Джо Листик - Сексуальный переворот в Оушн-Сити
Все это время он продолжал бесстыдно глазеть на Маккейна, вероятно, пытаясь представить, насколько привлекательно его лицо без идиотской маски.
– Наверное, его папаша женился на молоденькой? – через секунду предположил Кар-тнер.
Генерал понял, что дал маху. На самом деле, у него не было сестер, в отличие от Эммы, которая вот уж как неделю гостила у своей старшей в Миннесоте.
– Простите, я хотела сказать, он гостит у моей сестры Китти, – смущенно поправился Маккейн, которому почему-то вдруг стало ужасно жарко то ли из-за крема на лице, то ли из-за чего-то еще.
– Она замужем? – не раздумывая, спросил Билли. – Не то Джордж не упустит случая приударить за вашей сестричкой! – благородно предупредил он.
Генерал понял, что за пятнадцать лет, которые они не виделись, Сперматозоид ничуть не изменился.
«Ах ты, мерзавец, – с негодованием подумал Маккейн. – Готов сдать меня с потрохами при первой же возможности!!!».
Но вслух он сказал, что Китти давно замужем и что ее Джордж вообще не обращает внимания на других женщин.
Картнер скептически хмыкнул и на всякий случай решил сменить тему.
– Джордж недавно признался, что вы отменная хозяйка, – заявил Сперматозоид, многозначительно улыбаясь. – – Внимательная и гостеприимная, словно настоящая немецкая фрау!
– Когда он успел?! – не выдержав, спросил генерал, зная наверняка, что Картнер бесстыдно лжет.
Тот даже глазом не моргнул:
– Два года назад, на юбилейной встрече выпускников Академии. Джордж вас очень хвалил. Очень!
Картнера не было два года назад на встрече выпускников Академии. Маккейн тогда входил в оргкомитет и поименно знал почти всех прибывших, не говоря уж о своих ребятах, с которыми тридцать лет назад зарабатывал лейтенантские погоны.
«Хрен с тобой, Билли, валяй, сочиняй. Но имей в виду: я тоже не вчера родился!» – эти язвительные слова едва не сорвались с губ генерала, но он, сдержавшись, лишь благодарно улыбнулся Картнеру и жестом пригласил пройти в дом.
Пока Сперматозоид умывался в ванной, Маккейн смерчем промчался по дому, сметая все семейные фотографии.
В спальне жены он сменил красный спортивный костюм на зеленое, в крупный цветок, приталенное платье, длина которого позволила генералу прикрыть ноги, по крайней мере, до колен. Крем на лице и панаму он решил не трогать, надеясь таким образом остаться неузнанным и хоть как-то отпугнуть докучливого Сперматозоида.
Затем они пили чай в гостиной, и Картнер, уплетая бисквитные пирожные, рассказывал мнимой Эмме о том, как они с ее супругом служили в Германии.
Это было довольно забавное зрелище и, если бы не трагизм положения Маккейна, он, наверное, искренне бы потешался над россказнями однокашника.
Но сейчас генералу абсолютно не хотелось веселиться и, слушая бредни Сперматозоида, он лихорадочно соображал, как получше выпроводить из дома незваного гостя, покуда тот не наломал дров.
В уютной домашней обстановке милашку Картнера почему-то потянуло на военную тематику. Он сидел за столом и с азартом рассказывал Маккейну, то бишь Эмме, о том, какие замечательные полигоны в Баварии и как их воздушно-десантная бригада участвовала в крупных натовских учениях неподалеку от Аугсбурга.
Не забыл Сперматозоид и про эпизод, когда у одного из десантников во время прыжка спутались стропы парашюта и ему, Картнеру, пришлось с риском для жизни спасать бедолагу прямо в воздухе!
Маккейн сделал вид, что слушает Билли, раскрыв рот. Он неплохо знал про этот случай, который действительно произошел в соседнем батальоне. Правда, Картнер к нему не имел ровным счетом никакого отношения, поскольку в то время валялся с триппером в военном госпитале.
Как вспомнилось генералу, Сперматозоид вообще был героем именно в амурных делах, что же до военной карьеры, то здесь все обстояло совсем не так блестяще и, несмотря на картнеровские старания, он так и не дотянул до генеральского звания и вышел в отставку всего лишь подполковником.
Сидя в своей панаме прямо напротив Билли, генерал давно заметил кобелиный блеск в глазах гостя, который ни с чем нельзя было спутать. И хотя по собственным представлениям Маккейна, с кремом на лице и в давно вышедшем из моды платье коэффициент его сексуальной привлекательности сейчас не превышал двойки по десятибалльной шкале, со Сперматозоидом следовало держать ухо востро.
