Игорь Губерман - Искусство стареть (сборник)
Вот, например (об осознании реальности, но столь же – об уме). Мы как-то с Яном Левинзоном по Америке совместно покатались. Ян читал рассказы, я – стишки, поездили мы весело, удачно и находчиво. А вскорости одна старушка Яна встретила и одобрительно ему сказала:
– Янчик, я вас с Губерманом видела в Америке. Вполне, вполне. Ты знаешь, если бы вы оба пели на идише, я б вам устроила концерт в Германии.
Поэтому порою разговоры стариков забавны так же, как наивные речения детей. В одном американском госпитале моя добрая знакомая работает переводчицей: у русских стариков с английским плохо. Изредка она записывает диалоги. Вот один из них, к примеру.
Врач: «Что вас беспокоит более всего?»
Пациент: «Чтоб не было войны».
Или ещё.
Врач «Скорой помощи»: «Больная всё время что-то повторяет!»
Переводчик: «Вы что-то хотите сказать врачу и медсестре?»
Пациентка: «Чтоб они все сдохли!»
А две фразы из услышанного мельком диалога в очереди на приём я просто не могу не привести – уж очень яркое свидетельство того, что жизнелюбие сохранно и в весьма преклонном возрасте.
Мужчина: «Что вы такое говорите! Это в мои-то годы!»
Женщина: «Ну ведь лежать-то ты можешь!»
Но всё же без короткого целебного рецепта я никак не обойдусь. У одного из мудрейших людей нашего времени, у раввина Адина Штайнзальца я наткнулся в интервью его каком-то на благоуханную хасидскую байку. Однажды у зашедшего приятеля спросил хозяин дома, не желает ли гость немного выпить. С удовольствием, ответил гость, пошлите мальчика, пускай нам принесёт. Но пожилой хозяин встал и сам принёс вино.
– А почему ты не послал мальчика? – спросил приятель.
– Видишь ли, – сказал ему хозяин, – я стараюсь сохранить мальчика в себе, и потому время от времени я посылаю его что-нибудь сделать.
Я за то и обожаю байки, что в отличие от мыслей – никаких они не просят комментариев.
Да, пакостный и зачастую унизительный сезон, конечно, эта светлая безоблачная старость. Только есть в нём что-то привлекательное тоже. Я и молодым, и зрелым искренне советую: не проходите мимо. Лучше времени, чтобы обдумать и постичь несовершенство мироздания, у вас уже не будет никогда. Притом – достаточного времени, чтоб это постижение облечь в достойные и крайне точные слова. Так, например, одна одесская старушка мне сказала:
– Главное в мужчине – чтобы мог взаимопонимать.
На кухне нашей ужиная как-то раз, мы разговаривали о свободе слова и печати – редкостном периоде в истории российской. И спросил я свою очень пожилую тёщу, что она об этом думает. И Лидия Борисовна ответила задумчиво:
– Ну, страха уже нет почти, про стыд – совсем забыли, а в общем если посмотреть, то как писали всякую хуйню, так и пишут.
Глава научно-популярная
Мне как-то довелось воочию убедиться, что советские вожди врали нам про светлое будущее не так уж огульно. Случилось это в Америке в городе Нью-Джерси. Меня позвали выступить в заведение странное: ну, как бы детский сад для пожилых людей. Я было хотел отказаться: зрелище старушек, мучительно пытающихся услышать меня и бессильно засыпающих на стульях и в креслах, уже заранее удручало меня (когда-то я такое испытал). Пойди, пойди, сказал мне приятель, ты такого в жизни не увидишь. И я согласился. В зале сидели человек триста (подвезли из двух соседних садиков) хорошо одетых, аккуратно прибранных, очень оживлённых пожилых людей. Такого прекрасного вечера не было у меня уже давно: я полтора часа общался с ровесниками моими, и взамопонимание наше было полным. Возраст их был от шестидесяти до семидесяти с гаком (порой весьма большим). Такой однородный по возрасту состав создавал замечательное чувство единения. К тому же привезли меня чуть ли не за час, и я знал уже о буднях жизни в этом садике. Их собирали утром на автобусах и развозили по домам на закате. К их услугам целодневно были и врачи, и медсёстры – кажется, даже парикмахер. О шахматах, телевизорах, комнатах отдыха и бассейне – нечего и говорить. Экскурсии, поездки и прогулки. Согласно некоей американской программе (из бюджета страны) на каждого из них в день полагалось столько долларов, что цифру я назвать не решаюсь – она очень обидно близка к месячной пенсии какого-нибудь российского учителя. О кормёжке следовало бы написать отдельно, только лучше привести маленькую деталь: вечером каждый мог забрать с собой сумку продуктов, если дома у него не возражали против такого приношения. Начиная с пенсионного срока такой сад доступен каждому. А любовные и дружеские страсти, которые разыгрываются в этих стенах, достойны книг и сериалов – я уверен, что они ещё появятся. Бывшие советские люди обойтись без стенгазет не могут, и они там есть. Отдельно – всякие доски с фотографиями ветеранов войны (со всеми орденами и медалями) и самодеятельность в виде живописи и рисунков. Живая и насыщенная жизнь.
