Максим Михайлов - Двухгадюшник. Рассказы
На закуску под конец доклада начальник штаба поведал еще об одном ночном происшествии. В этот раз накосячил стоящий в карауле рядовой Дмитренко. Пикантность происшествия заключалась в том, что рядовой Дмитренко был негром! С абсолютно черной африканской кожей и жесткими кучеряшками на голове.
Папа рядового Дмитренко — сын какого-то мелкого королька-людоеда с Берега Слоновой Кости, или откуда-то еще в том же роде, прибыл в обновленную Россию для учебы в финансовой академии. Уж не знаю, в свете последних экономических событий, кого могут выучить наши финансисты, разве что действительно только африканского туземца. Но папа рядового Дмитренко успешно обучился, оставил на память одной из многочисленных подруг беззаботной студенческой юности образец негритосовского генофонда и убыл поднимать на мировой уровень состояние финансов родного людоедского племени не оставив обратного адреса. Естественно разыскивать его на манер капитана Гранта по тридцать седьмой параллели было делом бесперспективным. Хрупкая блондинка — подруга нашего Лумумбы какое-то время поплакала, погоревала, но делать нечего — в положенный срок родила рядового Дмитренко. Очень долго смеялись тетки в ЗАГСе, записывая в свидетельство о рождении абсолютно черного малыша национальность по матери — белорус. Ну а потом, выполняя спущенный сверху план по призыву, белоруса выдернул местный военкомат для исполнения священного долга каждого негра — служить своей матери России.
Вот так, вкратце можно изложить предысторию, появления «колониальных резервов» в составе караула нашей испытательной базы.
Косяк же, упоротый этим самым «резервом» был в общем-то стандартным для любого караула — случайный выстрел. Точнее три выстрела очередью. Такое частенько бывает, особенно под утро, когда вконец обалдевший от желания спать личный состав начинает действовать абсолютно на автопилоте, напоминая оживших зомби. Вот и рядовой Дмитренко, вернувшись с поста и разряжая автомат, браво передернул затвор и заученно произвел контрольный спуск, не отсоединяя магазина. Предохранитель стоял на «АВ», и три пули с характерным хрустом ушли в пулеулавливатель. Практически мгновенно боец получил увесистый подзатыльник от начальника караула и мощный пинок в задницу от разводящего, что заставило его тут же окончательно проснуться и вспомнить о непреходящих жизненных ценностях, а именно о мерах безопасности при обращении с оружием. Убедившись, что Дмитренко пришел в чувство, и лично отсоединив забытый магазин, начальник караула добавил к воспитательному процессу краткую лекцию о международном положении.
— Олень ягельный! Тунгус! Ты что же это, жопа с ушами, творишь?!
И далее в том же духе в течение минут так десяти. Начальник караула ранее проходил службу в СибВО. История умалчивает, чем ему в этот период досадили местные аборигены, но всех людей делающих, по его мнению, что-то не правильное и неразумное он с тех пор звал тунгусами и вообще мог довольно долго распространятся на оленье-ягельную тематику.
Закончив с ритуальным поминанием тяжких будней оленеводов, начальник караула произвел ряд вполне конкретных действий по выправлению возникшей ситуации. А именно позвонил дежурному по части и, рассказав о происшедшем конфузе, попросил узнать в роте охраны, нет ли там случайно неучтенных патронов 5,45 мм. Разумеется, искомые патроны «случайно» в роте оказались и были ему доставлены в течение ближайшего часа, после чего их торжественно вручили негодяю Дмитренко с кратким рассказом о том, какое мнение о внуке людоедского короля сложилось у командования роты после непланового подъема среди ночи.
На этом инцидент можно было бы считать исчерпанным если бы… Это самое «если бы» очень часто вмешивается в ход событий в нашей славной Краснознаменной. И тогда казалось бы самая безобидная ситуация вырастает до размеров вселенской трагедии.
В этот раз упомянутое «если» приняло обличие директивы Главкома РВСН Љ (длинный ряд цифр через дроби) от позавчерашнего числа. Эту директиву начальник штаба принес командиру для ознакомления.
— Ну что там еще им надо? — тоскливо протянул командир, разглядывая поданный документ. — Расскажи своими словами, только коротко.
— Ну дело в том, что по этой директиве командир теперь не отвечает за проступки подчиненных…
— Ну-ка, ну-ка, — живо заинтересовался командир. — Дай сюда я сам почитаю.
Несколько минут в кабинете висела гробовая тишина — командир переваривал информацию. Вот тут то ему мозги и перекосило! И не удивительно, воспитанный в лучших советских традициях, командир даже представить не мог такой лафы, чтобы вдруг не ответить за бестолкового подчиненного. А тут на тебе, дождались…
— Ага… — наконец сказал «дедушка». — «Исключить практику привлечения к ответственности командиров (начальников) за проступки связанные с личной недисциплинированностью подчиненных, при условии своевременного доклада о них». Вот я вам, б… (от волнения командир даже позабыл об изживании матерного лексикона), вот я вам теперь устрою! А то привыкли за моей задницей прятаться, а она, между прочим, тоже не железная, хоть и бронированная как у крокодила!
