Владимир Холодок - Голые тетеньки (сборник)
И тут Зинка заходит – фельдшерица.
– У, Прасковья, так грибочков хочется, и – хлоп, ложкой со сковороды кусок съела.
Потом Федор зашел за ножовкой. К грибам категорически потребовал водки. Потом Тигран Петросян…ветврач… И к вечеру я 24 человека насчитала.
Ну че? – деревня. Все ить, как родные. У кого пьянка – все туда.
А я сижу сама не своя. Ну что я им сейчас скажу? Остановитесь! Все отравлено! А они уже все по куску съели. И по стакану выпили. Тут, кто и добрый кусок съел, умрет с перепугу-то. И решила я, будь, что будет. Так у меня муж говорил, Никита. Который он по счету-то?.. Вроде третий. Да они все у меня отчаянные были. Как я. Только первых двух не помню. Че-то как-то они мало пожили… рано ушли. А Никита сумасшедший был. В грозу выбежит из дома, за электрический столб схватится и ждет, когда молния шандарахнет. И шандарахнуло. Столб внизу, как пилой срезало. А Никита столб удержал. И электриков дождался. Правда, черный ходил долго. Его все негры спрашивали, вы не из Кении? От них он про комара-то узнал. Что есть там такой комар – укусит, и у человека начинается лихорадка е-бола…или ебо-ла… или ебола. Короче, смертельная. Деревни выкашивает. И загорелся он! Хочу, говорит, в глаза тому комару посмотреть, испытать себя по-настоящему. Друзья-негры устроили ему поездку. Вернулся – весь комарами покусанный, живого места нет. Чешется. А Зинка – фельдшерица дала ему таблетку от чесотки. Я утром встаю, а он тихо так лежит, не чешется даже! Помогла, видать, таблетка.
…Да нет, он не умер. Зинка ему снотворного дала, перепутала. Он через два дня проснулся. Как раз во время своих похорон. Аккурат крышку гроба начали заколачивать – разбудили мужика. Он изнутри сказал:
– Войдите!..
Мужики молотки подняли, прислушиваются. Думают, показалось. Давай снова колотить. Тут Никита не выдержал, заорал:
– Да не стучи ты, дурак! Говорю, заходи…
Он и сейчас жив. Живет. А че ему? Правда, вместо паспорта у него это – справка о смерти. Когда паспорта меняли, ему новую справку выдали. С фотографией. В гробу. Не прискребешься. А удобный докУмент, ни тюрьмы, ни сумы, ни налогов.
Он уже с этой справкой жил, когда свою голову крокодилу-то в пасть всунул. Индеец какой-то привез крокодильский цирк. И главное, сам индеец свою башку крокодилу в рот всунул всего на секунду. И тут же высунул. Крокодил зубами ему только по уху чакнул. И индеец этот говорит, мол, кто так может? А сам стоит уже без уха. Не рассчитывал он, что кто-то осмелится. А Никита взял да и выбежал. А че ему? Справка-то уже есть. Ну, крокодилу пасть раздвинули домкратом, Никита голову туда всунул, домкрат убрали, а крокодил пасть свою еще шире открыл. От удивления. Никита, видно, в пасть-то ему дыхнул. А такое не каждый крокодил выдержит. Зверь-то давай морщиться, слезиться, ну и чихнул. И убежал в угол клетки, и хвост поджал, дрожит весь. И Никиту сразу в цирк и взяли. Ездит где-то. А этот индеец-мексиканец у нас живет. Картошку садит. У него фамилия такая, исконно русская: Хулиус Маргулиус…
Я к тому, что на мухомор-то мой он тоже пришел. Сидит ест, картошку вилкой отодвигает, ест одни грибы. И говорит:
– Нет, у нас в Мексике лучче, у нас вместо грибов – кактусы.
А у меня на подоконнике кактус. Я ему подаю и говорю, ну, на, пососи. Он говорит, нет, текила. Это водка у них из кактусов. Я кактус в стакан с водкой выжала, говорю:
– Ну, на, пей нашу: текила с Нижнего Тагила.
А брала я водочку-то в специальном магазине. Он так и называется: “Русская рулетка”. У них там нормальный продукт и смертельный: один к одному. Но и дешевле в два раза, резон есть. Может попасться хороший продукт за полцены.
Совсем весело стало, когда Григорий пришел с баяном. Вообще-то он лауреат конкурса Чайковского по вилио… по вилион… по вилиол… по вилионол… по вили-он-ол-челли. Тьфу ты, ну скрипка стоячая. Насчет Чайковского не скажу, а то, что лауреат, подтверждаю. Он стакан водки с баяна берет зубами и выпивает. Без ущерба для полонеза Огиньского. Бабы от музыки – навзрыд, а Григорий заест грибочком и кричит:
– Помирать, так с музыкой!
Ну, разошлись все, когда все съели и все выпили. Я сказала:
– Утром всех жду, приходите, подлечу.
Ну, а на утро пришли… все!
Я говорю:
– Болеете?
– Б-б-б-олеем.
– Вот то-то же. Сегодня вся страна болеет. Ну и выпьем, за наше общее будущее здоровье.
