Такемия Ююко - ТораДора. Том 7
Но это уже выходило за все рамки. Это слишком уж было не похоже на обычную Тайгу, и честно говоря, Рюдзи чувствовал фальшь. Это было за пределами его понимания.
Прихлёбывая жидковатый суп, Тайга вздохнула. Обычная Тайга рявкнула бы на пристающего к ней Рюдзи «наглый пёс!», отвесила бы пару пощёчин и добила бы, но Тайга, кажется, и тут собиралась оставаться «непохожей на себя». Начав с того, что это не касается её семьи, она затем медленно сказала…
– …Я хочу, чтобы они знали, что кто-то смотрит на них.
Она пригладила свои длинные волосы, рассыпавшиеся по свитеру с высоким воротом. Сняла салфеткой петрушку с губ и продолжила…
– Рождество – удобный случай для этого. Я хочу, чтобы они знали, что даже если они растут без родителей, даже если они не верят в бога, даже если они не верят в Санту, всё равно кто-то смотрит на них. Я хочу, чтобы они знали, что действительно есть кто-то, кто притворяется Сантой Клаусом и посылает им игрушки и сладости. Что где-то есть кто-то, кто заботится о них… Я хочу, чтобы они знали, чтобы верили в это, я хочу верить… Это… для себя. Да, попросту говоря, я делаю это ради себя. Вот и всё.
Её спокойная улыбка выглядела насмешкой над собой. Пожав плечами и усмехнувшись, Тайга выковырнула бекон из своих макарон.
– Лицемерие. Фарисейство. Именно так. Я знаю, не говори мне об этом. Я делаю это не ради детей, а чтобы удовлетворить собственную потребность. Я веду себя как «хорошая девочка» ради себя самой… Потому, что я хочу верить. Что где-то есть кто-то, кто действительно смотрит на меня. В моём случае это Санта.
– …Ты не шутишь, говоря о Санте?
– Дурак, что ли?
Рюдзи больше не знал, что сказать. Она слабо улыбнулась, но глаза смотрели строго и не поддавались.
– …Я правда люблю Рождество. Город, магазины – всё блестящее, сверкающее и прекрасное, и все, все смотрят так, словно действительно хотят веселиться. Для меня словно всё, всё наполняется счастьем. И я думаю –ах, если бы я могла быть частью этого… Я хочу стать частицей этого счастья – делать добро, быть хорошей девочкой, а затем стать одним из счастливых лиц, заполняющих рождественский город. И…
Кто мог бы хоть что-нибудь сказать, посмотрев на дрожащие цвета в скрытой ресницами глубине, увидев выражение лица Тайги. Ну что тут скажешь, подумал Рюдзи, по-прежнему не в силах что-либо сказать, и только слушая. Тихий голос Тайги, словно она говорила сама с собой, слегка срывался, и казалось, он сейчас исчезнет в шуме ресторана.
– Знаешь, однажды я на самом деле встретилась с Сантой… Теперь я понимаю, что это мог быть сон… но я помню это. Я была ещё маленькой. Папа и мама оставались дома, был Сочельник, и я заснула под ёлкой в гостиной. Наверно, я ждала Санту. Я проснулась от холода, и когда посмотрела, за окном шёл снег. Я встала, и когда подошла… он был здесь. Санта. За окном. Я удивилась и открыла ему окно. Санта вошёл, выпил молоко, которое я оставила ему под ёлкой, съел бисквиты и затем дал мне подарок. И сказал – если Тайга будет хорошей девочкой, я приду снова.
Её глаза слабо вздрогнули, словно воспоминания снова ожили в памяти, и она замолчала, будто выйдя из транса. Опустила взгляд на угол стола, словно пытаясь извиниться перед молчащим Рюдзи.
– Как бы то ни было, это был детский сон. Я помню до того момента, как я попробовала открыть подарок и развязала ленточку. Но потом… Это был действительно счастливый сон. Правда. Это моё самое любимое рождественское воспоминание. Поэтому я хочу быть хорошей девочкой. Я верю сну. Глупо, правда? Верить, что кто-то смотрит на тебя, глупо, да? Думаешь, это слабость?
Когда она сказала это, у Рюдзи осталась только одна мысль.
Что ответить Тайге, не раня её? И ничего больше.
Рюдзи медленно мотнул головой и неуклюже пробормотал «Я так не думаю». Тайга услышала, улыбнулась сильнее и снова принялась за макароны. Глядя на её большой рот, Рюдзи почувствовал холодную пустоту в груди. И удивился. Если кто-то верит, что «кто-то смотрит», как правило это значит, что он рос, когда на него «никто не смотрит». Когда Тайга росла, на неё никто не смотрел, кроме одного – Санты, с которым она встретилась во сне. Никто другой не смотрел на выросшую Тайгу. И в светлые ночи, когда приходит Сочельник, Тайга продолжает оставаться одна.
Когда он увидел эти глубокие раны, это глубокое одиночество, он почувствовал что-то, близкое к страху. Бездонный мрак, похожий на отчаяние.
