Андрей Кивинов - Русская угроза (сборник)
Никита молча кивнул. Обогнув клуб, из двери которого, будто изо рта пьяницы, несет ядреным перегаром, мы замерли, как спринтеры перед стартом. На заднем дворе однополчанин Валера вместе с именинником поднимали с травы по балясине. Тут же, скрутившись калачиком, лежал уставший Трезор. Мой озноб мгновенно исчез. Повинуясь инстинкту выживания, я поднял полено и сделал шаг назад, намереваясь рвануть к лесу, но тут увидел, что наши друзья спокойно, без признаков агрессии и, самое интересное, похмелья вставляют балясину в перила.
– В следующий раз Димку заставим чинить, – недовольно пробасил именинник.
– Он божится, что не ломал.
– А кто же? Не само ж оно…
Пока мы обдумываем линию поведения, Валера нагибается за жердью от забора и тут замечает нас. Лицо со шрамом озаряется такой обезоруживающей улыбкой, что желание набить его пропадает само собой.
– Му-жи-ки… Паш, а ты чо с поленом?..
Бросив жердь, он по очереди обнимает нас.
– Куда ж вы вчера пропали? Мы вас так искали, так искали…
Что верно, то верно. Искали.
– А ты сам не помнишь? – холодно вопрошает Никита.
– Почему не помню? Помню… Сидели за столом, трепались, после Пашка в гальюн отвалил, ты следом. Мы сидели-сидели, потом искать пошли. Переволновались. Вдруг что стряслось? Тут волки пошаливают. Вот у Михалыча спросите.
– Точно. Двух овец задрали, – соглашается именинник.
– А потом?
– А чо потом? Еще посидели немного да разошлись. Вы-то где ночевали?
Судя по интонации и жестикуляции, Валера говорит правду, и ничего, кроме правды.
– В крайнем доме. С той стороны, – отвечаю я.
– У Таньки? – недоверчиво уточняет однополчанин. – И как она вас пустила? Ее как-то обокрали, так она теперь чужаков вилами встречает. А чтоб на ночлег оставить?.. Не иначе, приглянулись вы ей.
– Очень.
– А чо с нами не остались? Так хорошо сидели.
Никита вкратце объяснил причину нашего ухода.
– Убить хотели??? Вас?!! – вытаращив глаза, переспросил Валерыч. – Да вы, мужики, совсем. Приняли, что ли, с утра?
– Трезвее младенца. Вон, балясиной, – кивнул я на перила, – а потом из ружья. Егорыч ваш полоумный.
Валера растерянно посмотрел на забор, потом на именинника.
– Не наговаривайте напраслины, – обижается Михалыч, – чо мы, идиоты, по-вашему? Кому б мы здесь машину продали, сами посудите? Денег ни у кого нет. А Егорыч мужик тихий, не то что из ружья, из рогатки никогда не стрелял. Вы, ребят, сами небось малость перебрали и сочиняете.
– Такого не сочинить.
– А тогда и тем более быть не могло.
И здесь с логикой полный порядок. Балясиной не пробьешь. Просыпается Трезор и, виляя хвостом, подбегает к нам. Я поднимаю полено.
– Не боись, он ласковый. Не тронет… С тебя, Никита, кстати, приходится, – лукаво улыбнулся Валерыч.
– За что еще?
Друг полез в карман и достал ключи от машины.
– У гальюна валялись. Хорошо, Михалыч заметил.
Валера вернул ключи Никите.
– Вы скоро назад-то?
– Сейчас. Еще две деревни по плану.
– Жаль… А то б остались на пару деньков. Когда еще отдохнуть придется? У меня дом большой, места хватит. В баньке попаримся. Вечером, обратно, в клубе с мужиками. Посидим, поболтаем… Оставайтесь, а?* * *Пока наша «шестерка» не скрылась за поворотом, Валера и Николай Михайлович, улыбаясь, махали нам вслед.
– Ничего ж себе, корпоративная вечеринка… Дают фермеры. «Резидент эвил». Обитель зла.
– Да-а-а, хорошо иметь домик в деревне. Слушай, Павлон, они действительно ничего не помнят? Или прикидываются?
– Попей пару лет стеклоочистителя, узнаешь. Массовые галлюцинации или коллективная белая горячка.
– Разве такое бывает?
– Бывает, я читал. Да и по телику как-то показывали. Кроме детей, все население страдает.
– А она не заразная? – Никита опасливо косится на меня.
– Когда снова выпьем, узнаем. Но надеюсь, нет. В любом случае, тебя я убивать не стану.
– Валерку жалко. Мужик-то неплохой. В армии мне во всем помогал. От дедов защищал.
– Они все неплохие… Наверно.
– Да уж, иронический детектив… Расскажи, никто не поверит, – Никита тяжело вздыхает, – как писал мой любимый Марк Твен – сокровенный источник юмора не радость, а горе. На небесах юмора нет.
Он притормаживает, достает из бардачка книгу, вырывает страницу и протирает запотевшее стекло. После разворачивает машину.