– Меня тогда представили к ордену, – скромно заметил Картнер и потупил взгляд, словно вспоминая перипетии давнего смертельного прыжка.
Маккейн сочувственно покачал головой, давая понять, что рассказ его ужасно тронул. Он уже догадался, как наверняка можно осадить завравшегося Сперматозоида, но решил позволить этому нахальному карасю поглубже заглотнуть крючок.
– Джордж почти не рассказывал мне про Вьетнам, – посетовал генерал со смущенной улыбкой. – Наверное, вам тоже пришлось там несладко?
Картнер вздохнул, и этот вздох мог означать лишь то, что судьба изрядно потрепала его в том далеком уголке земного шара.
– Вьетнам не забудешь, – с чувством заметил Билли, – Там каждый из нас оставил кусочек себя самого…
– Это уж точно! – мысленно усмехнулся Маккейн. – Могу представить, сколько проституток ты осчастливил в Сайгоне, прежде чем на неделю попал к нам в джунгли».
Картнер, наверное, тогда вообще бы не попал в зону боевых действий, если бы не его начальник, с которым Сперматозоид припеваючи служил в одном из многочисленных тыловых штабов.
Начальника неожиданно послали с инспекцией в десантно-штурмовую бригаду, где в ту пору служил Маккейн, и вот тогда-то они с Картнером ненадолго и свиделись. За семь дней этот герой только раз рискнул вылететь на вертолете, да и то, чтобы забрать раненых.
Кажется, Сперматозоид действительно поверил в искренность собеседницы, и генерал решил, что теперь можно понемногу переходить в наступление.
– До сих пор не пойму, почему в шестьдесят восьмом накрылось наше наступление в период лунного Нового года? – начал он, простодушно глядя на Билли.
Сперматозоид и глазом моргнуть не успел, как перед ним на столе, вместо чая и пирожных, появились крупномасштабные карты южновьетнамских провинций, а также ворох сложных схем и таблиц с хитрыми выкладками.
Он нескладно пытался отвечать на вопросы, а Маккейн все задавал и задавал новые: о дислокации партизан перед атакой на Сайгон, о промахах в организации десантных операций, о качестве взаимодействия различных родов войск, о минной войне и черт знает, о чем еще!
Когда в короткой паузе этого допроса Картнер робко поинтересовался, где Эмма набралась столь обширных военных знаний, генерал застенчиво ответил, что любит почитать перед сном, а в их семейной библиотеке специальной литературы всегда было больше, чем любой другой.
Довершила разгром Сперматозоида короткая, но очень бурная дискуссия по поводу «теории военной элиты». И, хотя Картнер отчаянно пытался защищать позицию главного противника элитных войск генерала Кроусена, Маккейн быстро и убедительно разрушил всю систему его доводов.
К полуночи Билли выглядел, словно крепко выпоротый мальчишка, который так до конца и не понял, за что его наказали родители. Слава Богу, у Картнера хватило ума не проситься на ночлег, и Маккейн без сожаления выпроводил его за дверь.
Глава 17
Максу ночь напролет снились кошмары, один другого гнуснее. В своем первом сне он почему-то умудрился быть наркодельцом и вовсю торговал своим ядовитым зельем сперва в Чикаго, а затем в Лос-Анджелесе, пока его не сцапала тамошняя полиция.
Макса взяли с поличным, а Эдик, который до этого помогал ему находить клиентуру, благополучно смотался со всей выручкой. Речь, кажется, шла о полумиллионе баксов.
Адвокат Камакина, старый хромой еврей из Минска, ознакомившись с ситуацией, развел руками и сказал, что ничем помочь не сможет и надо готовиться к худшему. К чему именно, он не уточнил, а Макс, как назло, напрочь забыл: дают ли в Калифорнии вышку и, если дают, то за что конкретно.
Во время следующей встречи адвокат сообщил, что вышку в Калифорнии все-таки дают, и обещал похлопотать перед судьей, чтобы Камакина вместо газовой камеры посадили на электрический стул.
Услышав такие речи, Макс послал хромого адвоката куда подальше и заявил тюремщикам, что будет сам защищаться в суде.
Каково же было Максово удивление, когда во время суда он с ужасом узнал в безжалостном и наглом прокуроре своего Эдика! Причем, Дьячкофф тупо и настырно требовал для него газовую камеру!!!
Естественно, суд был на стороне прокурора, и не удивительно, что Максу без особых колебаний присудили высшую меру! Камакин на всю оставшуюся жизнь запомнил, как радовался такому исходу прокурор-Дьячкофф…
Газовая камера оказалась размером с собачью конуру, и злые тюремщики насилу втиснули туда Камакина. Ну а потом в камеру пустили отравляющий газ, который был желтым и нестерпимо вонючим.