Выпили. “Русской рулетки”. А кто назавтра придет – посмотрим.
Клава – наш президент!
Скажите, может у нас нормальный человек любить своего президента?.. А я могу. Клава – мой президент. У-у-у! Моя Клава – она даже не президент, она хуже президента. У нее на знамени на черном – герб: сковорода и скалка, крест–накрест. А внизу – моя голова. Знамя она вместо фартука носит: гербом наружу, мне в лицо!
И что обидно, президент она законный, снять ее я не могу. Если даже она будет издеваться надо мной каждый день, все равно я должен по закону терпеть ее четыре года. Потому что после нашей свадьбы у нас еще были выборы.
Демократические. Два кандидата: я и Клава. Два избирателя: Клава и я. И урна – одна штука. Я ее принес с улицы, окурки вытряхнул. Проголосовали: 50% за Клаву, 50% – за меня. Второй тур – то же самое. Что делать? Пришлось обратиться к нашей Думе. А Дума у нас из трех фракций: кот, собачка и попугай. Хотели медведя включить в Думу, но передумали. Он пока плюшевый, а уже такой подлый.
Обратились к фракции попугая. Клава с ним хорошо поработала. Он сказал: ”Однозначно! Клава – наш президент”.
Кота не могли разбудить. Обратились еще к независимой фракции. Она у нас числится, как объединение Груша. Ну, наша тетя Груша. Она сразу сказала, сами разбирайтесь, я – против всех, против – всегда и против – везде.
Осталась собачка. А она у нас, ну такая лайка. Причем, не просто лайка, а пусто лайка. В общем, спикер, то есть, сеттер.
Клава говорит, к чьему бюллетеню собачка подойдет, тот и президент. Я только потом понял, что свой бюллетень она чем-то подмазала. Заходит собачка. Бюллетени на полу. Она на мой даже не взглянула. Как рванула к Клавиному! И сожрала его на месте. И все! Клава вступила в должность. Пока я с открытым ртом стоял, Клава дала клятву честно служить народу. То есть мне. Клялась на голове этой собачки-подлючки.
Когда я в себя пришел, говорю, Клава, ты хоть тогда дай мне портфель… министра… обороны. Она говорит, хватит с тебя и министра самообороны.
– Ну тогда отдай хоть культуру, что ли, ядрена вошь.
Она говорит, забирай ее на хрен. Я сразу сказал, только ты меня профинансируй. Без денег культуру не поднять. Она говорит, а сколько?
– Ну, на пару пузырей надо.
Она дала, и я пошел. Понес культуру в массы.
А как пришел домой – не помню. Утром просыпаюсь, Клава смотрит на меня, как… президент. На министра культуры. А я все-таки уже второй день в большой политике, хитрый стал, говорю ей:
– Клава, а давай закажем, чтоб с тебя слепили статую. Статую Свободы.
Она молчит. Я дальше льстю:
– И поставим ее на видном месте… в нашем огороде.
Смотрю, она оттаивает. А я дальше жму. Уже по Дарвину. Кто настоящий мужчина? Тот, кто встает рано утром, из постели, снимает с себя костюм, ботинки и лезет к своей жене… И Клава простила мне культуру. Правда, из нее выгнала. Так и сказала, вон – из культуры! На телевидение!
Я сразу – пультик в руки и давай щелкать по программам. Сижу, руковожу телевидением. Все просто. Тут главное – кто пальчик на кнопке держит. Нужную кнопку нажал, а там мальчик, уже запрограммированный, говорит, что все честные люди – они воры. А все воры – они честные люди.
Поэтому вора из обвиняемых надо перевести в свидетели. И дальше – из свидетелей – в потерпевшие. Чтобы ему же и возместить материальный ущерб. То есть, если он украл полстраны, то ему надо срочно возместить ущерб и отдать вторую половину.
А Клава все сериал просит. Я говорю, Клава, ну ты же президент, вникай в большую политику. Она: нет, сериал. И отобрала у меня пультик – скинула с телевидения. Перевела в свои пресс-секретари. Соседка спрашивает по телефону, как себя чувствует ваша супруга? И я докладываю:
– С утра рукопожатие моей Клавы было крепкое. А удар сковородой по моей щеке был мягкий. Но мой профиль на той сковороде получился четкий. После этого здоровье Клавы улучшилось, и ее отвезли на «скорой» в резиденцию «Ямки-9». Лечиться и работать с документами. Из документов она взяла с собой паспорт.
А здоровье у Клавы и правда пошатнулось. Потому что, как только она стала президентом, запила сильно.
А как протрезвеет, в отпуск норовит, то в Сочи, то в Карелию. Из отпуска приезжает выпивши. Думу гоняет по квартире. Кот орет от голода. Собачка Клаве вообще импичмент хотела устроить, за руку ее укусила. Но не до импичмента. Потому что попугай помешал, крикнул, гад: “Клава – наш президент!”
А тут как-то к подруге поехала в Долматово, правда, не самолетом, а поездом. Да тут 100 км. Но все равно проспала. В Шадринске только проснулась.
Я говорю, Клава, ты че-то как-то не того. Давай готовь себе преемника. Думаю, кроме меня – некому.
