Джорж Микеш - Бумеранг, или Австралия вновь открытая
Я спрашивал у многих знакомых австралийцев, правда ли, что антиинтеллектуализм в их стране так живуч? Да, отвечали они. Если ваш интеллектуальный уровень выше среднего, постарайтесь не обнародовать этот тревожный факт. При этом вовсе не обязательно прикидываться слабоумным, но лучше уж быть слабоумным, чем слишком умным. Если вы любите читать, скрывайте от окружающих свою слабость, ибо, заслужив репутацию книжного червя, вы погибнете без возврата!
Но как тогда объяснить обилие великолепных книжных магазинов, не имеющих себе равных даже в Лондоне, Оксфорде и Нью-Йорке?! Справедливости ради скажу, что за пределами крупных городов — ив этом-то все дело! — книжных магазинов вообще почти нет. Однако и в этой области налицо явные перемены. Растет число университетов, растет число студентов.
Столь большая и значительная страна, как Австралия, не может жить «хлебом единым». Ей нужны идеи; нужны квалифицированные ученые — иначе она погрузится во мрак средневековья. Когда в 1957 году был запущен первый спутник, правительство внезапно осознало, что стране нужно гораздо больше инженеров, математиков, биологов, физиков. Потому-то и стали возникать университеты, куда начали завлекать молодежь. Заодно к кафедрам физики и математики прибавили совершенно бесполезные, с точки зрения здравого смысла, кафедры филологии и философии. Во-первых, это делало облик университета более внушительным, а во-вторых, философы и филологи обходятся значительно дешевле физиков и математиков… Так или иначе интеллектуальная прослойка стала крепнуть, и ее голос стал раздаваться все громче. Правительство нахмурило брови, когда вдруг оказалось, что биохимики и специалисты в области нелинейных функций начали высказываться на темы вьетнамской войны и ядерной бомбы. Ведь их нанимали, чтобы они думали над расщеплением ядра урана, а не занимались морализированием вокруг атомной бомбы! Но уж если молодой человек- учится думать, очень трудно внушить ему, что именно он должен думать! Он все равно будет иметь свое мнение и будет открыто выражать его. Вначале не слишком громко и решительно, но будет.
САМОЕ ЮЖНОЕ ПОЛУШАРИЕ
Семь — слышите, не шесть, не восемь, а именно семь! — семь универмагов в различных городах Австралии были показаны мне с аттестацией «самого большого магазина во всем южном полушарии». Я насчитал пять стадионов, каждый из которых был «самым крупным в южном полушарии». Меня познакомили с очень высоким рыжеволосым джентльменом, владельцем фабрики консервированных бобов. Когда он отлучился ненадолго, мой спутник заметил, что он еврей.
— Разве это так уж важно? — спросил я.
— Еще бы! — последовал ответ. — Ведь он самый высокий рыжий еврей во всем южном полушарии.
Я был ошеломлен, но не сдался:
— Лучше бы ему быть адвентистом седьмого дня.
— Это почему же?
— Да просто потому, что их меньше, чем евреев. Звучало бы куда убедительнее: «Самый высокий рыжий адвентист седьмого дня».
Мой собеседник был неумолим:
— Нет, он самый высокий еврей!
— Пожалуй, даже не так, — с готовностью подхватил я. — Он самый высокий рыжий фабрикант консервированных бобов еврейской национа…
Он прервал меня. Предмет был достаточно серьезен, чтобы терпеть всякие там шуточки:
— Я повторяю: это самый высокий рыжий еврей в южном полушарии!
Именно в те дни мною начала овладевать навязчивая идея бросить на время писательскую деятельность и всерьез заняться установлением какого-либо рекорда. Наш век обожает всякие рекорды — важно только, чтобы они отличались полной бессмысленностью. Если, скажем, кто-то объявит, что он написал самую длинную поэму из всех, что когда-нибудь писались под водой шариковой ручкой «бинго», можете быть уверены: от этого выиграет не только шариковая фирма, но и автор подводной поэмы. Наверняка ее тираж будет полностью распродан — пусть он даже превышает тираж стихов Китса и Эллиота[2], вместе взятых, упорно писавших на сухой земле. Я долго изобретал, чем бы заняться, но на ум пришла одна-единственная мысль: объехать на машине земной шар задним ходом… Плевать, что долго, — зато я буду первым, кто проедет по экватору задом наперед! В каждом городе меня будет ждать торжественная встреча, а вместе с нею слава и богатство. У меня будут брать интервью на телевидении, в мою честь назовут консервированные завтраки и компоты из сухофруктов. В конце концов меня удостоят рыцарского звания, и — вершина вершин! — я напишу книгу, которая, впервые в моей практике, будет распродана…
В одном не очень большом австралийском городе мне показали пивоваренный завод, охарактеризовав его как самый крупный в южном полушарии. В другом городке мне с нескрываемой гордостью дали понять, что местная турецкая община — самая большая в южном полушарии.
