Михаил Любимов - Записки непутевого резидента, или Will-o’- the-wisp
В те времена в КГБ работали основательно, и уж если агент попадал вдруг на территорию любимого им государства, то использовали его на всю катушку — и по местным иностранцам (заодно и проверяли, на что он пригоден), и тренировали его на случай мировой войны, всеобщего землетрясения и апокалипсиса, когда разведке, как предполагалось, пришлось бы работать в особых условиях.
Товарищ Майкл уверенно прошел в «Националь», в ответ на церберовский оклик швейцара «Вы к кому, гражданин?» бросил несколько английских фраз, вполне в пандан с заграничным костюмом, заменившим пару лет назад Майкловы брюки «клеш» и мешок-пиджак с кривыми надставными плечами, поднялся на этаж, где жил Вальтер, убедился, что в коридоре безлюдно, и постучал в дверь.
Устроился Вальтер в шикарном «люксе» (на всякий случай КГБ поставил номер на слуховой контроль), мыслил он в Москве пошляться по музеям и соборам, поесть икры, поволочиться за девушками— в общем, отдохнуть после тяжких трудов в Лиме.
Но не тут-то было! Майкл в твердых тонах изложил ему свою программу: каждый день с 10 до 12 уроки тайнописи и элементарного шифровального дела, вечером работа с секретаршей французского посольства, которую Вальтер знал по Англии (она, по данным нашей контрразведки, до того страдала от одиночества, что интересовалась русскими мужчинами, хотя офицер безопасности не раз предостерегал ее и не советовал ходить даже в рассадник разврата — английский клуб, куда, несмотря на закрытость, все равно проникали агенты КГБ).
— Когда вы договоритесь с нею о встрече, не забудьте купить букет цветов, — учил умный Майкл. — Женщины, знаете ли, любят цветы, и это поднимет ваши шансы…
— Неужели вы думаете, что я такой идиот, что потащу через весь город букет, словно веник? — возмутился Вальтер и показал, как нелепо торчит букет, если его прижимать к животу.
— А как же еще? — растерялся юный Песталоцци.
— Молодой человек, букеты приносят дамам посыльные при цветочных магазинах, а джентльмену остается только вложить визитную карточку.
— Ну уж эти капиталистические замашки…
— Зато удобно! — обрезал Вальтер.
Впрочем, тайнопись и шифрдело он изучал с удовольствием, задавал много вопросов, не без юмора принял из рук Майкла «Книгу снобов» Теккерея и выбрал пассаж, который лег в основу шифрования.
Дело с секретаршей, однако, двигалось туго, она бурно отдалась Вальтеру без всяких цветов, но тянуть из нее секреты он счел преждевременным («Давайте я приглашу ее в Лондон, повожу по ресторанам, сделаю хорошие подарки, естественно, для этого потребуется кругленькая сумма»). Майкл чуть было не возмутился, но шеф охладил его пыл: «Этот Вальтер совершенно прав. Не надо спешить!»
И Вальтер уехал в Лондон, вскоре за ним последовал и Майкл.
В Лондоне встречи Майкла и Вальтера проходили в глухой конспирации, даже не в пригородах Лондона, а в пределах 25-мильной зоны, разрешенной для свободного передвижения дипломатов, подтачивавших остров фарисеев, в микрогородках, у магазинов, где без подозрений можно было топтаться, рассматривая в витринах шляпы или чулки, затем переходили в паб, забирались в угол и там неторопливо обсуждали шпионские дела.
Правда, роли в Лондоне поменялись: теперь уже Вальтер учил Майкла — правильному произношению английских улиц (читаются совсем не так, как пишутся, сам черт ногу сломит!), особенно недоволен он был покроем Майклова плаща, который выдавал «человека с континента» (плащ был шведский, хотя куплен в Лондоне), любой полицейский глаз, как стращал Вальтер, сразу фиксировал плащ и вполне мог вычислить Майкла среди миллионов сновавших по улицам джентльменов, — а от Майкла цепочка потянется к Вальтеру.
Однажды, когда Майкл оставил в пабе на столике выкуренную пачку из-под «Мальборо», Вальтер устроил жуткую сцену: ведь на пачке отсутствовала налоговая наклейка и хозяин паба мог догадаться, что в его заведении упивался пивом либо контрабандист, либо дипломат, освобожденный по общим правилам от налогов. «Вы загубите не только себя, но и меня!» — шипел он.
Вдруг Вальтер исчез, товарищ Майкл одиннадцать раз (!!) выходил на запасные и экстренные встречи, на ежемесячные явки — система связи была разработана на все случаи жизни и смерти и, конечно, исключала телефонные звонки — мрачно бродил в туманах и под ливнями, ожидал под козырьками у кинотеатров и на скамье под вязами, раздраженно рассматривал витрины, и уже казалось, что весь район давным-давно обложен бандами английской контрразведки…
Что такое ожидание, знают лишь влюбленные и шпионы — только одни могут ждать до бесконечности, мечтательно глядя в небо, и даже писать стансы на манжетах, усевшись на ступеньки под башенными часами, а другим запрещено ожидать больше 15–20 минут, дабы не примелькаться лавочникам, продавцам газет, агентам полиции и просто любопытствующим бездельникам.
