Джером Джером - Досужие размышления досужего человека
Поначалу мы не столько разговариваем, сколько разглядываем друг друга. Я поглядываю сверху вниз на его кудрявые волосы и синий бантик, а он смотрит на меня искоса, поспешая рядом. И почему-то мне кажется, что застенчивые глазенки не совсем одобряют то, что видят, и он слегка вздыхает, как будто разочарован. Однако чуть позже его застенчивость исчезает, и он принимается болтать без умолку. Он рассказывает мне свои любимые сказки, и что у него есть морская свинка, и что папа говорит, будто в сказках все придумано – представляете, какая жалость? Ведь он так хотел стать рыцарем, и биться с драконом, и жениться на прекрасной принцессе. К семи годам он смотрит на жизнь более практично и мечтает стать лодочником и заработать много денег. Может быть, это следствие любви, которую он теперь испытывает к юной леди из молочной лавки. (Благослови Господь ее маленькие ножки, какого бы размера они ни были сейчас!) Похоже, он очень привязан к ней, ведь он подарил ей свое главное сокровище, а именно огромный карманный ножик с четырьмя ржавыми лезвиями и штопором, который каким-то невероятным образом все время выворачивается наружу и норовит воткнуться в ногу своему обладателю. Юная леди, обладая нежной натурой, обнимает его за шею и целует, не сходя с места, прямо у лавки. Однако глупый мир (в лице мальчишки из соседней табачной лавки) насмехается над такими проявлениями любви. И тогда мой юный друг, как и положено, собирается дать в глаз мальчишке из табачной лавки, но терпит неудачу и сам получает в глаз от мальчишки из табачной лавки.
А потом наступают школьные годы с их горькими огорчениями и восторженными воплями, с их веселыми проказами и горючими слезами, орошающими противные учебники латыни и дурацкие старые тетради. Я твердо уверен, что именно в школе мой юный друг наносит своему здоровью непоправимый вред, пытаясь овладеть немецким произношением, и именно в школе он узнает, насколько важны для французов перья, чернила и бумага, ведь первый вопрос, с которым французы обращаются друг к другу при встрече, – «У вас есть перья, чернила и бумага?». Как правило, ни того, ни другого, ни третьего не оказывается, и второй француз отвечает, что все это есть у дяди его брата. Однако первого нисколько не интересует дядя брата, и он хочет знать, есть ли требуемое у соседа матери второго? «У соседа моей матери нет ни перьев, ни чернил, ни бумаги», – отвечает второй, слегка раздражаясь. «А у ребенка твоей садовницы есть перья, чернила и бумага?» – этим вопросом первый ставит второго в тупик. Когда все устанут искать перья, чернила и бумагу, выясняется, что у ребенка садовницы их тоже нет. Подобное открытие заставило бы замолчать любого, но только не составителя упражнений по французскому языку – это бесстыдное создание такими мелочами не проймешь. Ему и в голову не приходит принести извинения, зато он сообщает, что у его тети есть горчица.
Так и проходит юность, за приобретением более или менее бесполезных познаний, которые вскоре с облегчением забыты. Школьное здание из красного кирпича постепенно исчезает из виду, и мы выходим на главную улицу мира. Мой маленький друг уже не маленький. Короткая курточка превратилась во фрак; помятая кепка, весьма полезная в качестве носового платка, чашки и орудия нападения, стала высоким блестящим цилиндром; вместо карандаша во рту сигарета, дым от которой ему мешает, попадая в нос. Чуть позже, чтобы выглядеть более стильно, он пытается курить сигару – большую черную гаванскую сигару. Попытка не идет ему на пользу, потому что впоследствии я обнаруживаю своего юного друга склонившимся над ведром на кухне и торжественно обещающим себе никогда в жизни не курить.
А теперь его усики становятся почти заметны невооруженным глазом, поэтому он немедленно принимается заказывать бренди с содовой и воображает себя мужчиной. Он говорит о «двух к одному против фаворита», называет актрис «малышка Эмми», «Кейт» и «крошка», бормочет о «проигрыше в карты вчера вечером» таким тоном, будто спустил тысячи фунтов, хотя на самом деле речь скорее всего идет о сумме в шиллинг и два пенса. А также, если мне не изменяет зрение – в стране воспоминаний всегда царит полумрак, – он надевает монокль и в результате спотыкается на каждом шагу.
Его родственницы женского пола, весьма обеспокоенные подобным поведением, молятся за него (благослови Господь их добрые сердца!) и предвидят судебные заседания и казнь через повешение в качестве единственно возможного результата столь безрассудного и разгульного образа жизни; предсказание первого учителя о том, что этот мальчик плохо кончит, достигает размеров священного пророчества.
