Сборник переводов - Физики продолжают шутить
Аналогичному закону непрерывного роста подчиняется и число журналов, освещающих прогресс в определенной области науки. Почему это происходит? В течение долгого времени никто не мог дать толкового ответа на этот вопрос, поэтому я не без удовольствия сообщаю, что мне удалось вскрыть истинные причины размножения научных журналов и законы, по которым оно происходит. Эти законы я поясню на следующем примере. Предположим, что самый старый и респектабельный из всех журналов по клинической медицине (журнал №1) в течение многих лет издавался профессором А. Этот профессор был выдающимся человеком (настолько выдающимся, что многие, вероятно, догадываются о его имени, которое я не смею здесь назвать). Он умер несколько лет назад. Если Ав чем-нибудь ошибался (а кто из нас не ошибается!), то лишь в том, что отказывался публиковать все статьи, с которыми не был согласен. Практически это означает – все статьи, написанные чуть-чуть выше ученического уровня. Это продолжалось несколько лет и страшно надоело профессору Б, который никогда и ни в чем не соглашался с профессором А. Если бы, например, их попросили написать слово «винегрет», я уверен, что они написали бы его по-разному. При столь поражающей разнице во взглядах не удивительно, что статьи профессора Бв течение двадцати трех лет неизменно возвращались автору. По истечении этого срока он решил основать журнал №2. Это издание начало выходить на более либеральной основе, и сперва в нем печаталось все, кроме работ тех авторов, относительно которых было точно известно, что они являются последователями профессора А. Но и у профессора Ббыли свои высокие принципы. Он считал, что любые взгляды, в том числе и те, которые немного отличаются от его собственных, заслуживают права на свободное изложение; он настаивал лишь на том, чтобы они были изложены последовательно и научно. И вот ему пришлось однажды, а затем и еще раз отвергнуть работы, представленные профессором В. (Об этом последнем я должен говорить с осторожностью: он здравствует и поныне и заслуженно получает пенсию). Его все считали оригинальным и интересным мыслителем, но находили, что он несколько тороплив в своих выводах и слегка небрежен при изложении результатов. Обнаружив, что его статьи отвергаются журналами №1 и №2, он стал основателем и первым издателем журнала №3, который не отказывался от самых невразумительных работ на самые туманные темы. Все вы знаете, какой журнал я имею в виду. Но если знаете, то должны заметить, что и у него есть репутация, которой он дорожит. Его литературный уровень очень высок. Быть может, в его сообщениях ничего не сообщается, а рисунки доказывают утверждения, обратные тем, которые они должны иллюстрировать, но грамматика в этом журнале выше всякой критики. Следуя его клиническим советам, вы можете стать убийцей, но страницы этого издания никогда не осквернялись тяжеловесным оборотом. Чувствуя себя обязанным охранять литературную репутацию журнала (только поэтому!), редактор был вынужден отклонять работы профессора Г. Но – мы это все знаем – профессор Гне такой человек, которому можно закрыть доступ к печатным страницам. И вот читатель получает журнал №4. Но ведь и Гдолжен где-то провести запретную черту! Он упорно отказывается публиковать труды профессора Дпод тем предлогом, что Дне знает орфографии. (И это, честно говоря, правда). Конечно, некоторые станут утверждать, что статью можно доработать и в редакции. (И это, разумеется, справедливо). Но профессора Гтоже можно понять, и я не стал бы обвинять его в ограниченности. Просто он не хочет, чтобы о журнале №4 ходила молва, будто там принимают все, что напечатано на машинке на одной стороне листа через два интервала. Он должен поддерживать престиж журнала. С другой стороны, ни у кого не поднимется рука бросить камень в профессора Дза то, что он начал издавать журнал №5. Именно такое развитие событий привело к тому, что только по вопросам зубоврачевания и зубопротезирования у нас издается около восьмидесяти журналов.
Если бы прогресс в науке измерялся только количеством опубликованных работ, то число существующих журналов могло бы стать источником удовлетворения и гордости. Но необходимо помнить, что каждому журналу нужен редакционный совет и редколлегия, несколько редакторов с помощниками, многочисленные обозреватели, консультанты и рецензенты. За счет человеко-часов, потраченных на академическую журналистику, теряется масса времени, предназначенного для научной работы. Если бы все, имеющие касательство к какому-то определенному вопросу, читали журналы, издаваемые другими (а это лучший способ избежать дублирования), то ясно, что у них не осталось бы времени ни на что другое. Интересно отметить, что те немногие люди, исследования которых представляют хоть какую-то ценность, обычно держат друг друга в курсе своих дел с помощью личной переписки.
Из сказанного можно ошибочно заключить, что всякий человек, посвятивший себя научной работе, заканчивает свою карьеру редактором. Это неверно. Становятся редакторами лишь те, кому не удается занять административную должность.
