Хаецкая Хаецкая - Сказание о великомучениках тихвиенских
В общежитии, кроме нас, жили на других этажах несколько цивилов. Нам выдали белье, подушки и одеяла, мы перебазировались со всем этим богатством на пятый этаж, причем многие вынули спальники и, презирая удобства и растленную роскошь, улеглись на полу.
Вероника высказывала еще некоторое сомнение насчет того, чем будут заниматься добровольцы рыжего на вокзале - не пришлось бы наутро увидеть тихвинский ОМОН, штурмующий вокзал...
Больше ничего выдающегося в этот день не случилось и никаких подвигов больше мы 28-го числа не совершали, только писательница Семенова произвела ряд ритуальных действ, о которых можно поведать отдельно.
А именно: когда возвратились наши ха-ха рыцари вкупе с Эондилом и Нобом, решил Торин усладить атмосферу пением валлийских песнопений, что и проделывал с большим усердием и громкостью. И оттого стала ждать писательница Семенова, жившая вкупе с подругой своей Машей через тонкую стенку от Торина, что сейчас прилетят к ней благодатные ангелы в белых халатах с красными крестами и выдадут полагающееся им молоко за вредность условий проживания. Когда же этого не произошло, то взяла она веник и направилась в комнату Торина, дабы произвести ритуальное славянское действо подметания комнаты. Допрежь же подметания этого совершила писательница Семенова несколько танцев с веником, отгоняющих злого духа. Но и это не подействовало на Торина и продолжил он сладостно-воинственные песнопения свои.
Иных же подвигов этой ночью совершено не было.
И молвил Протасик, выбравшись утром на кухню, где электрическая плита включалась только после применения к ней пытки клещами (клещи же захватил с собой предусмотрительный Эондил, который никуда без орудия пыток не ездит, ибо никто больше на состязание менестрелей не догадался приехать с пассатижами - не принято на состязания менестрелей и славные турниры рыцарские с пассатижами ездить и через то отстутствие подобного обычая едва не поплатились мы отсутствием горячей пищи) - итак, молвил Протасик, на кухне оказавшись, что не может он, Протасик, отделаться от ощущения, будто находится он в пионерском лагере "Орленок" вовсе, а не посреди рыцарского турнира, дамой-энтом Вероникой нам обещанном.
И спросила Протасика дева-хоббит, возросшая среди эльфов и потому носящая эльфийское имя:
- Как тебя зовут?
- Таня, - не моргнув глазом отвечал Протасик, чем поверг деву-хоббита в двухминутный ступор. И понял Протас, что опять брякнул что-то неприличное.
Действо намечалось в помещении ДК Завода Трансмаш, куда отвела нас дама Вероника, когда завершили мы утреннюю трапезу свою. По дороге озирались мы, ибо дивным казалось нам отсутствие других менестрелей, рыцарей и прекрасных дам, и повсюду ожидали мы увидеть иных гостей празднества, устроенного городом Тихвиен. Подкатил, правда, какой-то автобус и даже прозвучало, что вот, мол, прибыли менестрели из города Пскова. И столь велико было желание наше увидеть кого-нибудь еще, что поверили мы в это от всей души. И только потом, когда дурман немного развеялся (ибо не развеяла всего дурмана писательница Семенова, когда веником ритуально махала - столь велики были чары, наведенные на Тихвиен злокозненными силами), сообразила Таллэ, что никогда не был славен Псков менестрелями и не слыхала она за все долгие годы своих странствий ни о каких славных менестрелях из города Пскова.
Первые сомнения закрались в души наши, когда завели нас в помещение, живо воскресившее в памяти наиболее пожилых картины заседаний парткома, и выдали стульчики, точно такие же, какими гордится любой детский сад, крошечные (разве что овражный гном поместится), из светлого дерева, лакированные. Пристроив зады свои в эти детсадовские стульчики, приготовились доблестные ха-ха рыцари и прочие члены толкиновского общества услышать, какой программой намерен услаждать их город Тихвиен. И велико же было изумление наше, когда выяснилось, что услаждать культурной программой никто нас не собирается и что, напротив, это мы прибыли в Тихвиен, дабы усладить его полномерной культурной программой.
На нас напустили даму-терминатор, массовика-затейника с большим опытом работы с молодежью (ибо сказано: бойся закваски пионерской и комсомольской), которая изрекла буквально следующее:
- Я понимаю, что все вы люди молодые, не слишком еще дисциплинированные, но тем не менее...
И потребовала, чтобы выделили мы рыцарей для турнира, числом не менее двух пар, дабы бились они перед публикой тихвиенской, взоры услаждая.