Злорадно усмехаясь, командир схватил трубку телефона дальней связи и молодцевато рявкнул в мембрану.
— Тащ генерал! Докладывает начальник испытательного центра полковник Перезверев! Сегодня ночью в карауле произведен случайный выстрел! Что? Нет, никого не убило! Очередь ушла в пулеулавливатель! Как зачем докладываю? Потому что обязан! Здоров? Я? Абсолютно здоров, тащ генерал! Согласно директиве номер (длинный ряд цифр с дробями) ничего от Вас не скрываю, докладываю сразу по происшествии… Что? Чем не маяться! Плохо Вас слышу… А! Есть! Есть не маяться херней, тащ генерал! Никак нет, тащ генерал, не издеваюсь! Есть засунуть в задницу директиву! Виноват, тащ генерал, есть не отвлекать всякой хренотенью!
Командир бросил трубку на рычаги и гневно обозрел с ног до головы давящегося смехом, но старательно натягивающего на лицо мину исполнительного служаки начальника штаба.
— Что ты ржешь? Я вот сейчас еще в прокуратуру позвоню, и тогда посмотрим, как ты ржать будешь! Знаешь, кто за организацию караульной службы отвечает? Что ты на меня смотришь? Думаешь, я? А вот хрен тебе по всей морде! Начальник штаба отвечает! А в прокуратуру по факту применения оружия я доложить обязан! Вот тогда поулыбаешься!
Строго говоря, пальбу в пулеулавливатель применением оружия можно было считать только с очень большой натяжкой, но командиру, что называется, возжа под хвост попала. Очень уж ему хотелось, чтобы кто-нибудь со стороны вздрючил ненавистного начальника штаба, блатного карьериста и академика, которому сам командир, из опасения перед высокими покровителями подчиненного, мало что мог сделать.
— Алло, прокуратура? Кто это? А, вы то мне и нужны, товарищ капитан! Значит так, записывайте…
По мере красочного доклада командира начальник штаба краснел и бледнел попеременно.
— А патроны, они заменили неучтенными, оставшимися от последних стрельб, — вдохновенно ябедничал командир. — Что? У кого хранились неучтенные патроны? Не знаю… А это так важно? Что? Статья? Какая еще статья? Незаконное хранение оружия и боеприпасов? Сколько лет? Из-за трех патронов?! Вам без разницы? Ну ладно, я разберусь… Сами приедете? Зачем? Ах, ну да, конечно… Да, жду…
Обескураженный командир осторожно положил трубку и с ненавистью воззрился на начальника штаба.
— Ну что, академик, заварил кашу? Видал, твои патроны под статью попадают!
Начальник штаба ответил командиру уничтожающим взглядом ясно дававшим понять, кого он считает виновником происшествия и выражающим весьма недвусмысленное мнение о начальниках вообще и данном конкретном полковнике в частности.
И началась титаническая работа по замазыванию и переписыванию всевозможных бумажек касающихся применения и закрепления оружия. Сверялись и переделывались вечно не бьющие списки, заполнялись задним числом журналы инструктажей, переоформлялись ведомости получения и выдачи боеприпасов. Командир как метеор носился между штабом и казармой роты охраны, рыча раненым медведем и «умножая на ноль» всех кто подворачивался под руку.
Одновременно лихорадило и все тыловые службы. Визит прокурорских работников был солидным поводом для волнения. Практически за каждым тыловиком тянулся немалый хвост больших и малых грешков, которые запросто могли повлечь за собой различные неприятности от вычетов из зарплаты, до реальных уголовных дел. Когда Суворов говорил, что любого интенданта через год службы можно смело вешать, он не сильно преувеличивал ситуацию, по крайней мере, если речь идет о наших славных Вооруженных Силах. Теперь все эти тыловые крысы, хорьки и прочие грызуны более мелких масштабов с удивительным проворством тоже кинулись замазывать, подчищать и переписывать. А то кто его знает, чем черт не шутит, пока Бог спит? И все переоформленное, заново распечатанное и изготовленное тащили на подпись командиру. Вылавливали его везде, где бы тот ни пытался скрыться. Даже когда он, окончательно сорвав голос и отупев от чтения различных документов, в отчаянии попытался укрыться в сортире, возле дверей с тривиальной буковкой «М» мгновенно образовалась очередь бумажных страдальцев, деликатно покашливавшая и скребшая ногтями требуя, чтобы их выслушали и даровали вожделенную, снимающую ответственность подпись. За три часа прошедших с утра до приезда прокурорской бригады командир роздал столько автографов, что иной эстрадной звезде и не снилось.