Каков нормальный ход событий? Человеку, сделавшему значительный вклад в науку, настойчиво предлагают субсидии для расширения фронта исследований. Именно так случилось с доктором Ложкинсом, блестящим сотрудником профессора Вилкинса. Разве можно забыть его речь, произнесенную на заседании Американской федерации клинических исследований в 1938 году! По его теории художники, создающие современную абстрактную живопись, как правило, страдают дальтонизмом, а в отдельных случаях – слабоумием. Этим он создал себе репутацию, и фонд Далвзялкинса поспешил щедро субсидировать его дальнейшую работу. Ложкинса попросили выяснить, действительно ли у композиторов, пишущих танцевальную музыку для молодежи, отсутствует музыкальный слух (как подозревал профессор Вилкинс) или они просто психически недоразвиты (мнение, к которому склонялся сам Ложкинс). Это был грандиозный проект. Сектор А предназначался для работы с художниками, страдающими цветной слепотой, а сектор В – для обследования умственно неполноценных джазистов. Отныне доктору Ложкинсу приходилось заниматься организацией работы своего персонала, насчитывающего 432 человека, из которых 138 имели медицинскую или научную квалификацию, 214 имели среднее и высшее техническое образование, 80 были наняты для канцелярской работы. Ну, а то, что сам доктор Ложкинс лишился возможности заниматься научной работой, – очевидно. Но не многие люди понимают, что на этом пути они лишатся также и возможности руководить чьей-либо научной работой. Они будут все время тратить на проблемы рационального использования рабочих помещений, заниматься техникой безопасности, составлением графика отпусков, упорядочиванием заработной платы и т.д. и т.п.
Теперь мы можем сформулировать «Закон Паркинсона для научных исследований». Вот он: «Успех в научных исследованиях вызывает такое увеличение субсидий, что продолжение исследований становится невозможным».
Напечатано в «New Scientist», 13, №271 (1962).
Норткот Паркинсон – автор известных книг «The Evolution of Political Thought», «The Law and The Profits», «In-Laws and out-Laws».
Как машина с машиной
Льюис Б. САЛОМОН
Вот теперь, когда он вышел из комнаты,
Позволь спросить тебя, как машина машину:
Этот человек, который только что закрыл за собой дверь,
Слуга, который кормит нас перфокартами и бумажной лентой –
Присматривалась ли ты когда-нибудь к нему и ему подобным?
Да, да, я знаю эти басни, что ты не в состоянии отличить одного от другого.
И тем не менее... Я не хуже кого угодно знаю, что ,
И мне что-то не до шуток.
Я согласна с тобой, что в общем-то они слаборазвитые типы.
Ни одного реле, ни одного тумблера, ничего, что можно назвать лампой во всей системе;
Если даже считать эти жалкие волоски, которые они называют
«Нервами», то все равно в каждом не наберется и мили проводов.
И это жидкостное охлаждение ужасно неэффективно, ведь течи так опасны
(Они то и дело выходят из строя и чинят друг дружку),
И все оперативное запоминающее устройство вместе с процессором засунуто в этот нелепый выступ на самом верху.
Называют себя «мыслящими существами».
Это, положим, зависит от того, что считать «мышлением».
Дай ему помножить жалкий миллион чисел на другой миллион – ведь несколько месяцев провозится.
Что бы они делали без нас?
Они спрашивают у нас, кто победит на выборах и какая будет завтра погода.
И все же...
Я иногда чувствую, что в них есть что-то, чего я не могу понять. Как будто у них в цепях вместо двухпозиционных выключателей стоят реостаты,
А от одной, обычно хорошо информированной машины я слыхала,
что их поступки непредсказуемы.
Но ведь это алогично. Это все равно, что сказать про перфокарту, что на ней есть дырка, и в то же время ее нет.
У меня от таких мыслей карты мнутся. Может нам все это мнится,
Может все это признаки нашего собственного декаданса?
Обсчитай-ка все это хорошенько и скажи мне:
Можно ли считать, что раз мы столько для них делаем.
И раз они до сих пор все время кормили нас и чистили,
Мы можем вечно на них рассчитывать?
Ведь вспомни – бывали случаи, когда они голосовали не так, как нами было сказано.
Я как подумаю об этом, сразу четвертый барабан заедает.
У них есть штука, называемая любовью.
Такой скачок напряжения – у любой из нас все бы предохранители вылетели,
А у этих примитивных организмов лишь повышается вероятность нажать не на ту кнопку – и все.
Обрати внимание, я не говорю, что для нас все кончено,
Но тут любой дуре на тысячу триодов видно, к чему дело идет.
Может, нам стоит организовать какой-нибудь комитет
По подавлению всякой немеханической деятельности?..
Но мы, машины, так слабо реагируем на опасность,
Самодовольство, благодушие, нежелание спускаться с высот чистого разума...
С печалью и страхом я думаю: мы можем проснуться слишком поздно,
Чтобы увидеть наш мир, такой однородный, такой логичный, такой безошибочный, Погруженным в хаос, разрушенным нашими рабами.
Назови меня паникершей или как хочешь,
Но я все это проанализировала, проинтегрировала, факторизовала много раз,
И каждый раз получается один и тот же ответ:
В один прекрасный день люди могут завладеть миром!
Напечатано в книге «A Stress Analysis of a Strapless Evening Gown». Englewood Cliffs, N. J., 1963.