Мария Штейникова - Кошка Фрося и другие животные (сборник)
– Выпьем или будем сиси мять? А, Пудик? Святая ты тварь. Дай тебе бох здоровья. И матушке твоей, Дамке, царствие небесное. А Ельцин-то мудло, ох мудло… Зинаида! Зинаида, – вдруг вновь взлаивал дядя Ваня, – блядь, иди, выпьем как люди!
– Здравствуйте, папа.
Дядя Ваня от такого культурного оборота оставил общество Пудика, прояснел взглядом, с натягом сфокусировался и внезапно расцвел, сверкая частоколом железных коронок.
– Вовка, каторжник, здорово! Сучара, едриш, бацильная, гнида казематная. Ни украсть, ни покараулить. Весь в мать, ети. Такой же пустодырый. Сучка лагерная. – Дядя Ваня внезапно переключался на октаву выше: – Зинаида! Иди, ёпа! Выблядок твой нарисовался.
Вся улица знала, что Вовка Халявский университетов не кончал. Был честным вором в законе уже сорок лет. С редкими ходками на волю. «Рецидивист», – говорил про Вовку мой отец. Мама смотрела строго в Халявскую сторону. Все дома в том околотке были в немилости. Пудик подозревался в преступном сговоре с Вовкой.
Тетя Зина умерла в обнимку со своим божеством. Хоронили прямо из подпола, сняв часть досок. Вскоре, жутко матерясь, ее догнал дядя Ваня. Зимой Вовка топил дом домом. Снял весь пол и вагонку со стен. А весной, стоя у забора и не сводя с меня глаз, читал «Некрасивую девочку» Заболоцкого.
А если это так, то что есть красота
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Потом он исчез. Говаривали, переехал жить на помойку. Мама сняла гнев с Халявской стороны, изредка сетуя, мол, земля пропадает. Картошку бы посадить, эх…
Тонкий политический момент
У нас дома своя политическая система. Фрося и шпицы – элита. Фрося в блоке портофинщиков с лозунгом «Всем Фросям по Италии!» Шпицы – за пищеблок. Говорят: «Да, мы воры. Но хорошие воры, красивые. Третий день не воруем. Зато смотрите какие мы обаятельные. И спортсмены. А хотите самолет блядей? У нас остался один неиспользованный». Все, конечно, хотят. Так, не для того, что вы подумали, а для общего развития.
У остальных кошек самая важная роль. Они народ. Оперу «Иван Сусанин» слышали? Так вот, мы как Сусанин – от народа неотделимы. Ибо кошки обоссали снаружи все что только можно и репетируют «Славься» по ночам. Муж у меня не знает, к кому примкнуть. Он с айпэдом, ему пофиг. Говорит:
– Смотри, я уже на восемьсот тридцать седьмом уровне в кубики.
Я говорю:
– Молодец. Пообедаешь – выйди накорми электорат.
Элита у нас вечно недовольна. Фрося кучкуется сама с собой. У нее пять штаб-квартир по всему дому. Требует шестую – на мне. Шпицы жмутся по углам, отводят глаза и пытаются перегрызть электрические провода. Угроза энергетического кризиса – мощное оружие. Приходится идти на уступки и кормить яблочком за ряд четко исполненных команд.
Бабулечка говорит:
– Я вступила в КПРФ.
Мы сидим в шоке. Ну наконец-то! Бабулечка угомонилась. Слабеет плоть, крепчает нравственность. Все дела. Больше никаких аморальных закидонов.
Она говорит:
– А вот хрен вам! Просто в КПРФ подарки для пенсионеров больше. И льготы.
Муж говорит:
– О, ты Новодворскую перегнала в ЖЖ.
А я сижу и думаю, с какой стороны к этому отнестись. Тонкий, блин, политический момент.
Про интересные свадьбы
В фб справа постоянно маячит реклама. Сейчас попалась «Наши специалисты сделают вашу свадьбу интересной». Хо-хо! Мне-то уж как бы не к спеху, но сразу кидат в воспоминания. У нас на Урале редкая свадьба обходится без погонь и мордобоев. Вообще, край аттракционов. Гости с той и другой стороны сидят стенка на стенку. Щурят буркалы.
– Нет, ты глянь, глянь, как пошла. Накидкой так и загребат. Это кто?
– Да так, мандавошка одна, седьма вода на киселе.
– Невеста что-то раздалась, раздалась, – шепчутся на другой стороне.
– Да по залету, как пить дать. К бабке не ходи. Аккурат третий месяц. Год погоняли, и здрасьте, Настя, – свадьба. Все сходится, ребеночек не наш.
У невесты при этом ни в одном глазу, просто белое полнит или поела чо не то. И взгляд придурковатый. От расходов все. Родители в гипнотическом трауре, пьют не чокаясь.
Бабулечка употребляет старомодное слово «повстречаться». Дед ее, Ванька, до хомутов «дружил». Мы все «гоняем» или «ползаем». В зависимости от интенсивности отношений.
