Борис Штерн - Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II
— Зря, зря вы так думаете, — продолжал читать мысли майор Нуразбеков. — У меня никаких ордеров нет, типография бланки не напечатала. Хотите, я перед вами свои карманы выверну?…
— Хочу, — вякнул Гайдамака.
— Вот, пожалуйста… — Майор с готовностью вывернул пустые карманы своих белых брюк и объяснил: — Я в карманах ничего не ношу, а только в сумке. Так что берите с меня пример — никакой это не обыск, а дружеская просьба: сделайте мне одолжение — выверните карманы. Как в песне поется: «А что у вас, ребята, в рюкзаках?»
Против личного примера и дружеской просьбы возразить было нечего. Гайдамака выложил на стол перед майором все добро, что было в карманах штанов. Вот что там было (даже самому интересно взглянуть — ну-с, что мы таскаем в карманах, идя на собеседование в КГБ?): желтая примятая пачка папирос «Сальве», коробок спичек с красным петухом, задрипанный носовой платок, пробитый трамвайный талон, груда липкой мелочи, труха какая-то…
— А сказали, что не курите. — Майор Нуразбеков укоризненно указал па пачку «Сальве».
— С утра бросил.
— А в заднем кармане что?
Достал из заднего кармана видавший виды паспорт «Гражданина СССР» с билетом на футбол «Черноморец» — «Динамо».
— А здесь что у вас?
Из нагрудного кармана рубашки появились записная книжка, пластмассовая расческа и американская шариковая ручка с механически обнажающейся купальщицей. Стыдоба… И носовой платок, и паспорт в разводах, и авторучка-дешевка.
— Так… Давайте вместе подумаем: на что же он здесь клюет? На обнаженную натуру, что ли?… — с сомнением проговорил майор Нуразбеков, поднял неприличную авторучку над головой, перевернул ее вверх ногами, черный купальник с девицы сполз и обнажил эту самую натуру.
Майор ждал.
Но никто не собирался клевать на эту дешевку.
— Не клюет он на голых баб, — окончательно решил майор, отложил авторучку (девица тут же оделась) и продолжил изучение барахла на столе. Ненароком открыл, проверил паспорт, обнаружил в паспорте билет на футбол. — Что, на футбол собрались? Кто сегодня играет?
— «Черноморец» с Киевом.
— А, матч сезона… Можно не ходить. Будет ничья, «три-три», опять сговорились… А где ваши деньги? Денег вы с собой не взяли? — наблюдательно заметил майор. — Как же так: в Одессу на футбол и без денег?
— Взял… Но все утром с Трясогузом на коньяк потратил, — вывернулся Гайдамака.
— То есть, пропили. Как же обратно в Гуляй-град уедете? Вы ведь не на машине? Или вы уже домой не собираетесь, решили здесь у нас в КГБ заночевать? Может, некуда уже и ехать, может, Гуляй-града уже и нету…
«Все ему шуточки-смехуечки, — подумал Гайдамака. — На шуточки пытается взять майор».
— Нет, спасибо, мне сегодня надо домой. Придумаю что-нибудь. Одолжу у кого-нибудь на обратный путь.
— У кого? У вас в Одессе друзья есть? Родственники? Никого вроде нет — мы выясняли. Надо было на своем служебном самосвале приехать. У вас какой самосвал? «ОГУ 23–63»?… Водителя отпустили бы на пляж, сами — к нам в гости, потом — на футбол, а вечером на самосвале — в Гуляй-град. Домой ведь хочется? Кому не хочется… А может быть, вы решили, что негоже государственный транспорт по личным делам гонять? — опять снасмешничал майор Нуразбеков, продолжая разгребать указательным пальцем липкую мелочь.
Все— то он знал, майор; очень уж проницательно попадал Гайдамаке под дых.
— Вызов в КГБ — не личное дело каждого, — попробовал отшутиться Гайдамака.
— Очень точно подмечено. Вот и приехали бы в КГБ на служебном самосвале. Ладно, я вам одолжу денег на обратный проезд, а в следующий раз встретимся — отдадите.
«Значит, будет следующий раз…»
— Да, а где ваши ключи от квартиры? Как вы в собственный дом попадете?
Опять под дых!
— Ключи… Ключи я товарищу оставил. Товарищ ко мне приехал… С Дальнего Севера, — придумал себе товарища Гайдамака.
— Ага. Товарищ приехал, с Дальнего Севера. Бывает. Чего только иа свете не бывает, — согласился майор Нуразбеков. — Есть такая народная песенка — она поется медленно, тягостно и уныло… — и майор заунывно пропел:
Мы с товарищем работаем на Северной Двине.
Ничего не причитается ни ему, ни мне.
— Так примерно? — спросил он.
— Примерно так, — согласился Гайдамака. — А я вот знаю похожую…
— Тоже народную? Спойте! — потребовал майор. Гайдамака спел:
Мы с товарищем вдвоем работаем на дизеле,
он мудак, и я мудак, у нас инструмент сп…
— Браво! — захохотал майор. — Нет, с таким народом не пропадешь! Товарища-то вашего как зовут?… Фамилия у него есть?
— Это… Андрюхой его зовут.
— Андрюха. И такие имена бывают. Чего только на свете не бывает… Стоп, а это что?!
И майор Нуразбеков с алчной страстью золотоискателя выкатил указательным пальцем из груды мелочи и табачной трухи стеклоподобный прозрачно-мутно-белесый шаровидно-овальный камешек.
— Это… Как его… Реголит.
— Реголит, реголит… — забормотал майор, жадно разглядывая камешек на просвет. — Он что, еврей?
— Кто еврей? — удивился Гайдамака.
— Андрюха ваш.
— Почему?!. Андрюха?!. Щирый украинец!
— Аидрюха Реголит… Странная фамилия. Еврейская? Или немецкая?
— Да не!.. При чем тут… Лукьяненко его фамилия. Реголит — это то, что вы в руках держите.
— Да ну?! — Майор Нуразбеков внимательнейшим образом продолжил изучение барахолки на столе. — Реголит, реголит… Напомните, забыл… Это что, реголит?
— Такой строительный дорожный матерьял, вроде щебенки. Хороший, качественный, дефицитный. Даже на Луне есть, а у нас не достанешь. Случайно завалялся в кармане.
— Ну, это вы загнули — на Луне!.. О! А вот еще один реголит случайно завалялся! — Майор с азартом выкатил из барахла второй камешек и принялся сдувать с него табачную пыль. Желтоватое лицо майора то ли подсвечивалось из окна солнцем, то ли самолюминесцировало от удовольствия. — Не реголит, а целая реголитина!.. Дороги, что ли, из этого реголита строите?
— Сильно сказано — «строим»… Ремонтируем, подсыпаем потихоньку…
— Значит, это и есть тот знаменитый дефицитный доброкачественный реголит в первозданном виде? — Майор Нуразбеков бережно держал двумя пальцами прозрачный камешек на уровне глаз и, будто разрезая узким взглядом, смотрел сквозь него за спину Гайдамаки. — Значит, вы утверждаете, что этот реголит даже на Луне есть, а у нас не достать? Ну, насчет Луны — это вы загнули, загнули!
За спиной Гайдамаки затрещал стул — Гайдамака спиной увидел, как Малюта Скуратов в больничном халате тяжело поднимался со стула.
«Вот сейчас…» — спинным мозгом подумал Гайдамака, ожидая первого страшного удара сзади.
— Точно… Это… реголит… — подтвердил за его спиной Малюта Скуратов.
Голос и интонация царского сатрапа показались Гайдамаке знакомыми.
Опять затрещал стул, опять человек сел.
— Что, голос знакомый? — тут же прицепился к Гайдамаке майор Нуразбеков. — Да вы оглянитесь, оглянитесь — может быть, узнаете!
Гайдамака опять послушно оглянулся. Голос был знакомый, но Гайдамаку сбивали с толку этот стираный-перестираный больничный халат, эти шлепанцы, просящие каши, и это лицо мертвенно-серого цвета…
ГЛАВА 5. Штормовое предупреждение автора
Уважаемому Читателю в следующей главе предстоит разбираться с родословной Пушкина, поэтому ленивый читатель (кстати, самый любимый автором читатель), лежа на диване, может спокойно не читать ГЛАВУ 6, самую длинную главу в романе, потому что все равно ничего не поймет, — как не понял ее и сам автор, списавший эту генетическую главу из монографии Шкфорцопфа и из «Дела» Нуразбекова.
ГЛАВА 6 Гаданье на горохе, или розыски мужской и женской линий Пушкина
Не занимайтесь баснями и родословиями бесконечными.
Св. Павел. Послание к галатам«Подумайте — что вы делаете?! Россия не ваше отечество, ваше пребывание во Франции сделало вас чуждым климату и образу жизни полудикой России. Останьтесь во Франции, за которую вы уже пролили свою кровь». Ибрагим искренне поблагодарил герцога, но остался тверд в своем намерении. «Жалею, — сказал герцог, — но, впрочем, вы правы».
А. Пушкин. Арап Петра ВеликогоВ генплан Гамилькара но выведению Пушкина лиульта Люси входила как невеста для Гайдамаки, но после никакого лечения у Фрейда ее отдали то ли в жены, то ли в наложницы колдуну Мендейле. Люська поначалу перепугалась, вид колдуна был устрашающ: жирные черные губы-пиявки, выпученные глаза, в носу янтарный мундштук, мочки ушей оттянуты до сосков, в мочки вставлены блюдца. Но его доброе сердце и, самое главное, увесистая мужественность, привели Люську в такой восторг, что инфантильная нимфетка, которая так измучила ее, ушла из нее в реальность БКР Й, и Люська, наконец-то заимев то, что хотела, — стабильно, каждый день и но нескольку раз, — пошла на выздоровление, что не только не противоречило учению Фрейда, но подтверждало его: найти в подсознании психический корень своей болезни (Люська нашла этот корень у колдуна) и не бояться его (Люська его не боялась). Колдун был тоже доволен Люськой. Ему предложили отложить горох и дрозофил и разобраться с генезисом Пушкина как по мужской, так и по женской линии. Мендейла обложился книгами и вот что выяснил (этот документ есть в «Деле» Нуразбекова, примечания в фигурных скобках {} его же):
