра демонстрировали посетителям крепкую украинскую ячейку общества девятнадцатого века. С большой симпатией друг к другу.
А тут муж Оксанин приехал Мыкола. Как?! Шо такэ?! Оксана! Ты бач! Що цэ за маскарад, Оксана?! Казала, в музее работаешь, а ты тут в музее уже замужем?! Пидманула-пидвэла, значит, Оксана?!
Ну и как полагается, не разобравшись, стал гонять Оксану вокруг хаты. А туристам радость! О, уже веселей как-то! Жизнь-то налаживается в украинской хате… Французский двор, голландская мельница деревянная, кирха немецкая, английский дом-крепость, японский садик пустые стоят, без посетителей, а у украинского плетня отбоя от туристов нету. Локтями зацепились, торчат головы любопытные разноцветные меж глиняных горшков на заборе.
— Ты ж бисова баба! — орет Мыкола на бегу. — Вбыв бы!
— Ой, рятуйтэ, людонькы добри! — верещит Оксана и несется мимо туристов, шлепая босыми ногами. И косится на зрителей, какое она производит впечатление.
— Что-что он кричит? — интересуется пожилая английская леди в белых брючках.
— А! Это он кричит: «Так не доставайся же ты никому!» — со знанием дела отвечает ей господин с видеокамерой на груди.
Даже администрация до поры до времени не вмешивалась: сбор высокий, рейтинг музея растет, а то, что в украинском разделе лишний экспонат появился, хоть и довольно крикливый, так он же зарплату не просит. Так только — поорет, побегает, а в перерывах борщ шумно и с аппетитом ест, а потом под тыном спит обиженно, прикрыв лицо шляпой. Только потребовали от Мыколы, чтоб он тоже надел вышиванку и ходил по двору босиком. А так пусть себе.
Стал Мыкола официально приходить в музей как на работу: обедать, спать под шляпой, Оксану воспитывать, а между делом помогать Ромчику по хозяйству. А после работы они вдвоем под вишней выпивали и обсуждали политику, родину и Оксану. Театр, честное слово.
Ну а родня у Оксаны большая. И любящая. Соскучились. Ну не так чтоб уж совсем без нее не могли жить в Украине, не так уж. Но слух дома прошел, что у них с Мыколой уже и хата своя во Франции, и хозяйство завели, а еще Мыкола им в письме написал между прочим, что даже наемный работник есть. Из наших. По имени Роман.
Та шо мы, хуже чи шо?! И поехала родня с тургруппой проведать любимую Оксану. С хитрым прицелом: а вдруг и им повезет, раз Мыкола с Оксаною так легко во Франции разбогатели.
Сначала страшно удивлялись, почему надо деньги платить, чтоб в Мыколыну хату пройти. Потом, когда все открылось, уже было поздно: группа уехала, а Оксанины родичи остались.
Где-где… В музее, конечно. С узлами-чемоданами своими, растерянные, вспотевшие, в пиджаках и шляпах на затылках… Остались. У Романа на шее. Говорят Мыколе: мол, сами виноваты, не надо было брехать в письме. А Мыкола: а кто ж вас всех звал сюда в ваших шляпах и пиджаках коричневых? «Понаихалы тут у нашу Францию! Чи вас звалы сюды?!» Слово за слово — уже крик стоит. А Рома вообще в панике, на всех шикает. Родня огрызается: да ты вообще наймит, сиди тихо тут! Шляпы поснимали, отдуваются. Оксана Рому защищает. «А шо это ты, бисова жинка, чужого чоловика захищаешь?!» — это уже Мыкола придирается. А родичи в пиджаках его поддерживают — мол, да, чего это ты, Оксана! Опять ссора, опять вокруг дома забегали. Но уже толпой. Всем коллективом. Семейный забег. Сразу и не разберешь, кого бить хотят, — бегают-то по кругу. То Оксана из-за хаты впереди всех, а родня ее догоняет. То Ромка в обратную сторону несется, а все за ним с гиком, уханьем, притопами. Крик. Визг. Скандал. Чемоданы летят. Грохот падающих экспонатов. Уже за вилы схватились. Рубахи на себе раздирают. Чубы друг другу треплют.
А туристы не то что тропу — автобан к этому домику протоптали. Не оторвешь — часами стоят. Каждый за своего болеет, ставки делают. Наблюдали и выяснение отношений, и перемирие во дворе под вишней за столом. И песни слушали напевные украинские — «Мисяць на нэби, зироньки сяють…» Украинцы — они ж гостеприимные, туристов горилкой стали угощать, варениками. Народное гулянье устроили, международный фестиваль, можно сказать.
Все испортила администрация музея. Когда обнаружила такое огромное и неконтролируемое количество новых живых экспонатов, решила, что украинцы опять революцию затевают, но уже на французской территории. Испугались, что похватают они флаги разноцветные и пойдут на Бастилию. Кто их, этих украинцев, поймет. Ну и разогнали всех. С большим трудом. И Рому тоже уволили.
Ромка после этого еще немного покрутился, то там собак выгуливал, то тут грузы таскал, потом сунулся поступать в Иностранный легион.
— Да, — сказали ему в приемном офисе Лежьон Этранже, — да! Вы сделали правильный выбор, месье! Вы легко получите французское гражданство, если вступите в Лежьон Этранже и поедете в его героических рядах… в Африку!
И где здесь логика?!
Но все решил вопрос, обыденный такой вопросик, который задавали каждому будущему легионеру: «Готовы ли вы погибнуть за Францию?» Ромка подумал, почесал в затылке и ответил:
— Та не-е-е… — и добавил: — За Францию — не, точно!
Ну ему и ответили, дескать, тогда парти цивиль, то есть давай, парень, не морочь тут нам, французам, голову…
И Ромка поехал домой. В Украину. Там ведь большие перемены. Обещают, что все будет по-другому.
Он и поехал. Раз обещают…
«Выключай, Аркаша!»
Хватит! Не могу, надоело! Никаких сил нет! Все! Выключай, Аркаша, выключай! Так жить нельзя! Кто говорил? Кто-то уже это говорил? Когда? Давно? Значит, с тех пор ничего не изменилось.
Лицо косметической фирмы… Лицо компании по производству часов… Лицо парфюма… Лицо геля для душа… Лица, лица… Сплошные лица чего-то…
Капельницы ставить у нас некому. Кашу детям варить в детсадах. Телят поить. Цветы сажать. Хлеб печь…
Новости утренние ведет юный бюст с губами. Ток-шоу — инфантильная косматая шепелявая страхолюдина. Без мата вообще не обходится, поэтому все ток-шоу — сплошное биип! биип! биип! Свист стоит на всех каналах.
Но мы, Аркаша, ничего с тобой не понимаем: сейчас это называется «стильно», «актуально», «креативно». Я не нервничаю, Аркаша, я абсолютно спокойна.
Женщин за сорок в стране, видимо, нет. Их просто нет. Нет, ну парочка где-то завалялась, конечно, — в школе вон, в классе, вечером засиделась над тетрадками с детскими сочинениями «Кем я хочу стать», где сплошные «топмадели», «везажысты», «стелисты» и «пивицы». Сидит, валерьянку пьет… Потом в библиотеках — тихие, умные, спокойные, шалью укрытые — есть еще одна-две…
