Феликс Кривин - Гиацинтовые острова
— Что это на вас за костюм? — воскликнул краб Гиас. — Разве кто-нибудь где-нибудь это носит?
— Кто-нибудь где-нибудь что-нибудь да носит, — философски заметил краб Дориппе, который, как все старьевщики, умел заглянуть в самую суть вопроса. Краб Гиас этого не умел, и он сказал:
— Не думаю, чтоб это было красиво. Ни одна рыбка на это не клюнет, хе-хе… И он откинул зеленую прядь, чтобы смерить взглядом своего собеседника. — Или вам не хочется, чтоб клюнула рыбка?
— Каждому что-нибудь хочется, — обобщенно ответил краб Дориппе. — Нужно учитывать все желания.
— Какие такие желания? — посмеялся в ответ краб Гиас. — Разве можно учесть все желания? Я удовлетворяю свои желания, а все остальные желания, прошу меня верно понять, я не удовлетворяю.
— Это как сказать, — покачал своей рухлядью краб Дориппе. — Никогда не знаешь, чьи ты удовлетворяешь желания.
До сих пор они вели разговор вдвоем, но теперь к ним присоединился кто-то третий. Нет, это была не рыбка, которую хотел привлечь краб Гиас, хотя краб Гиас на всякий случай блеснул своим одеянием. Возможно, это был тот, кого имел в виду краб Дориппе, говоря о желаниях, которые мы бессознательно удовлетворяем. И вот этот, третий, желание которого не учел краб Гиас, подхватил краба Гиаса, как какую-нибудь мелкую рыбку, так что краб Гиас только успел крикнуть:
— Осторожней! Вы испортите мой костюм!
С этими словами он исчез, совершенно исчез, а краб Дориппе тоже исчез — правда, в другом, более благоприятном, направлении. Краб Дориппе исчез, оставив свои старые вещи, которые, как он полагал, могли в данном случае его заменить, и, исчезая, он думал о крабе Гиасе.
Краб Гиас любил одеваться. И он умел одеваться. Потому что ему хотелось привлечь внимание, непременно привлечь внимание.
— Привлечь внимание! — бормотал краб Дориппе, исчезая. — Одеваться нужно так, чтобы не привлечь внимание, а отвлечь внимание.
Так рассуждал краб Дориппе, старый, опытный краб-старьевщик, так рассуждал он, сбросив с себя старье и исчезая, чтобы где-нибудь опять появиться, — в отличие от краба Гиаса, который теперь уже не появится никогда…
У каждого есть желание, которое хочется удовлетворить, но никогда не знаешь, чье ты удовлетворяешь желание.
Портрет Каракатицы
Каракатица, уходя в темноту, оставляет Кашалоту свое светящееся изображение. И Кашалот смотрит на это изображение, и сердце его сжимается, потому что никакое, даже самое яркое изображение не заменит ему живой Каракатицы…
А Каракатица уже далеко и дарит свое изображение другому, и третьему кашалоту.
Ее осуждают: разве можно дарить свое изображение каждому встречному? Ведь это ни на что не похоже: подарила — и уплыла…
Но осуждают Каракатицу в основном кашалоты. А понимают в основном каракатицы.
В борьбе с природой
Среди жителей пустыни Сахары улитка Гелицида являет пример того, как можно жить и не ждать милостей от природы. Правда, нельзя сказать, что она живет полной жизнью: Гелицида спит — до лучших времен. На год, на два, на три она засыпает — до лучших времен. Когда что-то прольется, что-то пробьется…
Важно иметь хороший сон. Здоровый, крепкий сон. Тот, кто имеет здоровый сон, может не ждать милостей от природы.
Проблема круга
Проблема жизни и смерти есть проблема начала и конца, с одной стороны соединенных между собой, а с другой — увы! — не соединенных. Если б их соединить с другой стороны, чтобы так же естественно, как начало переходит в конец, и конец, в свою очередь, переходил бы в начало, — то проблема начала и конца была бы решена.
Одна из таких проблем возникает перед змеей, когда она нападает на Скальную ящерицу.
Издавна повелось, что змея олицетворяет собой конец Скальной ящерицы, а Скальная ящерица олицетворяет собой начало змеи. Место этого перехода ящерицы в змею и является началом змеи и одновременно концом ящерицы. Но не так-то просто найти этот конец. При виде змеи ящерица хватает себя за хвост и превращается в круг, в котором не найдешь ни начала, ни конца, потому что начало в нем переходит в конец, а конец, в свою очередь, переходит в начало. А что же переходит в змею? Если конец ящерицы переходит в начало ящерицы, то что же переходит в начало змеи?
Неужели змее умирать от голода?
