Роман Трахтенберг - Вы хотите стать звездой?
— А какую вы прописывали в райдере?
— Никакую. У меня и райдера нет.
...Если кто из читателей не знает, райдер — список того, что требуется артисту на гастролях. Ну, например: отдельная гримерка для звезды и еще три для разнополых танцоров. В гримерке звезды, размером 2 на 2 километра, фрукты (только красного цвета), шампанское (и к нему восемнадцать бокалов), три зеркала, две пачки презервативов, стеклянный столик для кокаина, сам порошок (5 кг), десять забитых косяков, четыре зажигалки. Также восемь блядей, четыре из которых блондинки, встречающие тебя на лимузине (24 метра не меньше, с правительственными номерами и мигалками) прямо у трапа. И еще четыре с разноцветными волосами (красный, синий, зеленый и фиолетовый в крапинку), ждущие тебя в президентском номере отеля (не меньше восьми звезд), где ты и будешь жить. Стоит обратить особое внимание на выбор 28-ми охранников. Чтобы все были блондины с голубыми глазами, ростом в пределах от двух метров тринадцати сантиметров до двух метров четырнадцати сантиметров. На площадку должны вынести новый микрофон, при тебе же распечатанный (чтобы никто в него еще не пел). А звуковиком должен быть мальчик с длинными волосами и сорок шестым размером ноги, одетый в полосатые кожаные джинсы. Перед выходом на сцену девочка с сороковым размером одежды и бюстом пятого размера, метр девяносто девять ростом, половина головы которой выкрашена в белый цвет, а половина — в черный, должна поднести вам бокал мартини с водкой, «встряхнутого, но не размешанного». После концерта на сцену должны вынести четыре корзины роз (белые, красные, коричневые и серо-буро-малиновые в крапинку). Две девушки во время концерта должны кинуть вам свои лифчики и один парень порезать вены прямо на сцене с криками «Ты мой кумир!». Выступление должно быть освещено ста двадцатью четырьмя глянцевыми журналами, с тиражами не менее четырех миллионов экземпляров. И на обратном пути у трапа самолета должна стоять толпа из 999 мужчин, 253 женщин и 57 детей с надувными шариками фирмы «Дюрекс», кричащих «Мы тебя никогда не забудем!» до тех пор, пока самолет не разовьет крейсерскую скорость и не поднимется на высоту 9 756 метров.
В случае невыполнения хотя бы одного из пунктов считается, что принимающая сторона не выполнила свои обязательства. И вследствие этого артист свободен от выполнения своих.
Гонорар не возвращается.
Затраты на райдер иногда могут превышать гонорар артиста в несколько раз.
...Надо вам сказать, что мне и в голову не приходило заказывать определенный автомобиль, президентские апартаменты или блядей. Нормальные люди всегда сами нормально встречают. А к ненормальным я не езжу. Вот и сегодня готов был поехать на практически любой машине, присланной Абрамовичем. Но не было никакой.
— Что же мне делать?
— Садись в автобус к персоналу или к «Дискотеке "Авария"», — предложил сердобольный администратор.
На автобусе с челядью мне не хотелось. А «Дискотека»... «Неужели они тоже летели с нами? Че же я их не узнал-то? — думалось мне. — По телевизору-то я их видел. А вживую всего раз десять, и то на пьяную голову».
И вот тогда мною было принято волевое решение применить правило профессионального тыка. Подойдя к одному прилично одетому джентльмену, поинтересовался, на чем он едет.
— На автобусе. А за вами что, не приехали?
— Нет.
— Попробуйте с «Дискотекой».
— А где они?
— Да вон.
И я помчался в указанном направлении.
— Привет, Ромка, — начали они. — Ты с нами едешь?
— Если можно.
— А что, у других места нет?
— Вроде нет.
— Ну садись.
Проведя полчаса в приятной беседе с интеллигентными людьми, приехал на место выступления. Зайдя в спортивный комплекс «Челси», я успел заметить, что «Валерик» зашел в гримерку с надписью «Меладзе».
«Так вот это кто!» — подумал я. И пошел искать свою грим-уборную. Ее не было. Я обратился к администратору с вопросом, где же мне переодеваться.
— Где хотите. Ведь вы в райдере не указали, что вам нужна отдельная гримерка.
— Так у меня и райдера нет.
— А что же вы тогда от меня хотите?
Решив, что ничего от него уже не хочу, переоделся прямо в коридоре. И пошел остопариться и закусить в специально накрытый для артистов зал. Здесь было все так же богато, как и в зале для гостей, только менее пафосно. Кухня-то одна. Французская... Что в основном зале, что здесь... что в Москве. Поскольку вечера русские — то и поваров-французов, и официантов привезли сюда из очень известного московского ресторана.