Тут пуще прежнего забеспокоились мы, ибо вдруг стало доходить до тусовки, что не ее, тусовку, здесь развлекать будут, а напротив - она, тусовка, развлекать тихвиенцев сюда приехала.
И еще одно внятно стало нам: автобус с псковскими рыцарями глюком был. Нет никаких рыцарей из Пскова. И менестрелей тоже нет.
И поняли мы тут, на детсадовских стульчиках сидя, что, прибыв в Тихвиен в надежде крутых здесь встретить, сами наиболее крутыми оказались. И оттого уныние вошло в сердца многих, и многие не захотели биться, скрыв принадлежность к рыцарскому сословию и проявили пассивность, а пионерского задора не проявили. Наконец встали и вышли вперед Валар, Торин, Перегрин и Рейстлин. Воистину то был рыцарственный поступок, да и выглядели наши ха-ха рыцари так, будто на заклание шли.
А дама-терминатор с большим опытом работы с молодежью потирала руки, всем своим видом являя брожение закваски комсомольской и пионерской.
И остались рыцари; прочие же отправились с Вероникой осматривать достопримечательности города Тихвиен.
И славный же это город! Красоты его достойны всяческого внимания и похвалы, ибо стоит он на чудной речке, и монастырь его виден отовсюду и с какой стороны ни посмотри, дивен он со своим Успенским собором и колокольней вида невиданного. В общем, сплошной Левитан кругом цвел махровым цветом, и река сверкала на солнце, и пахло свежескошенным сеном, и сероватоголубые луковки собора как на воздусях висели, если издалека смотреть и из-за деревьев.
Говорил Протасик о средневековом взгляде "из-под капюшона" и был воистину прав, ибо преискуснейше вписан собор в арку ворот, если под нею стоять.
Внутри же собора множество прекрасных фресок 17 века увидели мы и дивились им долго под объяснения экскурсоводские. Могильные плиты на паперти увидели мы также. Ибо прежде было при монастыре кладбище, но после стали местные хулиганы портить плиты, а местные умельцы - воровать их и переделывать под надгробия для родственников своих усопших. И тогда перенесли плиты в собор, дабы сберечь оставшееся. Однако кладбище так заросло, что теперь трудно сказать, кто где похоронен. Поэтому малопонятно было нам, как будут тихвиенцы возвращать плиты на место. Но, возможно, будет явлено чудо и приидет ангел с точной схемой захоронения, и передаст эту схему распорядителю работ (ой, что-то завралась я).
Покой в монастыре царит такой, что Таллэ чуть не заснула.
И по всему чувствуется, невзирая на многочисленные надписи, сделанные хулиганами, как местными, так и пришлыми, что место это свято и что сквернить его не осквернить. Внутреннего огня, в этом монастыре заключенного, хватит на то, чтобы еще несколько веков выжигать любую скверну. И даже если церковь снести (а ее, наоборот, восстанавливают с тщанием великим), то останется свет на этом месте.
А может быть, это фанатизм во мне говорит.
После тесных, упиханных в узкий футляр средневековых городских улиц, тулузских монастырей казался мне этот русский монастырь непомерно широким, полным воздуха и света. Там было, где раскинуть руки во всю ширь - а в Тулузе если и сделать это, то непременно в противоположную стену упрешься пальцами.
И долго еще бродили мы вокруг да около монастыря, а он то показывался из-за верхушек деревьев, то вдруг вырисовывался во всю мощь с холма, а то колокольня предивным образом оказывалась возле храма, хотя на самом деле стоят они друг от друга на расстоянии - так менялся ракурс.
И перешли мы реку, в этом месте бурную из-за плотины, и спустились к источнику, который вытекал из трубы и развел жуткое болото, уходящее также в реку.
Возле такого источника по всем правилам должен был висеть щит с надписью: "Кто в этот щит мечом постучит, тот потеряет свой собственный щит", но вандализм и некуртуазность местных жителей дошли до крайних пределов, ибо ни щита, ни надписи, ни поджидающего в кустах Черного Рыцаря мы возле источника не обнаружили, а обнаружили лишь вполне цивильную бабу с бидоном.
Напились мы светлой воды, и будто бы сил у нас прибавилось, хотя их и без того было много (только скрывали мы это от дамы-терминатора, дабы не припахала еще больше).
И возвратились мы в общежитие, а Вероника посулила вечернюю прогулку на развалины Колизея.
С тем и приступили мы вновь к жестоким пыткам, которым подвергли электрическую плиту в общаге нашей, и снова вонзали пассатижи в ее непокорную плоть и поворачивали обрубки ее выключателей и так и эдак, покуда не добились своего.