— А мне почему-то кажется, — усомнился я, — что в Иоганнесбурге турок гораздо больше.
— Как называется это место? — переспросил сопровождающий меня джентльмен. — Ну, то, что вы сейчас упомянули?
— Иоганнесбург. Он, понимаете ли, в Южной Африке.
— Знаю, знаю. Только мы здесь у себя не считаем, что этот самый Иоганнесбург находится в южном полушарии.
— Но, к несчастью, это так, — кротко заметил я.
— А я и не спорю, — холодно отпарировал он. — Я лишь говорю, что мы здесь не считаем, что этот город находится в южном полушарии.
В Сиднее я часто играл в теннис в паре с Джорджем Мольнаром, знаменитым художником- иллюстратором. Как-то мы изо всех — сил бились за победу против австралийской пары, но в итоге проиграли.
— Не беда! — утешали мы друг друга. — Все равно мы остаемся самой сильной теннисной парой писателя и художника венгерского происхождения во всем южном полушарии!
БЕЛЫЕ АВСТРАЛИЙЦЫ
Австралия изобрела новый вариант знаменитой сказки о голом короле. Вместо того чтобы воскликнуть: «А король-то голый! На нем нет никакого платья!» — австралийцы кричат: «Нет никакого короля — только его платье!» Во всяком случае, таково их отношение к политике «Белая Австралия». Всякому ясно, что она, эта политика, существует, что она не просто политика, а закон этой страны. И все-таки почти все встреченные мной высокопоставленные австралийцы делают вид, будто ничего подобного они не знают. Кое-какие внешние признаки, так сказать отделка, существуют, но все это лишь платье, а короля в нем нет и не было! После такого категорического заявления они тотчас примутся уверять вас, что эта несуществующая политика — вопрос жизни и смерти для Австралии и что никогда, ни за что от нее (несуществующей политики) она не откажется.
Еще совсем недавно лозунг «Австралия — для белых!» имел широкое хождение. Сегодня он уже не звучит столь громко, более того — сами слова «Белая Австралия» признаны крамольными, чуть ли не ругательными. Но f частных беседах вы услышите немало горячих оправданий этой политики. Чаще всего вам скажут:
— Какая такая «Белая Австралия»? Если что и есть у нас, так просто политика «выборочной иммиграции».
— Да, но вы почему-то всегда «выбираете» лишь европейцев. А как насчет африканцев и азиатов?
— Ну, они сами виноваты — не могут пройти проверки!
Некоторые терпеливо объяснят вам, что азиатов и африканцев не пускают в Австралию ради их же собственной пользы. Во-первых, они будут очень неважно чувствовать себя в совершенно новой и непривычной для них стране. А во- вторых, Австралии нужны только лучшие из лучших, только сливки. В каком же положении окажутся Филиппины, Индонезия, молодые африканские страны, если они враз лишатся всех своих медиков, инженеров, ученых? Нет, это было бы непорядочно!
Один из членов австралийского парламента во время недавних прений в этом учреждении заявил, что Австралия — свободная страна, где нет места расовой нетерпимости и дискриминации. А чтобы оставаться свободной, страна должна иметь право решать, кого пускать, а кого нет. Иными словами, держите цветных на отдалении, чтобы сохранить репутацию свободного, широко мыслящего государства. В самом деле, в стране, где нет чернокожих, последние не подвергаются никаким гонениям. Впрочем, отсутствие цветных еще не означает отсутствия проблемы!
Вот вам краткая история «Белой Австралии».
В 1837 году, менее чем через 50 лет после того, как Австралия сделалась местом ссылки преступников, возникла необходимость законтрактовать индийских рабочих и поселить их в Новом Южном Уэльсе, но это предложение было отвергнуто на расовой почве. Во время золотой лихорадки в Австралии появилось столько китайцев (и других жителей Азии), что в 1888 году их въезд во все штаты страны был запрещен. По федеральному закону 1901 года запрещался въезд тех, кто не выдержит «письменного испытания». Закон этот был, естественно, направлен против неевропейцев, однако случались конфузы. После первой мировой войны блестящий журналист, коммунист Эгон Эрвин Киш решил посетить Австралию, но власти отказали ему в праве на въезд, поскольку Киш не сумел написать диктант на незнакомом языке. Его посадили в лодку, чтобы отвезти на судно, но он выпрыгнул за борт, сломал при этом ногу, провел несколько недель в больнице на берегу и написал остроумную, полную яда книгу о (вернее, против) Австралии.
