Стас Иванов - Прячьтесь! Будет ограбление!
На веранде с бутылкой виски и парой рюмок появился Аркадий Синявкин. Это был мужчина лет пятидесяти, невысокий, лысый и очень массивный. Из ста пятидесяти килограмм его веса килограмм сорок ушло на округлый живот и жирок на ляжках, а остальные сто десять – на скелет, органы и мышцы. Причем на мышцы ушло большинство из них. По случаю раннего утра на Синявкине были лишь шлепанцы на босу ногу и завязанный на поясе полосатый халат.
Поставив рюмки на стол, Синявкин принялся разливать по ним виски.
– Слушай, Аркаша. Я вот смотрю на твой двор и никак не могу понять, зачем у тебя дырки в газоне. Собрался что-то строить?
Аркадий сел напротив Давыдова и взял свою рюмку.
– Да какое там. Это всё пес, среднеазиат мой. Дурной совсем. Я щенком отдал его на обучение, а через неделю эти черти из псиной школы вернули его назад. И знаешь, что они сказали? Сказали, что моя собака – дебил. Самый настоящий. Он не поддается обучению, потому что не считает себя собакой. Его, типа, щенком воспитывало какое-то другое животное, и он перенял у него модель поведения. Пес вообще ничего не умеет делать, как собака, он даже никогда не рычит и не лает.
– И что это было за животное?
– Да хрен его знает. Наверное, кролик. Он целыми днями роет ямы. Я их закапываю, а на следующий день их становится больше. Реально задолбал, сволочь. – Синявкин поднял рюмку. – Ну что, будем?
Чокнувшись, мужчины опрокинули в себя рюмки.
– Эх, мне бы твои проблемы, Аркаша, – вздохнул Давыдов.
– Ладно, с чем приехал?
– Тут такое дело... – Давыдов состроил жалостливое лицо и умоляюще взглянул на Синявкина. – Те пятьдесят лямов, которые я тебе должен... Мне бы это, еще отсрочку.
Вмиг утратив благодушное расположение духа, Синявкин хлопнул рукой по столу, едва не вогнав его ножки в пол.
– Да ты совсем обнаглел, Давыдов! Я давал тебе кредит на два месяца, а уже прошел год! Год! Где мои пятьдесят миллионов? Или ты хочешь вернуть мне их с процентами?!
– Да пойми, Аркаша. Есть обстоятельства...
– Обстоятельства?! – почти прорычал Синявкин. – Шлюхи, кокаин и тотализатор – вот твои обстоятельства!
– Я всё верну, – взмолился Давыдов. – Но сначала мне надо расплатиться с Гнусавым! Он же может меня убить!
– Так-так-так. Гнусавого ты, значит, боишься, а меня – нет? Меня можно динамить, а его нет? Так, по-твоему?
– Ну Аркаша, вспомни, какие мы раньше проворачивали дела. Нас такие люди боялись. Нас все уважали. Ну войди в мое положение. Мы ведь друзья.
Синявкин разлил по рюмкам виски и поднял свою. Немного остыв, он сказал:
– И только поэтому ты, Давыдов, всё еще жив. И даже можешь ходить без костылей. Я дурак, что дал тебе деньги под честное слово. Если бы ты оформил всё в моем банке по закону, уже давно бы лишился своего пентхауса. – Синявкин выпил свое виски. – Короче, так. Ищи бабло где хочешь. На крайняк перезанимай под свою хату. Но деньги ты мне вернешь. Это я тебе гарантирую. Ты меня знаешь, я не шучу. – Синявкин снова наполнил свою рюмку. – А теперь давай не будем о делах.
Выйдя из ворот коттеджа Синявкина, Давыдов направился к припаркованной за углом машине. Он был нетрезв и сильно зол. На своего бывшего напарника, с которым в конце девяностых, начале нулевых они держали несколько районов города, собирая дань с коммерсантов. Вдвоем. Потому что никто больше в городе не мог танковать, как Синявкин, и никто больше не мог стрелять так же метко и быстро, как Давыдов.
– Вот скотина, – пробормотал себе под нос Давыдов. – Совсем зажрался, банкир. Пятьдесят миллионов ему, видите ли, жалко...
Когда Давыдов завернул за угол и потопал к своей машине, припаркованной между двух коттеджей, из-под забора с территории Синявкина вылезла большая белая собака – среднеазиатска овчарка. Бодро помахивая обрубком хвоста, пес подбежал к «Кайену» Давыдова, задрал ногу и начал мочиться на колесо.
– Да-да-да... – задохнувшись от ярости, вызванной столь бесцеремонным поведением собаки, и так и не сумев выдавить из себя ни слова, Давыдов побежал к собаке.
А пес, сделав свое дело, прошмыгнул к лазу и полез под забор. Всё, что успел сделать подбежавший Давыдов, это схватить собаку за купированный хвост и попытаться вытащить ее из дыры. Однако сила стокилограммовой псины была такова, что сколько бы Давыдов ни упирался ногами в землю, удержать собаку было невозможно.