Что мне делать, подумал он.
Что ему сделать, чтобы облегчить одиночество Тайги, которое росло до сих пор, которое не исцелило даже время? Тайга улыбнулась и заглотнула макароны. Она улыбалась, когда сказала, что любит Рождество. Она улыбалась, когда сказала, что будет хорошей девочкой… Вот почему она может смеяться, потому что она начинает становиться безразличной. Она по-прежнему заброшена, ей по-прежнему больно, и она начинает думать, что это нормально.
Если он ничего не может сделать, значит ли это, что он должен оставить её в одиночестве? Это невозможно. Но, но.
Но. Но.
– Всё нормально, это сон. Это не реальность. Я не цепляюсь за что-то реальное. Это сон, фантазия, воображение. Вот почему… я должна верить в это, я должна быть хорошей девочкой, я не должна быть слабой, правда?
Сон это или реальность?
Должно быть, сон. Должно быть, просто её ублюдок-отец разок состряпал это по собственной прихоти, но для Тайги это было так же мимолётно, как сон. Это не слабость, но это было низко и, честно говоря, наверняка ранило Тайгу.
– Прости, что изводил тебя этим. После того, как ты мне всё рассказала, я понял. Хорошо. Думаю, у тебя замечательно получается быть хорошей девочкой. За это я дарую тебе право съесть ещё и десерт!
Он улыбнулся и подтолкнул десертное меню к Тайге. Тайга сказала «Ой, погоди, погоди», прикончила оставшиеся макароны одним глотком и с блестящими глазами начала изучать огромный перечень десертов.
Чтобы не показать беспомощность, которая поразила его неожиданно, как макароны в полдень, Рюдзи положил подбородок на руки.
Они живут на одной планете, дышат одним воздухом, гуляют под одним небом, бок о бок, совсем как семья – но, в конце концов, он так и не научился правильно понимать её. Он знал, как трудно бывает понять друг друга, но его сердце разрывалось от его невнимательности и неопытности. Он осознал, что понимать и не ранить – это вещи совсем разного уровня.
Он не против, если потеряет кого-то далеко ушедшего из виду. Он даже верил, что искренне и с любовью сумеет крикнуть «прощай» человеку, который покинул его дорогу, человеку, который решил идти своим собственным путём. Рюдзи уже знал, что если люди верят в «надо думать о другом», всё будет хорошо, как бы далеко друг от друга они ни находились.
Но.
Что он должен сделать для человека, которому не может помочь своими руками, которому больно, который мучается даже сейчас, всего в нескольких десятках сантиметров от него? Если бы она хотя бы крикнула «помоги» – если бы она хотя бы поняла, что из её больших ран хлещет кровь, что-нибудь могло бы измениться, но…
Наверно, этот мир сотворён так жестоко, что она тоже должна идти одна со своими не затянувшимися ранами. Если это так, ни бога, ни Санты не существует. Нет вечного блаженства. И никто не смотрит на тебя.
Глава 4
23 декабря, четыре часа дня.
Небольшой грузовик от «Кано Сётэн» въехал в школьные ворота и, оставляя следы на земле, втянулся в спортзал. В это мгновение лежавшие в ожидании бросились благодарить водителя, владельца супермаркета «Кано», главного спонсора школьного фестиваля, и дома прошлого президента школьного совета (иными словами, отца Сумирэ Кано). Когда все и каждый поклонились ему, они вскарабкались на грузовик и издали вздох восхищения О-о-о-о-о… от количества прибывшего и качества окраски деталей, торчащих из упаковки.
– Вау… Когда мы всё соберём, это будет невероятно!…
Развязывая вместе с остальными верёвки, Рюдзи не мог не выпучить глаза. Насколько он мог себе представить по деталям, в собранном виде, скорее всего, это будет громадно и невероятно шикарно.
– Отлично! Разделяемся и начинаем разгружать!
Члены оргкомитета, включая Рюдзи, вскинули кулаки в воздух и рявкнули «Да!» в ответ на команду Китамуры. Хотя занятия уже закончились, всеобщее напряжение буквально искрилось, потому что то, что было загружено в грузовик, было символом их вечеринки – рождественским деревом. Да ещё и таким невероятным, какое мало кто мог себе представить, так что ничего удивительного, что напряжение членов оргкомитета так возросло.
Однакохоть это и было дерево, но всё же не настоящее, а искусственное. Грузовик, полный его частей, сиял загадочным жемчужным светом, что позволяло легко представить красоту и великолепие дерева в сборе. Там были даже шары-украшения, некоторые из них с золотыми и серебряными вершинами. Кто-то, подхватив одно из золотых украшений, крикнул «Здоровенная елдовина!» и тут же получил под зад коленом от Китамуры. Другой ученик выхватил эту штуку у него из рук, но осознав, что у него уже есть такая же, отреагировал «Вот дерьмо…». Рюдзи, видевший это и фыркнувший «Пф-ф», почему-то чувствовал себя потерянным и разочарованным. Коробка, которую он схватил, похоже, была набита проводами и лампочками.
