Джек Аллен - Последний звонок
Калеб встаёт по стойке «смирно» в центральных школьных воротах. Поворачивается лицом к воображаемой сигнализации и приветствует дежурного охранника. Оборачивается в сторону Уильямса и Риса. Расстёгивает жёлтые галифе. Достаёт член и машет им. Пара движений кистью и крик вызова. Наркотики принесли ему достаточно уверенности для этого жеста.
— Нате, смотрите! Можете припасть к нему губами!
Как они смеют целый день просиживать в кабинете и при этом судить о таких, как он. Им надо чаще бывать в классе. Чуток поучить детей!
На Калеба снисходит поразительное чувство мира и уединения, пока он переходит за пределы высоких тюремных стен. Пробует вкус истинной свободы. Прочь от сводящей с ума толпы. В голове ясность, и он наслаждается каждой секундой. Тыдыщ! Точно в коляску.
— Ой, простите пожалуйста. Я не… Козюля Гринэм! Ты чего тут делаешь, твою мать? Ты почему не у Фидера со всеми?
Юного педрилу поймали за работой. В чём полиция до сих пор не преуспела. Калеб стягивает одеяло, прикрывающее коляску, и являет миру кучу всякой фигни. Латунные затычки, медные трубы и приличный шмат свинца. Сдувшийся Гринэм стоит перед ним. Зелёная соплища вылезает из ноздри, и втягивается обратно. Под давлением.
— Где ты взял всё это добро, Козюля?
Смущённый и пристыженный, тот опускает голову. Бурчит в ответ.
— Из сортира в парке при церкви, сэр.
— Там же встречаются старики! Хуя себе ты отжог! И что они будут делать, когда захотят отлить?
— Не знаю, сэр.
Калеба злит подобная бездумность.
— Конечно, не знаешь! Да тебе вообще поебать на них! Ты думал только о деньгах. Да?
— Ага. Точно сказано.
К Калебу это, впрочем, тоже относится.
— По твоим прикидкам, сколько ты за всё выручишь?
— Около двадцатки, сэр. Плюс-минус пара шиллингов.
Калеб трёт подбородок. Есть на что затариться наркотой.
— Ладно, Козюля. Слушай сюда. Когда получишь эту самую двадцатку, принесёшь её мне к Фидеру. Попробуешь меня наебать, сдам тебя сержанту Торрингтону!
Лицо Козюли излучает радость. Просто сияет. Легко отделался. Двадцать фунтов — невеликая цена за свободу. Не то чтобы он боялся «Дрочилу» Торрингтона. Этот полицейский часто приглашал его и просил бить себя по спине палкой. За три фунта чего только не сделаешь. За десятку он делал и другие вещи, но о них он никому не расскажет. Даже своим лучшим друзьям Засранцу Ширну и Патеру. В рейтинге номера 47 и 51.
— Хорошо, сэр. Договорились. Всё будет.
Калеб смотрит, как тот увозит коляску. На тощих ручонках выступают узлы мышц от усилия, с каким приходится катить её. Напрягается, чтобы придать ей импульс. Острожопый бродяга, если она у него вообще есть.
Калеб отправляется к Фидер Каналу. Идёт по району, окружающему его тюрьму. Гордая земля породила героев. Теперь побеждённых и согнутых абсолютной покорностью. Кишки, выдранные политическим бездушием. Тэтчер хорошо владеет ножом.
Этой женщине надо объявить импичмент за преступления против страны! Она сделала то, чего не смогли ни Гитлер, ни Наполеон. Разрушила дух нации. Поставила страну на колени!
Мимо заброшенных домов, ныне заселённых сквоттерами и наркоманами-психопатами. Бродягами и отморозками. Проходит через гигантские тени многоэтажек, построенных полоумными шестидесятниками, когда Соцреализм был на коне. Заселённые восточноевропейцами блочные дома. Облупленные стены некогда чистых и опрятных домов ленточной застройки, чьи жители суть хребет Британской Империи. Законченные семейные ячейки. Уютные и безопасные. Двери оставляют открытыми, чтобы соседи могли докричаться. Латунные пороги отполированы до блеска. Всё исчезло. Всё испарилось. Только воспоминания Старших о давно прошедших днях заботы, когда в церкви был туалет.
Калеб стоит на вершине высокой зелёной набережной, которая стала естественной границей зоны охвата. Он смотрит вниз на Фидер Канал. Дети выстроились вдоль берега. Смотрят на воду. Калеб сразу чувствует, что-то не так. Убеждается, когда к нему бежит Мария, хохоча до смерти. Ей так безумно весело, что она едва может говорить.
— Сэр. Засранец Ширн съехал на велике в воду. Он на дне канала!
— Мария, пиздец, ты ведь шутишь!
Она истерически ржёт, глядя на выражение его лица.
— Никак нет, сэр. Спросите Эррола.
Калеб несётся к краю берега. В голове паровой котёл.
Никто на него не смотрит. Все взгляды прикипели к грязной воде, длинной верёвке, которую держит Эррол, и тому, что на ней болтается.
— Сержант Перкинс! Что за хуйня тут творится?
Тот закатывает глаза. Дёргается влево, вправо. Но деваться некуда. Придётся отвечать.
— Это Ширн, сэр. Он проебал велик.
Совсем новый велосипед! Подаренный школе едва неделю назад, в рамках программы по безопасности дорог. Господи! Калеб бросается на Эррола. Давление растёт. Череп изнутри обжигает болью, в ушах странный шум, как треск помех. Может, внутрь заползла пчела? Мокрая дорожка по внутренней стороне бедра.
— Где Засранец Ширн!
Эррол не поднимает головы. На прожигающий взгляд не реагирует. Выбирает слабину верёвки.