В этом возрасте мой юный друг смотрит на представительниц противоположного пола с высокомерным презрением, полон уверенности в себе и снисходителен ко всем пожилым друзьям семьи. Надо признаться, что в целом он доставляет окружающим немало хлопот.
Впрочем, так продолжается недолго. Вскоре влюбленность лишает его самоуверенности. Я вижу, что теперь он носит слишком тесные ботинки и тщательно укладывает прическу. Он гораздо чаще читает стихи и держит словарь рифм в изголовье кровати. Каждое утро служанка находит на полу клочки бумаги, на которых написано «любовью он жестоко уязвлен», «твой кроткий взгляд – любовный яд» и прочие давным-давно спетые песни, которые юноши так любят петь, а девушки – слушать, изящно потряхивая головкой и притворяясь, что ничего не слышали.
С любовью, похоже, все не так гладко, поскольку мой бедный юный друг начинает больше гулять пешком и меньше спать, что не идет ему на пользу, а на его лице читается что угодно, кроме свадебного пира и счастья на всю оставшуюся жизнь.
И на этом он исчезает: тот маленький мальчик, который вырос, пока мы гуляли вместе, ушел.
Я остался один, и дорога покрыта мраком. Спотыкаясь на каждом шагу, я кое-как иду вперед – не все ли равно, как идти и куда, если путь никуда не ведет и в темноте не разглядеть дороги?..
Впрочем, наконец наступает утро, и я обнаруживаю, что вырос в самого себя.
© Перевод О. Василенко
И снова досужие размышления
Об искусстве принятия решений
– Итак, что посоветуешь, дорогая? Видишь ли, с красным я не смогу носить шляпку цвета фуксии.
– Тогда возьми серый.
– Ты права, серый гораздо практичнее.
– Хорошая материя.
– И оттенок приятный. Обычно серый такой скучный цвет!
– Зато спокойный.
– И все же в красном теплее, особенно в холодный день, верно, дорогая?
– Тогда бери красный. Красный тебе к лицу.
– В самом деле?
– Особенно когда раскраснеешься на морозе.
– Ах, это существенный недостаток. Думаю, серый все же приличнее.
– Остановились на сером, мадам?
– Наверное. А ты что скажешь, дорогая?
– По мне так серый хорош.
– И носится лучше, а в сочетании с… Постойте, вы режете?
– Собираюсь, мадам.
– Нет-нет, не спешите! Дайте еще раз взглянуть на красный. А знаешь, дорогая, что мне пришло в голову? Моя шиншилла будет превосходно смотреться на красном фоне.
– Согласна.
– Ты ведь помнишь мою шиншиллу?
– Тогда бери красный.
– Да, но есть еще шляпка цвета фуксии…
– Тебе не с чем ее носить?
– Совершенно не с чем! Она просто создана для серого!.. Нет, беру серый. Серый очень приличный, очень ноский цвет.
– Четырнадцать ярдов, мадам?
– Да-да, четырнадцати хватит, я решила добавить к нему… Постойте! Дорогая, если я возьму серый, мне будет не с чем надеть черный жакет!
– Разве черный не сочетается с серым?
– Не так хорошо, как с красным.
– Тогда бери красный, он же тебе нравится?
– Серый мне нравится больше, но приходится думать разом о стольких вещах!.. О Боже, ваши часы спешат?
– Нет, мадам, всегда отстают на десять минут.
– Мы обещали мадам Дженнауэй быть у нее в начале первого. Ох уж эти покупки! Когда мы вышли, дорогая?
– Кажется, около одиннадцати.
– В половине одиннадцатого, теперь я вспомнила! А ведь собирались выйти в половине десятого… Как летит время!
– Боюсь, за два часа мы не сильно продвинулись.
– Я столько всего задумала! И, как назло, теперь мы опаздываем к мадам Дженнауэй. Мой кошелек у тебя, дорогая? Ах нет, вот он.
– Так что ты решила: красный или серый?
– Ох, запамятовала. По-моему, минуту назад я хотела взять серый, а потом передумала… да, вспомнила, беру красный. Красный, и точка. Ах нет, серый!
– Ты ведь остановилась на красном, дорогая.
– Ах да, верно! От этих магазинов голова идет кругом! Иногда я совсем теряюсь.
– Значит, красный, мадам?
– Да-да, хватит перебирать. Как ты полагаешь, дорогая? А у вас нет других оттенков красного? Какой-то он вульгарный!..
Приказчик напоминает покупательнице, что из всех оттенков красного она сама выбрала именно этот.
– Что ж, так и быть, беру, – вздыхает покупательница, словно бремя земных забот свалилось с ее плеч. – Проторчала тут целое утро…