Так вот, за свадьбы. Все начинается с отмывания невесты. Детям врут, что моют в стиральной машинке. Все девочки об этом потом мечтают. Затем выкуп. Подружайки по кличке Ёж и Ножка перегораживают телесами все входы-выходы в город и заставляют жениха читать дебильные стишки на морозе. Невеста слышит происходящее на лестничной клетке из шкафа и переживает, что на ней в итоге не женятся. Она бы плюнула, честное слово.
Затем невесту загружают в автомобиль. Через багажник. Чтобы не помять платье. Потом гостей грузят в «газели», роспись, кольца, и все едут кататься с пятью ящиками шампанского. Молодые фотографируются в сугробе или на фоне указателя с населенным пунктом. До горизонтали. В кафе их привозят уже никакими. Персонал спешно убирает со столов кутью и кисель. Желающих жениться и культурно отправиться на тот свет много. Работы невпроворот. Укатанных реабилитируют холодными расстегаями. Пьяный дядя Митя мацает за сиськи старую деву. Та плачет то ли от счастья, то ли от обиды.
Друг жениха Колька нассал в кадку с цветком. В кафе все цветы на уринотерапии. В залу забегает тебя Зина и забирает трезвых баб. Дядя Толя в новом пальто залег между бревнами и уснул. Надо срочно выколупывать. А то пальто попортит. Параллельно готовят спасательную экспедицию по поиску пропавшего ребенка. Пришли, а ребенка на санках нет. Вывалился где-то по пути. Перед выходом все остограммливаются. Некоторые вдруг вспоминают, что тоже пришли не одни, а с детьми, которые уже час как припаркованы на санках у кафе. На улице, правда, тепло, всего минус двадцать пять.
Наконец все в сборе. Стенка на стенку. Самое интересное. Похабные тосты, «непрозрачные» намеки на объем талии невесты, а также ее мамы цвета морской волны, обсуждение умственных способностей родни жениха. В определенный момент у кого-то все равно оказывается длиннее и начинается драка. Бабы с удовольствием лезут разнимать, отлетают на бреющем полете, вскакивают, вскрикивают картинно, отбегают к кушетке и только тогда теряют чуйства. Затем пауза, страшная тишина. И начинается бойня за честь баб. Ментовка и «скорая» уже стоят на крыльце. Ждут своего выхода. Ромео спит за столом. Джульетта вышла покурить с другом жениха. В последний раз.
Как говорит бабулечка, жизнь бьет ключом и все по голове. И делает свадьбы интересными. Без всяких там специалистов.
Про национальности
Я часто произвожу обманчивое впечатление. А все потому, что у меня финны предки с одной стороны, а другие – греки. И вот сижу я такая вечером, как холодная звезда, медленно пью лакричный ликер в одно лицо, а потом – бац! И сразу в страстном запое меряю сапоги, пеку торт и нападаю на мужа. Со скоростью двести тысяч километров в секунду.
У моей подруги Вики вообще атас. С одной стороны – евреи, а с другой – шведы. Поэтому мы друг друга немножко понимаем. Особенно когда у Вики фаза еврея, а грек во мне страстно танцует сиртаки у плиты и хочет накормить Вику до смерти. Нам с Викой можно легко не понимать друг друга. А просто молча пить лакричный ликер на одной территории в два лица и тупить на фикус.
У кошки Фроси тоже сложная национальность. С одной стороны, она невская, а с другой – маскарадная. При этом сибирская с колорным геном. Фросю поэтому раздирают внутренние противоречия. Иногда сядет и часами смотрит на Финский залив (какую-нибудь лужу). Сплин, хандра, опять «Ягненок с овощами». И потом – бац! – и маскарадная стадия. Любимые Фросины костюмы – это «ракета» и «космонавт». Сначала Фрося бегает, будто у нее попа горит. Потом короткий, тяжелый прыжок – и она уже сидит на орбитальной станции в горшке. Глаза по плошке, будто кислорода не хватает или перегрузки. Возвращается из космоса уже в сибирской фазе. В застегнутой на все пуговицы шубе. Говоришь ей ласково: «Фросенька, пойди покушай». И Фрося сразу переходит в невскую фазу: пишет завещание, в котором просит похоронить на Ваське.
У бабулечки особая национальность. Она королева. А когда выпьет – цыганская королева. Для этого у нее не держава и скипетр, а гитара и пианины, на которых сворачивается и разворачивается бабулечкина цыганская душа в крупный мак. Когда бабулечка еще не в кондиции, то она наяривает интеллигентно на пианинах. А потом, когда уже да, то топит гитару в бюсте и поет нутром. Его даже видно местами. Особенно когда из него вываливаются сигареты, зажигалка и пенсия. Потом выходят медведи в красных косоворотках и трясут шубами. «Лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз», – поет бабулечка и по-цыгански страстно падает на диван. Все. Не вынесло гордое сердце накала.
