Александр Зернин - Женитьба доктора Поволжина
В наше время чаще наблюдается инфантилизация мужчин. Из главы семьи муж ставится в положение ребенка. Причем ребенка-неудачника, безмозглого, нерадивого, нелюбимого. Но в любом случае бо́льшая часть вины за инфантильность близких лежит на женщине. Особенно часто так морально инвалидизируют членов своей семьи хваткие, властные, стремящиеся командовать, руководить, все контролировать дамы. Наверное, про таких особ А.А. Галич писал: «… бойтесь единственно только того, кто скажет: “Я знаю, как надо”». Эти слова современные женщины, особенно фарисейки, произносят постоянно. Но за ними, как ни парадоксально, стоит… все тот же инфантилизм. Оказывается, стремление всех и вся контролировать – одна из ярких черт женского инфантилизма.
Ведь чем характеризуется инфантилизм? В первую очередь неадекватной ответственностью – недостатком и нежеланием за что-то отвечать. Или – наоборот! За что человек может и должен отвечать? Только за то, что он действительно способен контролировать и изменять, за то, что в его власти: личные поступки, мысли, чувства, желания, отношения. Это адекватная ответственность. Если я перекладываю свою ответственность на других или беру на себя ответственность за чужие поступки, мысли и т. д. – это ответственность неадекватная. Так вот, женщины, все контролирующие, – это маленькие девочки, которые не доверяют миру, с одной стороны, и очень много о себе в то же самое время воображают: «если не они, то кто же?» Чувствовать себя причиной всего чрезвычайно присуще детям. Вырастая, человек учится адекватной ответственности, но, если этого не произойдет – из маленькой девочки вырастет этакая Ольга Петровна, которая под предлогом блага окружающих превратится в невыносимого домашнего тирана. Властная, контролирующая всех и вся женщина везде и всюду будет искать инструкцию: что ей делать, чтобы ее близкие стали более удобными для нее.
К сожалению, сейчас таких женщин в Церкви очень много. Причин тому несколько: это и тяжелейшая демографическая ситуация в России в ХХ веке, когда уничтожение мужчин приняло катастрофические масштабы, и женщине приходилось выживать в одиночку и одной же воспитывать детей. Это и целенаправленная политика тоталитарного советского государства. Современное общество стало инфантильным во многом под влиянием коммунистической идеологии. Десятилетиями у людей не было необходимости самостоятельно мыслить, брать ответственность за свою жизнь. Советское государство боялось хозяина, лидера, самостоятельного мужчины, ответственного за свой двор, улицу, город. Коммунистам нужны были послушные, податливые, инфантильные граждане, которым не надо принимать самостоятельно решения, которым все подадут и научат, как надо думать. Женщины оказались для государства в этом отношении лучше мужчин: ими удобнее руководить, как и удобно учить женщин руководить другими. Теперь эти советские женщины наполняют православные храмы, привнося в святые стены неправильный образ мышления, стремлений, действий. Они не приучены самостоятельно думать и принимать решения, и инфантильно ждут, что в Церкви их научат, что им нужно думать и как себя вести.
Воистину прав все тот же А.А. Галич: «Он врет! Он не знает, как надо!» В данном случае врет «она», инфатильная фарисейка типа Ольги Петровны. Ведь инфантильность – это нежелание искать смысл, развиваться. Поиски смысла – трудный и болезненный процесс. Инфантильный человек предпочитает закрыть глаза на стоящие перед ним проблемы. Поэтому-то повесть «Женитьба доктора Поволжина» так важна для нас: ее проблематика гораздо шире темы фарисейства и материнской любви. Книга заставляет каждого из нас задуматься о том, какие мы православные, как нам перестать думать о себе и полюбить Бога и ближнего[1].
Дарья БолотинаЖенитьба доктора Поволжина (Истинное происшествие)
Вкомнате Вики Мордовцевой царил не совсем обычный беспорядок, почти хаос, но такой праздничный, такой волнующий, захватывающе интересный. На столе раскрытые коробки с кружевами, воздушно легкая кисея фаты, белые и нежные, точно взбитые пена; лайковые перчатки до локтей, парчовые туфельки на стуле, и везде – цветы, цветы во всех углах, на стульях, на полу и даже на кровати. Две портнихи, склонившись над столом, что-то подкладывали и подшивали.
Распоряжалась беспорядком тетя Алла, смуглая брюнетка с завитками темно-бронзовых волос на лбу и на висках. Неторопливо прохаживаясь взад и вперед с папиросой в янтарном мундштуке, она низким контральто что-то приказывала горничной и портнихам, стряхивая пепел с папиросы в вазочку у зеркала на туалете.