Короче, выступление своё я начал с того же, чем начал эту главу. Советские вожди не всегда врали нам, сказал я. Вот ведь Никита Хрущёв отнюдь не сболтнул, заявив некогда вполне громогласно, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. И смотрите-ка, сбылись его слова. Все дружно засмеялись этой нехитрой шутке, зря я опасался, что кто-нибудь патриотически насупится.
Кстати сказать, я знаю, что такие же садики есть и в Израиле, но там был американский размах, и старость ввиду вольготного и комфортного общения с ровесниками выглядела донельзя достойно.
Хотя время натекало даже там со всей неумолимостью, ему присущей.
У Корнея Чуковского есть в дневнике очень удивившие меня и очень спорные (поскольку чисто личные) слова: «...Никогда я не знал, что так радостно быть стариком, что ни день – мои мысли добрей и светлей».
Вторит ему Юрий Нагибин: старость – «это самая важная, тонкая, нежная, грустная и прекрасная пора человеческой жизни». Ну и ну, подумал я, прочитав. Разве что со словом «грустная» могу я согласиться.
Больше ничего одобрительного мне о старости сыскать не удалось. Хорошо о ней отзывались только древние мыслители, но в то время старостью считался возраст около пятидесяти лет, смешно об этом говорить сегодня. А нынешние златоусты издеваются над старостью без всякого сочувствия. Я взял толстенный сборник афоризмов на все случаи жизни и оттуда выписал немного. Авторов не буду называть и кавычками пренебрегу, чтоб очевидней стал безжалостный парад печального злоязычия. Старость – это послесловие к жизни, пишет один из афористов. Старость – это огрызок жизни, усугубляет другой. Старость – это переходный возраст: с этого света на тот, шутит третий. И другие остроумцы дуют в ту же дудку. Самое великое утешение старости – что вы до неё дожили. Старость – это когда знаешь все ответы, но тебя никто не спрашивает. У старости две полярные заботы: время кончается, и куда девать этот остаток. Не бойся старости – она проходит. А вот попалось, наконец, и нечто почти светлое: любой возраст хорош, пока он есть. Это, кстати, написал Геннадий Малкин, пожилой и замечательный автор, недавно переехавший в Израиль – дай Бог ему здоровья и достатка в мыслях.
Я вдруг недавно ощутил, что мне пора опять писать о старости. Об уже иной её фазе, гораздо более продвинутой. Я сидел у своего письменного стола, задумался о чём-то и уснул. Так вот – сидя, я не засыпал ещё никогда, ну пару раз в театре, но ведь там иные механизмы усыпления. Проснулся, закурил с эпической горечью и понял, что пришла иная стадия дряхления. Уже смешно и вспомнить даже, как ещё совсем недавно жаловались мои сверстники на старость: всё редеет, плакались они, – зубы, волосы, мысли. А когда не стало ни того, ни другого, ни третьего – насупились и жаловаться перестали. Наступило время обсуждать уже совсем, совсем иное. И хотя ещё мы из последних сил бодримся, пыжимся, ерепенимся и хорохоримся, а также петушимся и кочевряжимся, однако же совсем не прочь услышать что-нибудь о светлых перспективах – неужели их не наработала наука?
Победить или хотя бы потеснить старение люди пытались уже многие века. Из многочисленных попыток стоит несколько упомянуть. Это несложно, ведь сейчас добыча сведений и фактов чрезвычайно упростилась: на закате залезаешь в Интернет и под вечер уже блещешь эрудицией. И я немного потаскаю. Спасибо названным и безымянным авторам, на них же – и ответственность, ежели я чего совру. Но кроме этого, читатель, если бы ты знал, сколько пустой херни и философического трёпа я перечитал, ища по книгам что-нибудь путное о старости, то ты б наверняка зауважал меня как редкостно усердного изыскателя. Совсем недаром я недавно получил от зрителя записку, дышащую безграничным доверием к моей осведомлённости: «Игорь Миронович, когда наступит конец света?»
Ну, древности касаться мы не будем, ибо мифы и легенды про омоложение теснятся в изобилии в фольклоре всех стран, и только слишком они сказочны для нашего научного повествования. А географически множество таких мифов тяготеет к Тибету. Порою даже с точно названными цифрами (что говорит о достоверности) отвоёванных у смерти лет. Так, например, монах Чжан Даолин (I век нашей эры) озаботился своей сохранностью в возрасте около шестидесяти: изготовил некое лекарство и прожил до ста двадцати двух. Рецепта почему-то не оставив.
