Олег Рыков - Разговорчики в строю №2
— Товарищ прапорщик, устранить недостатки! — доносится команда.
В мозгу проносятся жуткие картины хирургического устранения жданового жира, страшных диет, в лучшем случае — целые дни занятий физкультурой. Все замирают, потому что никто не может даже предположить, чем все это закончится как для Ждана, так для прапорщика и наших нервов.
— Курсант Ждан, встаньте во вторую шеренгу, чтобы мы вас больше не видели, — усталым, от долго сдерживаемого смеха, голосом командует прапорщик.
— Служу Отечеству, — неожиданно доносится в ответ.
Когда строй затих, Ждан, почему-то с вопросительной интонацией, ответил:
— Есть???
— Нет, пить, твою мать! — взорвался майор и покинул казарму, чтобы больше никогда не приходить в нее во время поверок.
ПРИСЯГА
Выстроили нас на плацу за полчаса до начала. Стоим, ждем.
Перед нами столы, красной тряпкой накрытые, офицеры ходят, нервно переговариваясь, солнышко светит — благодать.
Впустили «зрителей на трибуны» — родственники и друзья некоторых счастливчиков приехали.
И вот оно — Солнце — прибыл начальник училища, генерал-майор по фамилии, не помню какой.
— Смии-и-и-рна! К принятию присяги приступить!
Капитан незаметно скрещивает пальцы, глубоко вздыхает и…:
— Курсант Бобров, для принятия воинской присяги, ко мне!
Мать! Я в списке первым оказался! На тренировках был общий пофамильный список, так там я вторым был, а теперь эти гады по институтским группам разделили.
Даже вспотеть времени не осталось. В голове только одна мысль — только бы не «забуратинить» (в смысле, иноходью не промаршировать).
Левая нога — вперед, левая рука — назад, правая судорожно автомат придерживает. Фу-у-у-у, дотопал, хорошо стол передо мной прямо стоял — поворачивать не пришлось.
— Товарищ капитан, курсант Бобров по вашему приказу прибыл!
Хорошо вякнул — «петуха» не пустил, у капитана морда на лице разгладилась — все по плану.
— Воинскую присягу принять!
— Есть!
Хвать папочку со словами. Кругом! А-а-а, ухмыляющиеся рожи «сослуживцев», хрен я вам через правое плечо крутом развернусь.
Черт — ветер бумажку, к папочке не прикрепленную, треплет, что делать? (Чернышевский недорезанный).
А пошло оно все на хрен — отпускаю приклад автомата (его, поди, ветер трепать подустанет), теперь держим папочку и листочек двумя руками. Не изящно, зато действенно — учитесь, морды, пока я жив.
Поехали:
— Я… … …!
Да! Немного клятву пионера напоминает! Только уже нет слов «Жить, учиться и работать, как завещал великий Ленин» — и то, слава богу.
Хорошо прочитал-то как, Левитану показать не стыдно, вон, Лоншаков уже носом шмыгает — никак, заплакать хочет (или простыл)?
Все, карапузики, что, ухмылки глумливые пропали? А! Теперь ваша очередь — я уже отстрелялся. Кругом.
М-м-м-м-м-ать! Господи боже, а что это с рожей у капитана произошло? Да это ж не капитан! Что за мужик? Черт, это ж генерала принесло! И как прокрался со своей трибуны неслышно, Чингачгук хренов! А я сам-то — Левитан, Левитан — щ-щ-щас тебе будет от Советского Информбюро. И как инфаркт меня только не прошиб — молодой еще, сердце крепкое.
— Товарищ курсант, поздравляю с принятием воинской присяги!
А-а-а-а, гад, сейчас ты за мой испуг получишь — получи, фашист, гранату:
— СЛУЖУ ОТЕЧЕСТВУ!!!!!!!
Аж присел! Вот так-то, скажи спасибо, что не спел!
Он еще и руку тянет! А подальше встать не мог? Я-то по стойке «смирно» стою, как перетягиваться будем? Как мы нежно кончики пальцев друг другу пожимаем — ну вылитые «педерасты в штабе». А! Догадался — подошел на полшага! Рука у тебя, говоришь, крепкая — ну мы тоже не пальцем деланные.
Понравилось рукопожатие? То-то — не все размазня среди студентов. Улыбается! Мне нельзя — морда сапогом!
Что говоришь? Офицеры хорошие получатся? Ну, ты не спеши! Сейчас Ждан в короткой программе себя покажет или Филя в произвольной.
Отпустил душу на покаяние — и то хорошо, а то рукопожатие затянулось, аж ладонь вспотела. А ведь пять минут назад прохладно на улице было! Все, отвалил от стола генерал. Капитан шепотом:
— Распишись здесь. Нормально, даже отлично! Это я по группам разбить предложил, а то Благушин всегда вместо «Служу Отечеству» — «спасибо» говорит. Вот бы генерала протрясло.
Ах, ты ж гад. Сымпровизировал на моих нервах. Ну да ладно — вроде штаны сухие.