— Ищет велик, сэр.
— В каком смысле ищет этот ёбаный велик? Где он?
Калеб надвигается на него. Кулаки стиснуты, он готов пустить их в ход.
— Он на том конце верёвки, сэр.
— Что! Господи Боже! Вытаскивай его! Давай!
Тот быстро вытягивает верёвку. Всё ближе к краю шлюза. Потихоньку из воды появляется тело. Безвольное и безжизненное. Громадные камни привязаны к его поясу. Калеб бежит туда. Дети выказывают большое беспокойство смехом и радостными криками в адрес состояния Засранца Ширна. Они сроду не видели ничего столь интересного. Калеб яростно поворачивается к ним. Лицо побагровело от злости.
— Заткнитесь! Равнодушные пиздюки!
Тут же становится тихо. Тишину нарушают только смешки Марии. Безжизненное тело бедного Засранца Ширна вытащено из воды на берег. Лежит недвижно и безжизненно у ног Калеба. Новой школьной форме хана.
— Если он умер, Эррол, я тебя придушу!
С быстротой молнии Калеб бросается на четвереньки и со всей дури давит на живот Засранца. Нажимает ладонями на грудь, чтобы снова запустить сердце. Булькающий звук, словно прочищают трубу. Вода выплёскивается изо рта, но сердце не бьётся. Остаётся последнее средство. Хоть он терпеть не может это дело. Не время сейчас думать, чьи губы он целует. Чувствует, как надуваются лёгкие. Убирает рот, даёт им сдуться. Снова и снова повторяет. Только бы почувствовать пульс. Снова удар в то место, где должно быть сердце, и тут раздаётся восхитительный стон. Шум, словно внезапный ветер, шелестит в глубине его штанов. Новых, которые он надел этим утром. Они наполняются воздухом, как аэростат. Долгий шипящий звук. Они надуваются всё шире и больше, пока паренёк не отрывается от земли. Потом из каждого отверстия его тела изливается вода, и он, пёрнув, возвращается к жизни. Богатый запах наполняет воздух, вынуждая Калеба отвернуться и сблевать. Засранец Ширн снова живой. Ага?
Сержант Перкинс чувствует, что надо объясниться. Дико жестикулирует руками. Умоляет о пощаде.
— Босс, поверьте мне! Я не виноват. Спросите Марию, сэр!
— Мария-то тут при чём?
— Ширн пытался ей понравиться! Он сделал, как вы сказали, но она всё равно его отшила! Тогда он убежал и вернулся на велосипеде, сэр. Мы все начали гоняться за ним, а он смотрел через плечо назад, сэр. Прикалывался над нами, сэр, и въехал прямиком в канал. Я вытащил его, сэр, привязал к поясу камней, чтобы он быстрее шёл на дно, сэр. Сказал ему нырять обратно и вытащить велик, сэр, потому что я знал, что вы разозлитесь, сэр.
— Ты СКАЗАЛ ему нырять обратно! Ты хочешь сказать, попросил, правда? Вежливо. Мол, Засранец, можно я тебя брошу в воду? И он сказал, да, Эррол, конечно. Привяжи мне к поясу побольше охуенно тяжёлых камней! Пожалуйста, Эррол, так будет гораздо быстрее!
Калеб смотрит своему заместителю командующего прямо в глаза. Он не хочет слушать враньё.
— Так было, сержант? Отвечай!
Того окончательно застыдили перед остальными. Чувствует себя жопой. Возбуждённая толпа армии Калеба неприязненно ждёт. Ни шепотка. Они хотят насладиться конфликтом. Главный человек в Колдице против безумного мистера Дака. Его ширинка расстёгнута и дружок вывалился. Эррол принимает виноватый вид. Полностью покорный. Он не будет сопротивляться. Знает, когда его победили и выбора не остаётся.
— Не-а, мужик.
— Так что тут было?
— Я его отмудохал, сэр. Привязал камни и сбросил вниз. Сказал достать велик.
Калеб хватается руками за голову. Тьма клубится в его мозгу. Он пытается мыслить спокойно и рационально. Резко оправляет перед штанов. Если он хочет поддерживать в войсках свой авторитет, он должен доминировать над всеми. Даже над Эрролом. Отчаянно борется за самоконтроль. Хотя побеждает произошедшее. Сердце пропускает несколько драгоценных ударов. Очень опасно, если верить Стокгаузену. [В своей книге «Анатомия и Физиология для Чайников» Стокгаузен утверждает, что Высшей Силой каждому человеку изначально даётся ограниченное количество ударов сердца. Кому-то, как это ни печально, может достаться всего один, кому-то, к вящей радости, триллион миллиард миллиардов и два. Стокгаузен в последнее время работает над генетически модифицированной массой, взятой из мужской и женской крайней плоти, пытаясь определить это неизвестное количество. Он видит коммерческий потенциал в том, чтобы сделать подобную технику доступной широкой публике. Он утверждает, что стоит раскрыть тайну ударов сердца, и ты сможешь определить год, месяц, день, час, минуту и секунду своей смерти, и принять необходимые меры. Например, отправиться тырить шмотки но магазинам или застрелить жену и её любовника.] Под его ногами слизкая грязь. В ужасе смотрит вниз. Груды и груды червей кишат, сплетаясь в единую массу. Покрыты слизью, движутся на юг. Голоса, которые он слышит, доносятся издалека и с глухим отзвуком эха. Как в прибрежной пещере. Боль в кровоточащих костяшках пальцев только возбуждает его ярость. Жестокий свист рычагов и поршней. Давление вырывается из-под контроля. Безумие в его бешенстве — это чистое вдохновение. Словно сам Бог хочет проверить его мощь. И Калеб его не разочарует.