— Что делаешь? Пьешь? — поинтересовался администратор.
— А че еще делать?
— Готовиться!
— А где Галкин?
— Зачем тебе Максим? Ты выступаешь один. Блоком на десять минут. Артистов очень много, поэтому все по десять минут, и до свидания.
— Материться можно?
— Ты что, упал? Конечно нет!
— А что же мне тогда делать?
— Что хочешь.
Хмель сняло как рукой. Я стал судорожно соображать, чем же мне удивить достопочтенную публику.
Подумалось так: у меня есть парочка приличных песен, один стишок — это на четыре минуты. А дальше проведу конкурс анекдотов еще на шесть. И все в ажуре.
Минут за десять до своего выхода я переместился в «предбанник» перед сценой, где тусовался Галкин, который вел программу. Мы познакомились, человек он оказался совсем не плохой. Что он подумал про меня, мне неизвестно. А вот про публику сказал, что тяжелая.
... На сцене я понял, насколько он прав. Публика была еще та. В зале полным ходом шла своя жизнь: люди пили, закусывали, о чем-то болтали. Обилие российских звезд отнюдь не приводило их в трепет. А Абрамович, увидев меня, и вовсе решил свалить.
— Роман, куда вы? Останьтесь. Я материться не буду.
— Точно? — строго спросил он.
— Честное слово. Я обещал.
Лучше бы я матерился!
Он уселся за столик, а я объявил первую песню, которую тут же и спел. Обычно она пользуется успехом, но сегодня пошла как-то вяло. Вторую решил не исполнять. Юмористический стишок был прочитан при гробовой тишине. «Меня не слышат — это минус. Но и не гонят — это плюс!» — попытался я сам себя взбодрить и перешел к заключительной части Марлезонского балета — конкурсу анекдотов.
— Ну, кто хочет со мной сразиться? Можно даже на деньги. Минимальная ставка — сто долларов.
У людей, по всей видимости, не было денег... только фунты. Тишина.
— Ну смелее!
И здесь одна добрая душа в женском обличье поднимает руку, я подхожу. Дама рассказывает какую-то
полную хрень. Потом вторая — то же самое. Третья... Наконец, я обращаюсь с призывом к мужчинам посоревноваться: «Есть ли в зале мужчины, ибо дамы, как вы только что убедились, не компетентны в этом вопросе?» И тут вижу поднятую вверх мужскую руку. Подхожу, прошу представиться. Зал смеется.
— Гена, — отвечает джентльмен, — а вас как?
Тут я с ужасом понимаю, что это Хазанов, которого я просто не узнал и, стало быть, нажил себе злейшего врага.
— Роман, — потупив взор, ответил я.
— Очень приятно, чем занимаетесь?
— Да, собственно говоря, тем же, чем и вы.
— А-а-а, вы тоже в гостях?
— Нет... Я... это... работаю. Не желаете ли анекдот рассказать?
— Желаю.
— Итак, господа и дамы! Битва титанов!
— Второго не вижу, — ехидно замечает он.
— Это же вы, Геннадий Викторович, — парирую я, четко понимая, что теперь мне точно кранты.
— Итак, встречаются Галкин с... Как, извините, ваша фамилия?
— Трахтенберг.
— Встречаются Галкин с Трахтенбергом, встречаются... Прошу!
— Что-то я про себя анекдотов не слышал. По-моему, их вообще нет.
— А про меня есть... Так что? Не знаете?
— Нет.
— Встречаются-встречаются... А пожениться никак не могут.
Я перевожу взгляд на Галкина. Он сидит за столиком в зале и смеется. То есть в его лице поддержки я не найду.
— Геннадий Викторович, а при чем здесь я-то? За Галкина не отвечаю, но я не такой. Вы просто решили меня развести.
— Ну хорошо, другой анекдот. Сын вернулся из Оксфорда, подходит к отцу и говорит... Знаете?
— Пока нет.
— Да вы не пока не знаете, вы вообще ничего не знаете.
— Геннадий Викторович, вы продолжайте. Не отвлекайтесь.
— Так вот. Сын говорит: «Папа, я закончил Оксфорд, что дальше?»... Роман, вы знаете, что дальше?
— Пока нет. Продолжайте.
— Продолжаю: «Сынок, ты теперь не просто мой сын, а и компаньон. Тебе принадлежит пятьдесят процентов всех моих акций. Какие у тебя мысли на этот счет?..» Роман, какие у вас мысли на этот счет?
К своему ужасу, я понимаю, что анекдота не знаю. Пытаюсь спасти ситуацию:
— Осталась последняя фраза?
— Последняя-последняя, не волнуйтесь. Вам сейчас лучше переживать о том, что вам делать дальше. Ибо как артист — вы...
— Геннадий Викторович, давайте лучше закончим анекдот.
