Джейн Остен - Гордость и предубеждение
— Ты продолжаешь считать, что на него влияют его сестры?
— О да, так же, как и его приятель.
— Не могу этому поверить. К чему это им? Они должны желать ему счастья. А если бы он в самом деле меня полюбил, он бы не нашел счастья ни с какой другой женщиной.
— Ошибка заключается в исходной посылке. Кроме его счастья, они могут преследовать и другие цели, например, увеличение его богатства и веса в обществе или его женитьбу на девушке из хорошего рода, обладающей большими деньгами и связями.
— Конечно, им хотелось бы, чтобы выбор его пал на мисс Дарси, — ответила Джейн. — Но это можно объяснить более благородными чувствами, чем те, которые ты им приписываешь. С ней они познакомились много раньше, чем со мной. Понятно поэтому, что они должны были сильнее к ней привязаться. Но каковы бы ни были их намерения, не станут же они препятствовать стремлениям самого мистера Бингли. Какая сестра, не будучи к этому вынуждена, поступила бы так со своим братом? Если бы они считали, что он меня любит, они не пытались бы нас разлучить, — такая попытка не имела бы успеха. Предполагая в нем такую склонность, ты приписываешь всем ложные и неестественные поступки, а меня ранишь в самое сердце. Не заставляй же меня страдать, настаивая на этой мысли. Я не стыжусь своей ошибки, или, по крайней мере, это чувство стыда — ничто по сравнению с той болью, которую мне пришлось бы испытать, подумай я плохо о нем или об его сестрах. Позволь же мне смотреть на все в благоприятном свете — в таком, в котором их поведение выглядит вполне естественным.
Элизабет не могла отказать ей в этой просьбе. И с этого времени в разговорах между старшими мисс Беннет имя мистера Бингли почти не упоминалось.
Миссис Беннет все еще продолжала удивляться и горько сетовать по поводу его отсутствия. И хотя почти каждый день Элизабет растолковывала ей истинное положение вещей, трудно было надеяться, что ее мать когда-нибудь сможет отнестись к отсутствию мистера Бингли с большим спокойствием. Сама не веря своим словам, дочь старалась убедить мать, что ухаживание Бингли за Джейн было следствием легкого и преходящего увлечения, которое исчезло, как только он перестал с ней встречаться. Но хотя миссис Беннет со временем и стала признавать правдоподобность такого взгляда, Элизабет приходилось, по крайней мере, раз в день повторять ей все с начала до конца. По-настоящему ее утешала только мысль о том, что мистер Бингли должен вернуться в Незерфилд к началу лета.
Мистер Беннет отнесся к случившемуся совсем иначе.
— Итак, Лиззи, — сказал он как-то раз, — у твоей сестры, насколько я понимаю, немного разбито сердечко. Поздравь-ка ее от моего имени. Барышни любят время от времени разбивать себе сердце — почти так же, как выходить замуж. Это дает пищу для размышлений и чем-то выделяет их среди подруг. Ну, а когда придет твой черед? Ты ведь не допустишь, чтобы Джейн немного тебя опередила, не так ли? Пора, пора. В Меритоне хватит офицеров, чтобы разбить сердца всем девицам в округе. Не остановиться ли тебе на Уикхеме, а? Отличнейший малый — может вскружить голову кому угодно.
— Благодарю вас, сэр, но меня устроит и не столь блестящий кавалер. Не всем же должно везти так, как Джейн.
— Это верно, — сказал мистер Беннет. — А как приятно сознавать, что у тебя есть заботливая мамаша, которая при подобных обстоятельствах ничего не упустит…
Общество мистера Уикхема принесло жителям Лонгборна немалое облегчение, рассеяв уныние, в которое впали многие члены семьи Беннет под влиянием печальных событий последнего времени. Они видели его весьма часто, и в их представлении к остальным его положительным качествам добавилась еще одна черта: полная откровенность. Все, что Элизабет когда-то услышала от него — о его обиде на мистера Дарси и о причиненном ему этим человеком ущербе, — было объявлено теперь Уикхемом во всеуслышание и обсуждалось публично. И окрестные жители с удовлетворением сознавали, насколько они были правы в своей неприязни к Дарси еще задолго до того, как раскрылось его подлинное лицо.
Старшая мисс Беннет была единственным существом, которое допускало, что в этой истории могут быть какие-то неизвестные хартфордширскому обществу смягчающие обстоятельства. Неизменная кротость побуждала ее ко всему относиться снисходительно и всякое зло объяснять недоразумением. Но все остальные осуждали мистера Дарси как последнего негодяя.
