Хорхе Ибаргуэнгойтия - Убейте льва
Ангела утирает нос платочком и косит глазом на стенку.
— Я никого не хочу видеть, — говорит Ангела слуге, но, войдя в вестибюль, обнаруживает там того — на стуле в уголочке, — кого она не хочет видеть. — Добрый день, сеньор Простофейра. Я очень спешу.
— Одну минуту, сеньора, важное дело.
Ангела, покоряясь неизбежности, приглашает Простофейру следовать за собой в музыкальный салон и на ходу снимает шляпу.
— Садитесь, — говорит она.
Он отказывается, но секундой раньше она улавливает, что Простофейра уже не такой, каким был.
— Инженер Куснирас послал меня передать вам, что он жив и здоров.
Секунду Ангела не верит своим ушам: Простофейра, которого она так часто видела и почти не замечала, приносит ей известие, которое она так жаждет услышать. Придя наконец в себя, она бросается к нему, хватает за лацканы и тихо спрашивает:
— Вы его видели?
Он выдерживает ее трепетный взгляд и говорит, не скрывая гордости:
— Да, сеньора. Я его спрятал.
Ангела отпускает лацканы Простофейры:
— Он ранен?
Простофейра преисполняется еще большим самодовольством:
— Он цел и невредим.
Ангела облегченно вздыхает:
— Я могу его видеть?
Простофейра мгновение колеблется, затем говорит:
— Нет, сеньора.
— Почему?
— Потому что Инженер не дал мне никаких указаний на этот счет. Возможно, он думает, что это опасно.
Ангела некоторое время молчит и оценивает положение вещей. Затем, отчеканивая каждое слово и глядя прямо в глаза Простофейре, говорит:
— В таком случае, если вы мне поможете, сеньор Простофейра, опасность не будет грозить сеньору Куснирасу. Мы вызволим его из Пончики живым и здоровым, чего бы это ни стоило. Даже если это будет стоить нам жизни. Могу ли я рассчитывать на вас, сеньор Простофейра?
Простофейра, взволнованный до глубины души ее доверительным обхождением, отвечает хриплым голосом:
— Можете рассчитывать, сеньора.
Ангела смотрит на него с интересом и благодарно улыбается.
Глава XXVII. Никто не откажется от тысячи песо
Союз коммерсантов Пуэрто-Алегре, председателем которого был дон Игнасио Пофартадо, желая угодить Бестиунхитрану и отвести — на всякий случай — подозрения в причастности к покушению на убийство или даже в симпатии к тем, кто собирался его совершить, обещал — «на скромной церемонии», состоявшейся в редакции «Всего света», — выплатить тысячу песо за любое сведение, каковое способствовало бы поимке инженера Куснираса.
На следующий день в газетах появилось сообщение о награде за обнаружение Куснираса, а также его фотография, где он изображен в день своего прибытия на аэроплане, в момент вступления на родную землю. Простофейра прочитал газету вместе с Куснирасом и отправился на занятия в «Институт Краусса».
— Не выходите из дому, Инженер, — посоветовал он перед уходом.
На уроке он ошеломил учеников своей суровостью. Выгнал из класса Тинтина Беррихабаля с такими словами:
— Иди и не вздумай возвращаться. Я исключаю тебя из группы.
Тинтин пошел жаловаться матери, но та, против ожидания, пресекла все его ламентации, заявив:
— Очень рада. И прекрати нытье. Иначе поедешь в Соединенные Штаты в военный колледж.
Тинтин прикусил язык, а дон Карлосик так ничего и не узнал об этой трагедии.
Этим же вечером Простофейра берет в гостиной своей тещи, доньи Соледад, шахматную доску, расставляет фигуры и краем глаза смотрит на только что вошедшего Гальванасо, который вешает шляпу на кабаний клык, понуро плетется к нему и садится за столик.
— Что с тобой? — спрашивает Простофейра.
— Канарейка сдохла, не спев песенки, — говорит Гальванасо, чуть не плача. Никогда и никто не видел его таким опечаленным. Можно ли было подумать, что его так разволнует смерть Пако Придурэхо?
Простофейра выражает ему свои соболезнования, а тот сообщает ему сугубо секретные подробности.
— Что же вы будете делать? — спрашивает Простофейра.
Гальванасо пожимает плечами:
— Сеньор президент дал маху, когда спалил аэроплан! Спутал все наши карты. Ведь если аэроплан, единственное место возможной засады, сгорел, а раненый помер, остается только ждать, когда беглец сам высунет нос, — Гальванасо в ходе своих рассуждений воспламеняется, — а этого ждать недолго, потому как инженер Куснирас не такой человек, чтоб тут заживо сгнить затворником. Рано или поздно он захочет сбежать с Пончики. А как он сбежит с Пончики? Отсюда не так легко выбраться. Он должен отплыть с «Наваррой». А «Наварра» прибудет завтра. Тут мы его и сцапаем. Только мне-то очень обидно: хотелось самому отличиться, а пришлось сидеть в дураках: подстреленный мозгляк не выдержал пытки.