Дальше начался балет. Народ то ли расслабился, то ли наоборот — напрягся. «Буратины» — через одного, повороты кругом — через правое плечо. Петров, подойдя к столу, опять, как на тренировках, по-гусарски щелкнул каблуками — капитан аж посинел — так пыжился, чтобы не заржать.
Ба-а-а-а! В какой кокетливой позе расписывается Андрюха. А, блин, прочувствовал неудобства высокого роста. Ну, хоть прямо с плаца на панель.
Зато марш финальный на загляденье вышел — промаршировали — три каблука на плацу оставили. Ни хрена не «сапоги старые» — это маршировали так мощно!
ПОШЕЛ!
— П-а-а-а-ашел, пошел, пошел, пошел, пришел! Та-а-ак, фамилия?
— Курсант Бобров, товарищ капитан!
— Хреновенько, курсант Бобров — семнадцать секунд и пять десятых! За водкой, поди, быстрее бегаешь?
— Так в сапогах же, товарищ капитан, а они слетают!
— Привязывать надо было!
— Куда?
— Коту под муда — к ноге, бестолочь!
— Веревками, что ли?
— Нет, блин, поясным ремнем! И откуда ты такой взялся?
— Из «Бауманки», товарищ капитан!
— Ладно, хрен с тобой — на тебе флажок, будешь давать отмашку остальным бегунам.
— П-а-а-ашел, пошел, пошел, пошел. Бобров, это что за паровой танк к нам приближается?
— Курсант Лоншаков.
— Мда… мощно бежит — хрен остановишь! Только очень медленно. Как прибежит, скажи, что я ему двойку заранее поставил.
— Товарищ капитан, а может, тогда курсанту Ждану сразу сказать, чтобы не мотался зря?
— Нехороший ты человек, Бобров, я еще в жизни не видел, как бегемоты бегают, дай полюбоваться хоть разок!
— Так он весь асфальт на плацу раздолбит.
— Как раздолбит, так и задолбит, собственным пузом укатывать будет! Так, Бобров, я из-за твоей болтовни забыл секундомер остановить! Курсант Лоншаков, вам придется еще раз бежать, так как время, по вине вашего друга, я не засек!
— Това-а-а-а-арищ капитан!
— Без разговорчиков!
— Товарищ капитан, вы же обещали Лоншакову двойку заранее поставить — чего его зря гонять?
— Ну, ты посмотри, Лоншаков, как твой друг тебя отмазывает, а ведь с таким брюхом, как у тебя, не вредно лишний раз пробежаться. Ладно, поставлю тебе 20 секунд, отдыхай!
— Следующий п-а-а-а-ашел, пошел, пошел, пошел. Это что за реактивный гипертрофированный комар к нам приближается?
— Курсант Лях, товарищ капитан!
— Хорошо бежит!
— Спортсмен-волейболист!
— То-то я гляжу — он так забавно подпрыгивает! О! Смотри, сейчас сапог окончательно потеряет! Ух, мать, чуть не зашиб! Курсант Лях, этот бросок сапога в мою сторону я буду рассматривать как покушение!
— Не хотел я, он сам слетел!
— Сам слетел? Прямо мне в живот? Он у тебя самонаводящийся?
— Он у него самоснимающийся, товарищ капитан.
— А знаешь, Лях, что я твое время по прилетевшему сапогу засек? Хочешь, поставлю тебе двенадцать и три десятых секунды? Прямо отсюда на чемпионат мира по бегу поедешь — без сапог, скажут, из десяти секунд точно выбежит!
— Не хочу, товарищ капитан.
— А придется! Что теперь с тобой делать? Ладно, ставлю четырнадцать секунд — должен же хоть кто-то пятерку получить сегодня!
— И вот на арену выходит бегемот-тяжеловес, курсант Ждан! На старт, внимание…
— Па-а-а-а-ашел, пошел, пошел… действительно пошел! Эй, на барже, мы не спортивной ходьбой занимаемся!!! Не, ну надо — совсем встал!
— Сапог поправляет!
— Он бы, баран, еще портянки перемотал! Если из тридцати секунд не выбежит — утром вместо трех — шесть километров побежит!
— Умрет на дистанции.
— Похороним! Ты лично могилу копать будешь, Бобров!
— Смилуйтесь, товарищ капитан!
— А я тебе наряд подарю!
— Не на-а-адо!
— Как отвечаешь?
— Есть наряд, товарищ капитан.
— Вот то-то, ладно — на первый раз прощаю.
— Благодарю за службу, ой, виноват, товарищ капитан!
— Ну, вояки мне, мать вашу, попались! Та-а-ак, дополз, ходок, сейчас тебе дедушка Ленин новогодний подарочек сделает в виде дополнительного круга вокруг училища завтра утром!
— Есть, товарищ капитан!
— О! Удивил! Я думал, ты, как твои друзья, начнешь канючить: «Не на-а-а-до, не на-а-а-до»!