Змея привыкла к тому, что в мире все переходит одно в другое. Трава переходит в кузнечика, кузнечик переходит в ящерицу или в лягушку, а все эти ящерицы и лягушки переходят в нее, в змею. (Кстати, а во что переходит змея? Неизвестно. Может быть, снова в траву?)
Главное — найти это место, в котором ящерица переходит в змею, решить эту проблему круга…
Но как же, как же ее решить, эту проблему круга?.. Скальная ящерица крепко держит себя за хвост.
Глупый Сивка
В трудную минуту Глупый Сивка строит из себя дурачка, поэтому его называют Глупым Сивкой.
Вот допустим: к гнезду приближается враг, а в гнезде еще не высиженное потомство. Как должна поступить серьезная птица при виде такой серьезной опасности? Либо спасать потомство, либо отражать врага.
Сивка же начинает выкидывать свои фокусы. То он взлетает, то падает, как подбитый, то вдруг начинает кувыркаться, как какой-нибудь клоун. И хотя ему, конечно, не весело, и хотя сердце его колотится, как будто его там заперли на замок, но он веселится, изо всех сил веселится, так что на него невозможно серьезно смотреть.
Смотрит враг на Глупого Сивку и забывает о его недовысиженных птенцах. И думает враг: „Ну и Сивка, до чего же ты глупый, Сивка!“ А Сивка еще больше старается, словно всем своим видом хочет сказать: „Да, я глупый, я очень глупый, я прямо-таки шут гороховый, ну что с меня, с дурака, возьмешь?“
И враг идет дальше, потому что с дурака взять нечего, враг уходит, смеясь и удивляясь тому, что есть па свете такие глупые сивки. А Сивка, убедившись, что враг ушел, перестает дурачиться и спешит к своему гнезду, и серьезно, очень серьезно, как настоящий отец, продолжает высиживать свое недовысиженное потомство.
Но еще долго не может он успокоиться, и сердце у него прямо выскакивает, как будто где-то там сорвали замок, и Сивке страшно, теперь ему страшно, а раньше было весело! Раньше он кувыркался, а теперь сидит и дрожит, хотя раньше надо было дрожать, а теперь бы можно и покувыркаться…
Секрет охоты
На ловца и зверь бежит — бежит потому, что считает себя ловцом, а не зверем. Кто есть кто? Этот вопрос и выясняется в процессе охоты.
Охота на волка
Волка легко поймать, если окружить его пестрыми флажками, дать ему почувствовать разницу между окружающей праздничной пестротой и его собственным серым существованием.
Вокруг пестрота, а здесь, внутри, — безысходная серость… Через это волк не сможет переступить. Выпрыгнуть из собственной серости — ведь это еще трудней, чем выпрыгнуть из собственной шкуры.
Охота на тигра
Тигра в Индии ловят так: его путь устилают листьями, намазанными канцелярским клеем.
— Развели канцелярщину! — возмущается тигр, продираясь сквозь листья, которые его облепляют, которые залепляют ему уши, нос и глаза. — Канцелярщина — вот помеха на нашем пути, вот что нас по-настоящему губит!
Так размышляет тигр — и в этом смысле приближается к истине, хотя в другом смысле не может сделать ни шага. Так бывает: тот, кто не может сделать ни шага, иногда приближается к истине.
Охота на слонов
В охоте на слонов принимают участие и слоны, уже раньше пойманные, на прежних охотах. Они помогают и охотиться, и воспитывать пойманных слонов, и обучать их, как нужно охотиться на слонов.
Охота идет тем успешней, чем больше слонов охотится на слонов.
Бескрылая Гагарка
В 1833 году было убито 13 бескрылых гагарок, в 1834 году — 9, в 1840 или 1841 году — 3, а в 1844 году —2 гагарки, последние, о которых упоминается, может быть и вообще последние из этих птиц.
Л. БрэмУлетела Бескрылая Гагарка, улетела и не вернулась назад. Натянула свой черный фрак на свою белоснежную жилетку и улетела, улетела навсегда. Улетела Бескрылая Гагарка.
Здесь, на севере, она заменяла пингвина, потому что пингвины на севере не живут. Хотя здесь такие же льды и холода, как на юге, но пингвины здесь не живут. Здесь их заменяла Бескрылая Гагарка.
Это было давно, еще в прошлом столетии. Тогда видели люди последнюю Гагарку, а потом и она улетела. Улетела Бескрылая Гагарка. Улетела и не вернулась назад.
Говорят, ее убили охотники, как и всех других бескрылых гагарок. Но это неправда, этого не может быть: ведь она здесь, на севере, заменяла пингвина. Она ходила вперевалочку — в черном фраке и белой жилетке, как настоящий представитель пингвина, полномочный представитель. За что же ее убивать? Разве можно убивать полномочного представителя?