У Вики сладко кружилась голова. Она точно не понимала, что все это происходит для нее. Она как бы совсем лишилась своей воли и покорно, без рассуждений, исполняла все, что ей указывали мать и тетка, горничная Аннушка и портнихи.
Мать невесты, Ольга Петровна, размякнув, беспомощно сидела в кресле и лишь иногда, взглядывая на иконы, которыми был увешан правый от двери угол комнаты, вяло повторяла: «Аннушка, поправь вон ту лампадку, или вот эту, а то, не ровен час, потухнет».
Вике только что исполнилось шестнадцать лет, а жениху ее, доктору Поволжину, – тридцать шесть.
– Имей в виду, что еще не поздно раздумать и отложить все эти приготовления для другого кандидата, подумай хорошенько, – говорила тетя Алла, – ведь я знаю, что ты блажишь. Какой же он тебе жених, – он тебе в отцы годится.
– Да, но он доктор и имеет средства содержать Вику в холе и довольстве, – ответила за невесту мать, – а молодые только хвостом вертеть, да на балах танцевать годятся. Какой от них прок? Николай Иванович – врач с клиентурой и джентльмен до кончиков ногтей. Ты что скажешь, дочка?
– Да, он джентльмен. Всегда приходит к нам в визитке, с цветами и конфетами, и от него так приятно пахнет мужскими духами.
– Какими же именно? – спросила тетя, закуривая новую папиросу.
– Ты не прожги невесте платья, – с беспокойством заметила мать, – нашла место курить.
– По-моему, гелиотропом, пополам с ванилью, в общем, чем-то вкусным, точно не духи, а что-то сладкое, – объяснила Вика.
– Ты еще дитя и ничего не понимаешь в ароматах, скажи, может быть, тебе кто-нибудь из мальчишек нравится? – спросила тетя.
– Мне нравится немножко Коля Полымов. Он такой задумчивый и мне стихи пишет.
– А ты это, пожалуйста, брось, – с испугом перебила мать, – от задумчивого толку не будет, выкинь из головы. Подумайте – стихи, этого еще не хватало. И потом он еще мальчишка, гимназии не кончил.
– Я тоже не кончила.
– Ты – другое дело. У тебя хрупкое здоровье. Сколько я переболела душой, когда ты ходила в классы, там сквозняки, постоянно открывают окна и вообще не смотрят за здоровьем.
– Но ведь я никогда не болела, один раз только был насморк, как раз, когда надо было ехать на елку к тете два года тому назад.
– Потому что я тебя берегу, оттого и не болела, – категорически отрезала мать. – Ну, начинай одеваться, уже пора.
Вика сбросила капотик и осталась перед зеркалом в своем детском лифчике и бумазейных панталонах, которые курдюком свешивались сзади.
– А где парижское белье, которое я тебе подарила? – спросила тетя.
– Мама говорит, что такое белье носят только кокотки, и заперла к себе в шкап.
– Люси, милая моя! Какие мысли ты внушаешь Вике накануне свадьбы! – в ужасе воскликнула тетя Алла. – Ведь этак ее муж сбежит от нее на другой же день.
– Алла… les gens, – кося глазами в сторону горничной и портних, сказала мать.
– Как ты думаешь, Аннушка? – без всяких обиняков спросила Алла горничную.
– Это дело господское. По мне барышня и так, в чем есть, хороша. Парижское или не парижское, нам все одно. Что Бог послал, то и ладно.
– Вика, не рассуждай, – сказала тетка, – достань белье, которое я тебе подарила к свадьбе.
Невеста со страхом взглянула на мать. Та сидела, упрямо поджав губы, и строго, в упор, смотрела на дочку.
– Мне стыдно, – после некоторого колебания смущенно сказала Вика, – мне кажется, что я буду совсем не я, если надену это.
– Ты портишь Вику, – сухо перебила мать, – не приучай ее к глупому франтовству, это не белье, а паутинка. Оно даже опасно для здоровья, можно простудить почки. Разве это не правда?
– Да, оно конечно, бумазея будет покрепче, – подтвердила Аннушка, – мы завсегда носим бумазею.
– Вот видишь, это говорит народная мудрость, – обрадовалась мать, – надо прислушиваться к голосу народа.
– О, Боже! – воскликнула тетя Алла, поднимая руки к небу.
– Не устраивай сцены при людях, – обрезала ее мать невесты, – и вообще прекратим разговор на эту тему: она слишком интимна.
В этот момент в дверь постучали и, приоткрыв ее чуть-чуть, выпалили громким шепотом:
– Николай Иванович приехал.
Невеста машинально дернулась к двери. Ей очень интересно было увидеть жениха во фраке и в цилиндре.
