Владимир Данилушкин - Магадан — с купюрами и без
Отправляясь на природу, летом возле автовокзала я видел тополь, на ветках которого теснилось десятка два голубей. А ведь меня уверяли, что сизари на деревьях сидеть не могут. На всякий случай заснял на цифровик, чтобы вещдок был. Правда, фотка пропала, как тысячи других: вирус поел жесткий диск.
Прошлым летом встретил возле дома в парке трясогузку, тоже сфоткал. Я ее узнал по нервному хвостику. Мне в детстве родная тетя подарила похожую, только игрушечную. Такая забавная свистулька — дуешь, а она хвостиком молотит. Тогда я услышал из уст тети, заведующей ветеринарной аптекой, непривычно ученое слово, означающее колебания хвостика птички, я его не запомнил, а сейчас никак не отыщу в словарях. Хорошо еще, в Москве есть бывшая северянка, дважды доктор наук — сама того не желая, подсказала — то, что птичка проделывает хвостиком — флуктуация.
Мы в детстве строили кормушки для синиц, вот тогда желтогрудок можно было получше рассмотреть прямо из окна избушки, где мы жили с матерью. А в школе за одной партой сидел с Настей Синицыной, она в математике здорово соображала и даже пугала мальчишек своим необычно ярким умом. А когда выросла и превратилась в невесту, к ней клеился Леша Снигирев — мощный парень с красными, словно спелые помидоры, щеками. Был у меня друг Валера Чижов — обаятельный человек, его вся школа любила, кликала Чижиком, а он умница, и сестра у него Чижиха. Погиб в электричке в 18 лет, и я воспринимаю его сорок с лишним лет спустя как взрослого внука.
Мне не довелось употреблять на обед ни ворон, ни голубей, как моему старшему другу, чье детство пришлось на войну. Он не любит о том распространяться.
Климата шах и мат
Климат с годами теплеет, и я радуюсь всем своим полногабаритным телом. В 2007-м году на халяву прожили в относительном тепле октябрь и ноябрь, начало декабря. Мороз закрепчал с 4-го декабря. Забытые минус двадцать по Цельсию зафиксированы 6 декабря. С ветерком и матерком. Обработкой альвеол наждачком. Ну, не совсем наждак, но и не бархатный сезон, ледяные кристаллы при морской влажной атмосфере требуют осторожного обращения. Дыши неторопливо, тогда ледяные остроугольнички расплавятся в верхних дыхательных путях — в носу и глотке. У тебя течет из носа? Это не насморк. Это конденсат.
Зима — та рекордная по осадкам, если не учитывать следующую, когда в недельный снегопад мне повезло пробиться до Москвы и обратно на «Боинге». Возвращаюсь с писательского пленума, не узнаю город. Будто окопы полного профиля — расчищенные тротуары. Машины продавили в снегу колесами желоба и ходят, будто трамваи по рельсам. Задевают дном обледеневший снег: «чирк-чирк». Что творится! Собачка коротконогой породы задевает животом сугроб и движется с трудом. А хозяйка никак не хочет взять ее на руки: сама застревает. Стройная девушка в лыжном комбинезоне наклонилась завязать шнурок, прибавляю шаг, догоняю, чтобы выразить немое восхищение, а она распрямилась и оказалась парнем!
За границей Большой театр не переводят с русского, и так всем понятно. Возможно, и Большой снег войдет в сокровищницу международной лексики, как Спутник и Водка.
Где чайки? Нет чаек. Отлетели к ледяной кромке, к открытому морю, занялись рыболовством, как им положено. (Чайки вернулись в город, на помойки, к 6 апреля 09 года, по наблюдениям эвенского писателя-натуралиста. А незадолго до этого, 26-го февраля в районе Сусумана свалился в пропасть КамАЗ, так что с течением времени оба события слились к коллективной памяти.
Водитель, совершивший незапланированный 100-метровый полет, остался жив, но его зажало конструкциями кабины. Спасатели прибыли на место аварии, но у них не оказалось оборудования, чтобы разжать стальной капкан. Пострадавшего укутывали одеялами, но при температуре окружающего воздуха минус шестьдесят шансов у него не оставалось.)
Ну, я вперед забежал, а 10 декабря прохожу я мимо почтамта, а там новогоднюю елку возле храма свалило порывом ветра. И в этот миг рвануло у меня сумку с плеча, сломало карабинчик. Та и брякнулась ребром в сугроб, а в ней ноутбук. Сердце мое оборвалось: там ведь набор двух номеров журнала.
Ничего, обошлось. Назавтра в сугробе тарелку адской кухни нахожу — параболическую антенну. Мальчишки ее как раз откопали, буквально из рук вырвали и приспособили для катания с горки вместо санок.