ГЛАВА II
Наступила суббота, и после недели, потраченной на изъяснения в любви и предвкушение будущего блаженства, мистер Коллинз вынужден был расстаться со своей дорогой Шарлоттой. Боль разлуки, однако, сглаживалась для него заботами о подготовке дома к приему невесты, ибо он имел все основания надеяться, что вскоре после его следующего приезда в Хартфордшир наступит наконец день, который сделает его счастливейшим из смертных. Со своими родственниками в Лонгборне он расстался не менее торжественно, чем в предыдущий раз, снова пожелав здоровья и благополучия своим прелестным кузинам и пообещав прислать второе благодарственное письмо их отцу.
В следующий понедельник миссис Беннет имела удовольствие принять у себя брата и его жену, которые прибыли, чтобы, по обыкновению, провести в Лонгборне Рождество. Мистер Гардинер был рассудительным и достойным человеком, неизмеримо превосходившим свою сестру умственным развитием и душевными качествами. Незерфилдским дамам было бы трудно поверить, что человек, занятый торговлей и проживающий неподалеку от собственного склада товаров, мог быть так хорошо воспитан и так приятен в обращении. Умная, приветливая и изящная миссис Гардинер была на несколько лет моложе миссис Беннет и миссис Филипс. Лонгборнские племянницы ее обожали. Особенно близкая дружба связывала ее с двумя старшими мисс Беннет, которые нередко гостили у нее в Лондоне.
Первым делом миссис Гардинер по приезде в Лонгборн было раздать привезенные подарки и описать новейшие столичные моды. Покончив с этим, она должна была исполнить более скромную роль слушательницы. Миссис Беннет, горько сетуя на судьбу, сообщила ей о множестве печальных событий. Со времени последней их встречи все они натерпелись стольких обид и огорчений! Подумать только, две ее дочери уже вот-вот должны были выйти замуж. И вдруг все пошло прахом…
— Мне не в чем упрекнуть Джейн, — продолжала она. — Если бы она могла, она бы вышла за мистера Бингли. Но Лиззи! Вы не можете себе представить, сестра, как тяжело сознавать, что, если бы не ее дурной нрав, она уже сейчас называлась бы миссис Коллинз! Он сделал ей предложение в этой самой комнате, а она ему отказала. И теперь у леди Лукас дочь окажется замужем раньше, чем у меня! А Лонгборнское имение так и уйдет по мужской линии. Эти Лукасы — удивительно ловкий народ, никогда не упустят своего. Мне грустно говорить о них подобные вещи, но, увы, это в самом деле правда. Я и так совсем больна и издергана, а мне то и дело перечат в собственном доме. Да еще под боком живут соседи, которые думают прежде всего о собственной выгоде. Как хорошо, что вы приехали именно сейчас, — иначе от кого бы мы вовремя узнали, что теперь опять носят длинные рукава!
Миссис Гардинер, уже знакомая по письмам Джейн и Элизабет с большинством этих новостей, постаралась ответить возможно более кратко и из сочувствия к племянницам переменила тему разговора.
Оставшись с Элизабет наедине, она снова заговорила о прошедших событиях.
— По-видимому, это и в самом деле была бы для Джейн прекрасная партия, — сказала она. — Как жаль, что она расстроилась! Но такие вещи часто случаются. Молодые люди, подобные мистеру Бингли, — я его себе представила по вашим рассказам, — легко могут влюбиться на короткое время в хорошеньких девушек. А затем, — стоит им только куда-нибудь уехать, — так же легко их забывают. Непостоянство этого рода наблюдается на каждом шагу.
— Прекрасное утешение при описанных вами обстоятельствах, — сказала Элизабет. — Но к нам оно не применимо. Мы пострадали не случайно. Не так часто вмешательство друзей заставляет вполне независимого молодого человека перестать думать о девушке, в которую он был влюблен по уши.
— Выражение «влюблен по уши» настолько избито, обманчиво и неопределенно, что почти ничего не означает. Его одинаково часто употребляют, описывая чувство, возникшее в результате получасового знакомства, и истинно глубокую привязанность. Скажи мне, пожалуйста, мистер Бингли в самом деле был очень влюблен в Джейн?
— Мне еще никогда не приходилось наблюдать более явного увлечения. Он становился все невнимательнее по отношению к окружающим, и его мысли сосредоточивались на ней одной. С каждой их встречей это становилось заметнее. Устроив бал в своем доме, он обидел двух или трех девиц, не пригласив их танцевать. Я сама дважды заговаривала с ним и не получала ответа. Можно ли требовать более убедительных признаков? Разве невнимание к окружающим — не лучшее доказательство влюбленности?