Когда хвост собаки выскользнул из рук Давыдова, тот, тяжело дыша, разогнулся, вытер ладони о брюки и выдавил из себя:
– Вот тварь. Откуда ж такие берутся-то?
Заглянув в лаз, Давыдов присвистнул от удивления, потому что под забором был прорыт полноценный подкоп, через который легко бы мог пролезть взрослый человек. Идея, возникшая в голове у Давыдова, заставила его немного повеселеть.
С мрачной ухмылкой он залез на водительское сиденье своего джипа и завел двигатель.
Глава 4
Чтобы никто не сумел дотянуться до будильника и вырубить его, он по традиции располагался в центре комнаты на полу. В это утро он был заведен на восемь часов, но после ночных похождений единственным, кто проснулся от звонка, был Сергей.
Зевая, Глебов, спавший на раскладушке, откинул одеяло в сторону и некоторое время просто лежал, уставившись в потолок и пытаясь окончательно проснуться. Сделав над собой усилие, он сел и толкнул ногой раскладушку с храпевшим рядом Покровским.
– Подъем! – крикнул Сергей Антону, спавшему на кровати в другом конце комнаты. От его крика открыл глаза Гоша, однако Шутов лишь промычал что-то невнятное и, перевернувшись на другой бок, продолжил спать. Из-под одеяла торчала лишь его голова в ночном колпаке.
– Надо так, – сказал Покровский, взял свою подушку и запульнул ее в Антона.
Попадание оказалось точным – всхрапнув, Шутов мгновенно сел, откинув одеяло. Спал он в пижаме, украшенной розовыми слониками.
Поставив ноги на пол, он с закрытыми глазами быстро и громко сказал:
– Летите на Юг, сиськи! Теперь вы свободны! – Открыл глаза, осмотрелся и зевнул. – А, что? Уже пора вставать?
– Боже, мне даже страшно представить, что творится у тебя в голове, – признался Покровский.
– А в чем дело? Ладно, неважно. – Преисполнившись возбуждения, Шутов стянул с головы колпак. – Парни, я всё понял! Он мне всё рассказал!
– Кто? – одеваясь, спросил Глебов.
– Иисус! Иисус посоветовал мне, как снять наш фильм!
– Эй-эй, притормози, – забеспокоился Сергей. – У тебя что, опять припадок?
– Да, что с ним такое? – Гоша встревоженно посмотрел на друга. – Опять гиперактивность? Или неврастения?
– Заткнитесь и слушайте! – раздраженно рявкнул Шутов.
– Повышенная раздражительность. Похоже, неврастения, – констатировал Глебов.
– Сами вы больные. Со мной – полный порядок. Просто у меня есть такая идея. Такая идея... – Антон принялся потирать ладони, хитро ухмыляясь. – Смотрите, парни. Мы можем пытаться снять что угодно, но на фильм нам по-любому нужны деньги. Много денег. Чем больше, тем лучше. Столько, сколько нам никогда не заработать. Можно, конечно, продать Гошину почку, но он вряд ли согласится. И нам всё равно может не хватить. Поэтому гораздо проще взять их там, где их много.
– Кредит, что ли? – уточнил Глебов. – Брось. Я бы давно оформил на себя кредит, если бы мог. Но мы как бы приезжие, нам никто его не даст.
Шутов презрительно фыркнул.
– Какой нафиг кредит? Всё гораздо проще – нам нужно пойти на ограбление.
С самодовольным выражением лица он уставился на друзей, ожидая слов благодарности и восхищения. Но те, замерев было, переглянулись и продолжили одеваться.
– Эй, парни, да вы чего? Вы слышите, что я вам говорю?
Глебов заглянул под раскладушку.
– Гоша, ты не видел мои носки?
– Да вон они – висят на подоконнике.
– А, точно, спасибо. Только как они здесь оказались? Я их вешал на стул.
Гоша пожал плечами.
– Да я откуда знаю? Может, наш лунатик опять ходил по ночам и перевесил их.
Шутов принялся расстегивать пижаму.
– Я не лунатик. Я не стану ходить во сне. Особенно, чтобы перевесить чьи-то грязные носки.
– Точно? – усмехнулся Глебов. – А как же пару лет назад? – Он вытянул перед собой руки и, подражая неуклюжей походке зомби, принялся расхаживать по комнате. – Земля, прием. Земля, передает Аполлон двенадцать. Погода на Луне – просто шикарная, но моросит мелкий дождик.
Покраснев, Шутов пробормотал:
– Ничего подобного. Я просто тогда немного перепил и заснул в туалете.
– Перепил? – переспросил Глебов, перестав дурачиться. – Чувак, пока мы тебя заталкивали в туалет, ты внятно и четко кричал, что на тебя нападают инопланетяне, а потом ты два часа пел оперы на итальянском языке. Без акцента! И пел профессионально! Мы тут с Гошей чуть не обделались от страха. Даже соседи приходили в три ночи, спрашивали, что у нас здесь за Пласидо Доминго разорался. И да, они даже попросили твой автограф.
