Николай Курьянчик - Не потонем!
Флотский левша
В конце перестройки все начало падать и разваливаться — и выплавка стали, и боеготовность флота, и надои молока, и урожайность полей… Вот уже десятый месяц обрастал ракушками у пирса № 10 пятьсот тринадцатый заказ атомная подводная лодка.
— За это время можно выносить и родить вполне здорового подводника, возмущался командир дивизии.
Но аккумуляторная батарея свое отпахала, и без нее ничего не рождалось. Атомоход был мертв. Экипаж вот-вот должен был вылететь «из линии». Для него это было чревато снижением денежного «удовольствия» (долой 30 % «морских»), а для командования — снижением боеготовности. Экипаж не дрогнул и начал мужественно разлагаться на берегу, а вот командование испугалось и зазвонило во все инстанции для прикрытия. Батарею прислали, но не ту — емкость на 20 % меньше, а сама на двадцать тонн легче. А что делать, если нужных нет? Пришлось загружать. Для сей операции прикомандировали на лодку самого старого (сорок лет!) и опытного механика. Своего слабонервного механика отправили подучиться в учебный центр. Батарею успешно перегрузили и установили в рекордные сроки с рядом новых и изящных технических решений. Лодка завелась, вышла в море, даже отдифферентовалась и погрузилась — начала потихоньку входить в «линию». Но перед выходом на задачу номер три — это отработка применения оружия — сдох последний вакуумный насос системы осушения. Все, отвоевались. Вакуум нужен для осушения трюмов, которые должны быть, согласно Уставу: «сухими и освещенными». Командир взвыл белугою: «Ну-у-у!!!.. упирались, упирались… и все пошло прахом!!!..»
Вся загвоздка была в торцевом углеграфитовом уплотнении и в шести бронзовых пружинках, которые банально сгнили. Уплотнение могли выточить работяги на заводе, но не было графита. Механик предложил заму написать письмо на ближайшую карандашную фабрику. Мол, пусть кусок графита пришлют для боевой надобности. Зам обиделся: «Вам бы только шутки шутить! Вас для чего сюда командировали?» Шесть одинаковых бронзовых пружин тоже не найдешь. Вот и повышай боеготовность чем хочешь…
Как-то вечерком некурящий командир притерся на перекуре к прикомандированному механику и завел свое традиционное: «Вот… дед… упирались, упирались…»
— Да можно было и не упираться, — командирский плач тронул душу закоренелого технократа. — Командир, ты на машине?
По возрасту механик был постарше командира, по званию оба — капитаны второго ранга, и с глазу на глаз были на ты.
— Ну, на машине. А что, подвезти?
— В общем-то, да. Надоел мне твой плач Ярославны. Поехали.
— Куда? Комдив запретил сход на берег, пока трюма не осушим…
— Ну, это он погорячился. Поехали!
— Да куда?
— В военный совхоз… на молочную ферму.
— ???… зачем?!
— За молоком. Дай команду, чтобы вынесли наверх трехлитровую банку с крышкой.
Командир дал команду. Это был волевой, смекалистый вояка, который сразу понял, что ехать надо не за молоком.
Механик был Последним Механиком Флота. Почему Последним? Наверное, потому, что Первый затерялся где-то в дебрях истории. Скорее, это был главный корабельный плотник парусного флота. Потом пошли уже настоящие механики-«мазуты» на броненосцах и… начали исчезать в брежневско-андроповские времена. В пылу борьбы с сахаровским технократизмом сначала при Брежневе сделали перестановку, отодвинув «инженер» на задний план (вместо «инженер-лейтенент» стало «лейтенант-инженер»). А при Андропове «инженера» и вовсе убрали из воинского звания вместе с «молотками» на погонах.
А этот Последний назло всем таскал «молотки» до капитана второго ранга. Титул же «Последний» присвоил себе сам.
Как уже было сказано, первый механик терялся в дебрях истории. А на соединениях по традиции соцсоревнования определялся «лучший командир БЧ-5». Но лучшего определяло начальство. А этот знал себе цену, а потому был дерзок, к тому же с юмором. Как известно, командование подобных вещей терпеть не может. Отсюда — последнее место в соцсоревновании. На недоуменные вопросы отвечал: «Быть первым на соединении лестно и почетно, а я Последний. И не на соединении, а на всем флоте. Последний Механик Флота, а? Звучит!» И зазвучало, и понеслось, и до начальства дошло, и узаконилось как-то. И подчиненные гордились, что у них есть Последний Механик Флота.
Командир об этом слыхал, а ныне убедился воочию при перегрузке батареи. Авральная работа прошла спокойно — и рыбку успели половить, и спирт для перегрузки получили ВЕСЬ, и поделили по справедливости (в штаб — ни грамма) — это уже мастерство.