Компьютер через несколько дней как-то сам собой погиб на третьем году жизни. Вот так коллега Анатолий — попал под машину, и обошлось вроде бы, оклемался, но год спустя скоропостижно скончался от сердечной недостаточности. Я его видел буквально за день-два сидящим в сквере, на выходе, но не подошел, за что потом корил себя. Он был погрузневший, и я ревниво сравнивал его габариты со своими. Толик — тяжелей, карикатурней, и лицо у него отяжелело, и глаза под очками потеряли былую живость. Он хотел покормить голубей, достал из кармана какие-то крошки, наклонился, протянув ладонь с кормом, но не смог удержаться в таком положении, бросил крошки, откинулся было на спинку скамейки, но в этом сквере скамейки без спинок. Хорошо, что удалось удержать равновесие, балансируя мобильным телефоном — увесистым, еще первого образца.
Пропавший жесткий диск восстановил Игорек Красных, воскресил все убитые файлы. То-то я радовался и потом удалил 1100 вирусов, аж дурно стало. Откуда что берется? Есть какие-то злыдни, находящие радость в том, чтобы напакостить людям.
Очередной снегопад метеорологи назвали ливневым. Падают снежные струи, о деревья шуршат, словно плащ. Завораживающее зрелище. Крупозный снег валит весь день и вечер, и днем он не такой, как ночью — словно жирная сметана. В сумерках атмосферный выплеск теряет белый цвет, служит оправой для огней реклам и фонарей наружного освещения и крохотных электрических светлячков — мы их переняли у американцев для повышения настроения. Похожую крохотную лампочку мне приходилось глотать, чтобы получить вид изнутри для диагностики. Я думал, что хоть желудок у меня в норме, да где там — старость наступает везде, где только может. Неплохо, думаю, постоянно иметь внутри себя маленькую новогоднюю елочку, расцвеченную крохотными гирляндами и звездой.
Ночью, когда угомонились автомобили, мне показалось, что внутри меня и впрямь выросло дерево, то легочное дерево, которое видится поэтам-патологоанатомам, в ветвях моего внутреннего дерева восседают вернувшиеся снегири и радостно поют, а не хрипит простуда.
Днем снег был такой белый, что лист бумаги для компьютера с символическим названием «Снежинка» на снежном фоне кажется мне фиолетовым!
Плотно летящие в нескольких метрах перед носом снежинки проглатывают видимость с задором, от которого морозец по коже, идешь, как в молоке. А полет голубя в облаках снега и бликах искусственного дневного света напоминает молодежную дискотеку, когда танцующие в дыму освещены вспышками стробоскопа. Или вот, неминуемая двойная ассоциация: голубь летит, как трассирующая пуля. Насчет выстрелов я, конечно, малость преувеличил, но нет жидкого дыма без жидких гвоздей и сухого спирта: вневедомственная охрана, у нее офис в центре, передвигается по городу в калошах с калашами: только сунься, бандит!
Народ всякий есть, не только хакеры харкают в душу. Могли и обидное слово вскользь бросить. Сглазить. Вот и поскользнулся я, как на арбузной корке, и упал, словно на нож. Кто-то везет и везет в Магадан арбузы. А кто-то ножи. Снег пахнет арбузом, а чуть слежится, засалится, источает рыбный аромат, скользишь — зацепиться за тротуар подошвой невозможно. Учись падать, и приснится, что летаешь.
Ножа вообще-то не было. Это мне в первую секунду показалось. А сверканье — глазные искры. Я рухнул в центре города, у занесенного снегом фонтана: во рту солоноватый вкус моря и снежной свежести. Собака подошла, обнюхала. Фыркнула. Девушка замедлила, а потом резко прибавила шаг. Напугал я ее своим видом. Голуби нахохлились, сидят. Я бы даже сказал, соблюдая политкорректность, наукраинились. Не знают, чего ждать от меня, какого подвоха. А я за дружбу народов и пернатых.
Кстати, о птичках: было так, что супруги Голуб решили развестись. Люди они просвещенные, и семейный союз у них скреплен брачным договором. В случае расторжения контракта все имущество переходит Голуб Б. Д. Он уверен, что ему — Борису Дмитриевичу, а она считает, что ей — Богдане Дементьевне. Вопрос решился чисто грамматически — женские фамилии подобного типа не склоняются, а если б мужчине, тогда было бы написано «Голубу». А ведь говорили хохлу упертому — учи москальскую мову. Поленился.
Оказывается, бывает полезно падать для активизации оперативной памяти. Встаю, как штангист, многофазно. Только вместо штанги — собственное тело. Медленно проходят два энергичных молодых человека. Слышу фрагмент разговора:
