Борис Привалов - Не проходите мимо. Роман-фельетон
Надежда поняла, что воспитательную работу среди Закусил-Удиловой вести бесполезно. Стоило бы, конечно, сказать ответсупруге несколько отрезвляющих слов, но Калинкина помнила, что находится при исполнении служебных обязанностей, и ограничилась какой-то трафаретной вежливо-колючей фразой.
Но таких, как Закусилиха, попадалось мало. Как правило, Надю принимали везде с распростертыми объятиями и искренне благодарили за чуткость.
Случались иногда и самые непредвиденные казусы.
… — Можете меня увольнять, — сказала Надя, войдя в стеклянный закуток директора, — но я ничего не понимаю!
Глава забытых и потерянных поглядел на огорченную Калинкину и на небольшой, спортивного вида чемодан в ее руке.
— Ты давай все по этапам, без спешки! — сказал директор, обмахиваясь, как всегда в минуты волнения, тюбетейкой.
И Надя рассказала начальству события этого бурного утра.
Собственно, история с «ничейным предметом» уже подходила к концу. Отречение владельца от собственного родного чемодана было финалом. А началось все пять дней назад. Даже, пожалуй, еще раньше — в тот день, когда небольшой, спортивного вида чемодан занял свое место на стеллаже. Именно в такой среднегабаритной таре футболисты носят бутсы и запасные трусы, боксеры — любимые перчатки, а теннисисты — учебники повышения квалификации. Как положено, попав в камеру, вещи теряют свои жанровые наименования и становятся «предметами». В книге поступлений было записано о спортивном чемодане следующее:
«Предмет забыт мужчиной в трамвае маршрута № 7 возле остановки Тупик имени Таракановой 30 июня, в 19 часов».
Две недели предмет спокойно простоял на стеллаже. Сначала его соседями были гроздья бутафорских не то сосисок, не то сарделек и разрез печени алкоголика (спецзаказ магазина наглядных пособий). Потом вместо сосисо-сарделек появился дамский парик времен императрицы Анны Иоанновны, а пропитая печенка сдала свой пост патефонной пластинке «Выпьем, ей-богу, еще…» Чемодан же стоял, как утес. И только на пятнадцатый день он был вскрыт. Надя считала, что содержимое «предмета» подскажет, где и как искать его владельца.
В чемодане ничего любопытного не оказалось: выкройки, куски подкладочного материала, ножницы, связка еще не кроенных хромовых кож.
— Типичное снаряжение закройщика кожаных изделий, — резюмировал директор, обмахиваясь тюбетейкой.
Калинкина развернула связку кож и увидела на них клейма Красногорского кожкомбината.
— А как они могли сюда попасть? — спросила она. — С комбината кожа не поступает в продажу: из нее там же, на месте, делают всякую галантерею… Вынос кож с комбината запрещен. Я это знаю, мой брат Николай там работает. Он мне рассказывал: за вынос кожи за пределы территории — под суд… А здесь — одна… две… три… пять! Ведь это уголовщина!
— Не из-за этого ли владелец и не пришел за чемоданом? — задумчиво произнес директор.
— Конечно, — подхватила Надя. — Мы напали на след преступников!
— Погоди, погоди, — махнул тюбетейкой директор. — Давай разберемся по этапам, без спешки… А если никакого проступка нет? Представь себе: может закройщик комбината по спецразрешению руководства совершенно официально брать работу на дом? Новый фасон пальто или еще что-нибудь… Может. А кроме того, существуют, конечно, и другие варианты, ничего общего с уголовным кодексом не имеющие… Так что, Надежда, давай действуй пока как обычно. Найдем владельца, а там видно будет.
Надя связалась незамедлительно с кондуктором трамвая № 7, которая дежурила в тот рейс, когда был забыт чемодан. Та описала приметы забывчивого пассажира и даже припомнила, как подвыпившие порядком спутники называли его Никодим Никодимычем, как уговаривали ехать дальше, а он сказал, что идет домой и «никаких гвоздиков». Сошел Никодимыч на остановке «Тупик Таракановой».
Калинкина побывала в адресном столе и после многочасового разбирательства установила, что в районе Таракановского тупика прописан Н. Н. Чижиков, закройщик ателье верхнего платья.
Сегодня утром Калинкина отправилась на квартиру к забывчивому Чижикову. После очередного запоя закройщик бюллетенил. К визиту Нади он остался равнодушен. И на уставно-инструкционный вопрос: «Не было ли вами, гражданин Чижиков, недели три назад забыто что-нибудь в трамвае?» — ответил отрицательно.
Надя растерялась. Это был первый случай в ее практике — владелец отказался от своих вещей! Калинкина даже показала Чижикову чемодан, доселе аккуратно завернутый в чистую холстинку.
— Нет, — помахал головой закройщик, — отродясь таких не имел… До свиданья!
Надя, выйдя во двор, задумалась. Кругом, мешая ей сосредоточиться, верещали впавшие в футбольный азарт ребятишки. Когда крики форвардов раздались над самым ухом, Калинкина увидела, что она стоит на линии штрафной площадки, а к ее ногам катится видавший виды пожилой футбольный мяч.
— А если он нарочно отказался от чемодана? Чтобы не давать объяснений по поводу кож? — вслух подумала Надя и ударила по мячу, стараясь попасть в ворота.
Мяч шмыгнул мимо ошарашенного вратаря-малолетки, игроки завопили еще громче, и сразу же началась дискуссия: засчитывать гол или нет? По футбольным правилам мяч, отскочивший от постороннего предмета, оказавшегося на поле, в ворота, засчитывается. Суть спора заключалась в другом: может ли девушка сойти за предмет и что вообще подразумевать под словом «посторонний»?
Пока кипели страсти, Надя ушла со двора, села в трамвай № 6 и поехала в ателье, профорганизация которого аккуратно оплачивала чижиковские запои.
Мастера сразу признали чемодан:
— Десять лет с ним Никодимыч ходит!
— Давай, дочка, передадим ему! Можешь довериться!
Надя попросила извинения за беспокойство и вернулась в бюро. Рассказав начальству все перипетии своего утреннего похода, Калинкина выжидательно замолчала.
— Улики имеются, — подвел итог директор.
— Я буду звонить в милицию, — сказала Надя. — Это теперь уже ее дело.
И через десять минут за чемоданом заехал шустрый паренек в кепочке. Надя запротоколировала свои соображения и описание утреннего похода к Чижикову.
— Спасибо, — поблагодарил паренек и исчез.
Директор кончил было обмахиваться своей тюбетейкой, Надежда села за приходную книгу, и жизнь бюро находок стала входить в свою обычную колею, как вдруг снова заработала тюбетейка-веер. Лицо директора приняло испуганное выражение.
— Он! — пробормотало начальство. — Опять он!
Надя проследила направление директорского взгляда и увидела в большом застекленном окне знакомые фигуры двух операторов — Юрия Можаева и Мартына Благуши.
…Раскланявшись с Надей, Юрий направился к стоящему на пороге своего стеклянного закутка директору.
— Мы снимаем очерк о семье Калинкиных! — предъявляя удостоверение кинохроники, представился Юрий. — Я хочу взглянуть на обстановку, в которой протекает трудовой процесс одной из наших героинь. И, если удастся, заснять несколько кадров.
Директор пожал руку Можаеву и, косясь на Благушу, который о чем-то оживленно беседовал с Надей, прошептал:
— Прошу вас, товарищ оператор, на минуточку ко мне… Для конфиденциального разговора.
Юрий положил аппарат на стеллаж с забытыми и потерянными и прошел в директорский аквариум.
Руководитель камеры притворил дверь и плюхнулся в кресло. Мохнатая темнорозовая тюбетейка вертелась в руках директора с пропеллерной скоростью. Бросая испуганные взгляды на видневшегося вдали Мартына, директор произнес громким шопотом:
— Вы хорошо знаете молодого человека, с которым пришли?
— Да, — тоже почему-то переходя на шопот, сознался Юрий. — Он мой друг.
Директор упал в кресло. Махнул тюбетейкой в сторону стула: садитесь, мол.
Можаев присел.
— Очень странные у вас друзья, юноша. Это знаете кто? Рекордсмен потерь! Чемпион рассеянных! Мой кошмар! Стихийное бедствие!
— Да мы всего девять дней в вашем городе, — сказал Юрий. — И мой товарищ, по имеющимся у меня сведениям, вполне нормальный человек… Потери — они бывают у всякого… Но насчет рекордов не слышал… Может, вы путаете его с кем-либо?
— Нет, — шлепнув тюбетейкой о стол, сказал директор. — Я не преувеличиваю и не путаю. Я даже знаю его фамилию — Благуша! Верно? Так вот — это загадка природы. Он ходит к нам восемь дней подряд. Вчера и позавчера был два раза. Надя часто бывает в разъездах, так что я заменяю ее на выдаче вещей. И вот сижу, приходит он. Озирается растерянно по сторонам… Видит меня и очень смущается. Я его спрашиваю: «Что вы потеряли, молодой человек, и что вы хотите найти?»-Он смущается еще больше и говорит: «Зонтик».
— Зонтик? — изумился Юрий. — Это занятно. Мартын под зонтом — феерия!
— Да, да… Зонтик. Я записываю, где произошло событие, когда… Он путается… Наконец все оформляем. «Зайдите завтра, — говорю, — зонт будет ждать вас». Ваш друг приходит на следующий день — Нади снова нет, снова сижу я. Калинкина уезжала в автобусный парк — получить забытые в течение дня вещи. Вы думаете, нас только двое сотрудников? Нет, все жители города — наши работники… В Красногорске вы можете оставлять вещи, как в собственной квартире, — никуда они не пропадут… Так вот, приходит этот… друг… Я, знаете, в шутку его спрашиваю: «Опять потеря?» Он как-то очень вяло говорит: опять, мол, и опять зонтик… Понимаете? Уже два зонтика! Заполнили карточку — он уходит. На следующий день та же картина. Надя поехала отдавать вещи одному инвалиду — потерял человек часы, сам передвигается с трудом, мы обслуживаем таких на дому… А у меня на столе — груда калош. Был, знаете дождь накануне; в такие дни у нас косяком идут калоши, плащи, зонты… И выясняется, ваш приятель забыл калоши… На следующий день — чемодан. Потом — пудель по кличке Эскалоп, потом…