Но какая тоска на исходе пятнадцатой минуты, какая печаль, такая печаль и не снилась больному Прусту в его «Погоне за утраченным временем»! сколько потрачено часов на проверку по маршруту и на подготовку к встрече, сколько сил души ухлопано на этого гада с мерзкой фамилией фон дер Фогельвейде и с длиннющим хитрым носом — и снова топать через неделю по запасным условиям!
Полгода жил товарищ Майкл в кошмаре, словно бродил по катакомбам, наконец на очередной встрече длинный нос все-таки вынырнул из-за угла, — Майкл чуть не покрыл его румяные щеки поцелуями, он же объяснил, что попал в больницу, хотя с такой загоревшей физиономией не болеют, а греют кости на Канарских островах.
Ясно, что он крутил, но почему?
Посовещавшись с Центром, Майкл решил, что Вальтер таким образом намекал на желательность добавочных золотых дукатов за взрывоопасность своей работы в Лондоне, где шпионам жилось не так привольно, как в Лиме.
Пришлось отвалить Вальтеру чуть больше положенного, потребовав взамен грызть крепости с секретами, об этих штурмах разговоры шли непрестанно, а потом Вальтер снова стал пропускать встречи, и снова товарищ Майкл кусал свои неаристократические ногти (папа слесарь и чекист), мучился на пустынных площадях и ждал, ждал, ждал, а взбешенный Центр с завидным постоянством молотил Майкла цепом, обвиняя в неумении организовать работу с ценным агентом, лупил так, что пух и перья летели…
Но судьба сменила гнев на милость, Вальтера редакция направила в Джакарту, а через год в Москву возвратился Майкл!
К тому времени он уже англизировался (не последнюю роль сыграли уроки Вальтера), с иронией относился к европейскому стилю одежды (только серые, только приглушенные тона, как у нас в Англии!), поправлял новичков, говоривших «букинхэм» вместо «бакинэм», причесывал волосы щеточкой из модного магазина «Дерри энд Томс», иногда надевал шейный платок (интеллектуал из Блумсбери), тормозил на «зебрах» и из-за этого чуть не попал в катастрофу, виски разбавлял водой только из-под крана, подшучивая над янки, хлебавшими его с содовой, и утверждал, что ботинки английской фирмы «Черчиз» — лучшие в мире.
О своем первом учителе Вальтере Майкл вспоминал редко и очень удивился, когда его вызвал шеф и предложил срочно выехать в Восточный Берлин на встречу с Вальтером, летевшим в отпуск из Джакарты в Лондон.
Резидентура в Джакарте сетовала, что Вальтер потерял свои бойцовые качества, обленился и даже тяготился (I) и все мечтал о возвращении в редингский садик с розовыми кустами.
И тут на пути в отпуск Вальтер попросил встречи со своими товарищами по борьбе с коварным Альбионом, и не с кем-нибудь, а с самим Майклом, которого глубоко уважал по прошлым подвигам.
Шеф передал Майклу шифровку — сердце взволнованно билось! Как приятно сознавать себя и самым умным, и самым всезнающим, и вообще — великим разведчиком!
Поезд Москва — Берлин, путешествие по социализму, который все улучшался от полного запустения в родной стране, через более сносную, но достаточно грязную Польшу в нечто жирное и благоустроенное на восточнонемецкий лад, бездушное и от этого еще более паскудное.
Романтичный Майкл, подняв воротник английского плаща (шведский подарил папе-пенсионеру), расхаживал у кинотеатра совсем недалеко от «пункта Чарли», разделявшего две мировые общественные системы, хмурил лоб, курил мягкую голландскую сигару, всматривался в силуэты вдали и, казалось, играл в каком-то затасканном фильме, где герой тоже ожидал агента у «пункта Чарли» и опасался, что его арестовали. Майкл нервничал не на шутку, но — звон победы раздавайся! — вынырнул из-за угла знакомый нос, сверкнула родинка, они прижались друг к другу разгоряченными щеками, стремительно прошли пару миль и быстро опустились в гастштетте.
— Черт побери! — сказал Вальтер, — глупо приехать в Берлин и не съесть хорошего айсбайна. Это кусище свинины, — пояснил он Майклу с обычным видом учителя, — конечно, нужно худеть, но что может быть прекраснее айсбайна с пивом? Как мне хочется, Майкл, чтобы вы увидели мой сад в Рединге. Как мне надоела конспирация! Так хочется пригласить вас, старого друга, сесть в саду на солнышке за пинтой пива и поговорить по душам!