– Ты куда? Следующая деревня прямо.
– Думаешь, там пьют что-то другое? Или считаешь, во всем виновато полнолуние?.. Черт с этими баксами. Жизнь дороже.
За окнами машины, словно вытканные на огромном ковре, мелькали родные деревенские просторы.
Тренировочный день
– Просыпайтесь, орлы! Заявка висит.
Оставив дверь в комнату отдыха открытой, Евсеев вернулся в дежурную часть, не став дожидаться нашего пробуждения. Правда, я и не спал. Просто лежал с закрытыми глазами на составленных стульях, покрытых полуразложившейся от ветхости шинелью. В отличие от вырубившегося татарина Фарида Измагилова, живописно храпящего на весь отдел. Засыпать в три дня я пока не научился. Оно и понятно – слишком мало опыта. Хотя идея с послеобеденным отдыхом правильная. Есть возможность вздремнуть днем – используй. Чтобы ночью, случись что, не зевать и не клевать носом. Фарид вон, мужик в этом плане натренированный.
Я поднялся со стульев, влез в свои коричневые ботинки. Форменные черные оказались малы, приходится таскать цивильные, неуставные. Начальство косится, а гражданскому населению наплевать, поэтому я не переживаю. Ботинки – не фуражка. Нацепив галстук, толкнул спящего на скамейке Фарида.
– Господин управляющий, у нас заявка висит. Погнали.
Измагилов проснулся, протер глаза и зевнул, источая ядреный выхлоп сала и чеснока. Мусульманин, но сало в обед трескает, цинично игнорируя предписания Корана. Управляющий он потому, что управляет служебным джипом марки «Козел». В свободное от отдыха время. Звание – сержант, возраст – тридцать три, характер – нордический, местами пасмурный, но без осадков. Склонен к мягкому бытовому пьянству. Хороший ли семьянин и спортсмен, пока не знаю. Болеет за казанский «Рубин».
– Ну и пусть еще повисит. У нас законный тихий час.
– Зато враг не спит.
Дежурный Евсеев азартно рубился в эротический тетрис на оперативном компьютере, складывая на экране обнаженную малолетку. Или, по его выражению, – занимался расстановкой нарядов. Расставлялись наряды плохо, едва дело доходило чуть выше коленок, Евсеев сбивался. Это ужасно раздражало дежурного. Его помощник брезгливо досматривал какого-то задержанного пьянчугу, пропахшего мочой. Закончив, добрым пинком пригласил его в «аквариум», после чего окропил пространство освежителем воздуха с яблочным ароматом.
– Ну, что там еще висит? – растирая занемевшую шею, поинтересовался Фарид.
Евсеев, не отрываясь от «расстановки нарядов», протянул бумажку с каракулями.
– Вот адрес. Со «Скорой» позвонили. Смерть до прибытия. Мужик – сорок два года. Асфиксия. Якобы подавился пельменями. Сгоняйте, гляньте. Если что-то нечисто, позвоните, я опера пришлю. А если без криминала, то как обычно.
Как обычно… У меня, вообще-то, первое в жизни дежурство, и что такое «как обычно», я представляю плохо. Теоретически, конечно, знаю – все-таки три месяца учился на курсах участковых инспекторов, но инструкции и приказы одно, «как обычно» – другое. Вида, однако, не подал. Спокойно кивнул, забрал адрес – мол, дело привычное. Если что, Фарид подскажет. Он в отделе второй десяток, подставит плечо.
Мы вышли во двор. Погода вызывала стойкое отвращение ко всякой работе.
Настоящий триллер. Серые беременные тучи, ехидный дождь, хлюпающая слякоть, стреляющий ветер. Бабье лето резко сменилось мужской осенью. В Питере, по-моему, вообще нет весны, лета и зимы. Одна сплошная осень. Даже в июльскую жару люди бегут отсюда в теплые края. С этим надо смириться и не вопить, когда какой-нибудь «Лексус» окатит тебя грязной водой из лужи. Ибо Питер – родина президента.
Промокающие коричневые ботинки по части комфорта откровенно проигрывали кирзовым сапогам. Но сапог мне не выдали. Якобы – в стране дефицит кирзы. И вообще, говорят, они давно вышли из моды. Не гламурно.
Измагилов согнал с капота «козлика» грязную ворону и, матерясь, подкрутил проволоку, крепившую бампер дежурного мустанга к кузову. «УАЗ», еще более опытный, чем водитель, потерял в криминальных разборках часть двигателя, получил тяжелое ранение подвески и коробки передач. О мелких царапинах и говорить нечего. Был награжден боевой медалью «За выносливость», подлечился в стационаре и продолжает нести вахту под гордым именем «Гелендваген», начертанном каким-то остряком-циником черной краской на желтом капоте.
Разобравшись с проволокой, Фарид погрузился в кабину и протянул мне зигзагообразный ключик, который я вставил под бампер и, собравшись с силами, двумя руками крутанул по часовой стрелке. Ноль на фазе.