Простофейра делает ход пешкой. Гальванасо кладет пятерню на коня, но прежде, чем сделать ход, говорит:
— Правда, теперь появился новый шанс на успех. Кто-нибудь да прибежит ко мне с доносом. Потому как, честно говоря, Простофейра, в нашей стране никто, слышишь, никто не откажется от тысячи песо.
Простофейра поджимает губы и покачивает головой, словно философ, познавший великую истину.
Гальванасо передвигает коня со словами:
— Тут я тебя и поймаю.
Соперники в некоторой рассеянности смотрят на доску.
Простофейра поспешил с новостью к Ангеле: Пако Придурэхо скончался, но не проговорился; на пароходе «Наварра» хотят устроить западню, а в Пончике никто не откажется от тысячи песо.
Ангела, узнавшая благодаря леди Фоппс, где скрывается Банкаррентос, вынула все свои драгоценности из туалетного столика, сложила их в сумочку и отправилась к нему в английское посольство. Банкаррентос, услышав о безмолвной кончине Пако Придурэхо, выбрался из своего политического убежища и вернулся к повседневной жизни, ознаменовав пролог своей деловой активности заключением кабального договора: дал тридцать тысяч песо за драгоценности, стоящие сто тысяч, но взял с Ангелы торжественное обещание ни при каких условиях не проговориться — и дать ручательство за Убивона и Куснираса, — что он, Банкаррентос, присутствовал на том злополучном ужине.
Фелипе Беспорталь, хозяин свиньи и муж исхудалой негритянки, поет ночью при полной луне на берегу моря песню:
Я — парень, веселый с утра,
Запеваю раньше всех птичек,
Со своею бутылкой вина,
Со своею колодой картишек.
Не очень далеко, на расстоянии звука его голоса, Куснирас и Простофейра лежат на песке, тоже у моря, пьют прохладительное и смотрят, как два негра ловят раков.
— Друг мой Простофейра, — говорит Куснирас, — я неудачник. Пытался трижды его прикончить. Первый раз это стоило жизни умеренным, второй — моей невесте и третий — моему мажордому, который был самый удивительный человек на свете, а также моему другу детства. Я, заваривший эту кашу, спасаюсь, оказываюсь в хибарке, впервые в жизни вижу бедняков, плохо сплю и убеждаюсь, что вопреки всему бедные так и останутся бедными, а богатые — богатыми. Если бы я стал президентом, я бы многое сотворил, но никогда бы не догадался, что им надо дать деньги. А в таком случае не все ли равно, какой в стране президент — злодей или не злодей?
— Я никогда правителем не интересовался, — говорит Простофейра, с вниманием следящий за рассуждениями собеседника.
— Вы мудрец, — говорит Куснирас, — самое плохое, — продолжает он, — что я, пожалуй, больше не отважусь на него покушаться. Не могу отделаться от глубокого страха, который я испытал той ночью, когда всадил в Бестиунхитрана шесть пуль, а он стоял как вкопанный. Сейчас-то я понимаю, что на нем был, наверное, защитный жилет, но тогда это показалось мне колдовством. Я больше не хочу с ним связываться. И даже не помню, что заставило меня с ним конфликтовать. А посему отныне я выбрасываю из головы всякие злые умыслы. К несчастью, слишком поздно. Потому что остаться в Пончике — значит умереть от скуки, а если попытаться уехать, меня убьют… но самое плохое то, что я не хочу умирать. Я трус.
— Нет, не говорите так, Инженер. Вы самый смелый человек, какого я знаю.
Куснирас встает и швыряет камешки в море; затем подходит вплотную к Простофейре и говорит:
— Я трус, Простофейра, потому что у меня даже нет сил защищаться или сделать что-нибудь, чтобы спасти свою жизнь.
Простофейра встает и торжественно произносит:
— Не беспокойтесь, Инженер. Вам ничего не надо делать. Донья Ангела и я найдем возможность помочь вам выехать отсюда, и вы станете жить в свое удовольствие где-нибудь в другом месте.
Куснирас смотрит на него и повторяет:
— Не хочу я умирать.
Простофейра говорит ему в утешение:
— А вы вспомните, Инженер: в этой стране никто не откажется от тысячи песо.
Глава XXVIII. «Наварра» отчаливает