— Мастерство — это умение предвидеть сложную ситуацию, управлять ею и не выпускать из-под контроля. Мастерство — Божий дар. Оно или есть, или его нет. Мастерство не пропьешь! — разглагольствовал механик.
Летний день клонился к вечеру. Вынесли грязную трехлитровую стеклянную банку из-под сока, без крышки, естественно.
— Центральный! Я сказал: с крышкой. И что, ополоснуть нельзя было?
— Да ладно! Поехали, а то крышку будут до утра искать.
— Поехали. А зачем?
— Я же сказал, за молоком. Ты в «линию» войти хочешь?
— Ну…
— Тогда поехали.
— Поехали. Только я не врублюсь — зачем молоко?
— А-а… Совхоз военный?
— Военный. Ну и что?
— Молочно-товарный?
— Наверное…
— Коров доят?
— Доят. И что?
— А ты думаешь коров за сиськи матросы дергают?
— Не знаю. Хотя — вопрос, конечно, интересный…
— Так вот, не дергают. Это было бы слишком малопроизводительно и на скотоложство похоже.
— А логика? — командир был сбит с толку, и его терпению потихоньку приходил конец.
— Коров доят доильной установкой, с использованием вакуума.
— Да ты что?! И ты думаешь…
— Не думаю. Знаю. Наши малошумные вакуумные насосы изобретались не для атомоходов, а для молочно-товарных ферм коммунизма. Чтобы трудящиеся могли слышать голос партии, чтобы коммунизм не проспали. Ты на «Безымянку» ходил?
— Ходил.
— Гул протяжный слышал?
— Ну…
— Вот тебе и «ну». Это роторная воздуходувка гудит, вакуум создает в доильной установке.
— И что, она у нас тоже так сильно гудеть будет? Не пойдет.
— Она у нас будет не сильно гудеть, а… сильно сосать. Можно и глушитель поставить. Весь вопрос — пройдет через люк или не пройдет. И второй вопрос — дадут нам ее или не дадут. Поскольку государство резко делает ставку на американского фермера — может, и дадут. Конечно, не даром.
— Погоди, ты что, все это — серьезно?
— Вполне… хотя, грани, конечно, расплывчаты… но мы ничего не теряем, а вдруг подойдет. Во хохма будет! К тому же, умников из ЭиРа (это отдел эксплуатации и ремонта, кто не знает) я уже послал. А графит с пружинками сказал засунуть себе в задницу. Сначала графит — для смазки — а потом пружинки, если найдут, конечно. Кто что найдет, тот себе то и заталкивает. Как в анекдоте…
— Насчет графита и пружинок ты здорово придумал. А все-таки, серьезно, что делать будем?
— Хм, насчет графита я пошутил, а ЭиР воспринял все очень болезненно, особенно пружинки, оно и понятно, обиделись до соплей.
— Может, не стоило, а то теперь помогать не будут…
— От них вони во сто раз больше, чем помощи. Хоть отстанут на время. Поехали!
Командир пожал плечами.
— Поехали…
Военный совхоз отличался от прочих только тем, что его директор был военным, а часть рабочих заменяли бесплатные матросы. Коровы были обычными коровами, а пастухи и дояры — военные… В остальном — все, как всегда и везде: грязь непролазная, дырявые уши у буренок после инвентаризаций и прививок, мухи эти стотонные и запах. Единственный и неповторимый, потому как — специфика.
Вечерняя дойка уже закончилась, и гражданский персонал, «взяв свое», потащил емкости домой на приватизацию.
Подъехали на вишневой «семерке» к административно-технической пристройке. По дороге прихватили еще зама Михалыча, как проводника. Тактический замысел был прост: изобразить комиссию из Москвы по перестройке — рентабельность совхоза, его дальнейшая судьба, осмотр мощностей и попытаться взять вакуумную установку.
«Жигуленок» лихо развернулся и стал возле конторы. Из машины одновременно вышли три капитана второго ранга и, брезгливо переступая через коровьи лепешки, направились ко входу. Возглавлял шествие зам Михалыч, который ловче других маневрировал среди коровьего дерьма — будто всю жизнь этим занимался. Зам притерся к атомоходу на сорок пятом году жизни — чтобы пенсия была побольше. Мужик был в меру простой, безобидный, и сейчас очень натурально изображал роль комиссионной «шестерки». Далее следовали командир и механик. Командир канал под «босса» — молчал, набычившись, метал тяжелые взгляды исподлобья. При почти двухметровом росте и весе под центнер он выглядел солидно и убедительно. Механик же вел себя, как специалист-референт. Белые фуражки и кремовые рубашки стильно смотрелись на фоне грязи, мух и навоза. По ним скользнуло рикошетом несколько испуганно-любопытных взглядов. Ага, засекли!
