Григорий Полянкер - Соседка
Обвиняемая разразилась громким хохотом.
– Ну, скажу я вам, интересная история, но слишком короткая! Подумайте только, люди добрые, что он говорит – физические методы… Что, у меня поликлиника? Что, у меня есть физические методы лечения? Уж я бы их полечила, будьте уверены! Послушайте лучше, что я вам скажу, товарищ-гражданин судья! Все, что написано у вас там в этой желтой папке, не стоит выеденного яйца. Чистейшей воды клевета. Ложь, чепуха! Поняли? Ни единого слова правды там нет! Послушайте сюда, только не перебивайте, прошу я вас, а то у вас, гражданин-товарищ судья, нехорошая привычка перебивать и не давать говорить. А меня это сразу сбивает с толку. Вот у нас недавно, в парикмахерской, значит, а я там работаю маникюршей…
– Обвиняемая! – не сдержался судья. – В последний раз призываю вас к порядку. Мы уже знаем, что вы работаете в парикмахерской маникюршей, но все это не имеет прямого отношения к делу. Товарищеский суд трижды слушал ваше дело, но не в силах был с вами справиться, но мы постараемся разобраться в ваших художествах…
Он перевел дыхание, отдышался, покачал головой и после паузы продолжал:
– Вот неопровержимые факты, а факты – упрямая вещь. Запротоколировано точно, и от этого не уйдешь. К примеру: третьего июля прошлого года, будучи на кухне, вы надели на голову вашей соседке Высоцкой Веронике Варфоломеевне кастрюлю с макаронами. Признаете?
– Что?! – вскипела обвиняемая. – Макароны? Какие макароны? Откуда у меня взялись макароны? Вы что, при своем уме? Врачи мне строго-настрого запретили есть макароны и вообще мучное. У меня, не про вас будь сказано, диабет, сахарная болезнь, и мне разрешили есть только рис с молоком. Геркулес. Пшено. Простоквашу. Но макароны? Упаси бог! Никаких макарон! К тому же, гражданин судья, больше таки мне нечего делать, как расходовать макароны на дурную голову Вероники. Что, у меня деньги валяются? Вы, наверное, думаете, что в парикмахерской получаю директорскую зарплату или министерское жалование, чтобы тратиться на макароны для соседок. Я бедная маникюрша и получаю чистую голую зарплату. Чаевых мне не дают. Посторонних заработков у меня тоже не имеется. И отстаньте от меня! К тому же посмотрите на эту голову вашей Высоцкой. Вы уже когда-нибудь видали такую голову? Видали, какая у нее копна волос на голове? Ужас! Скирда соломы на колхозном поле. Гнездо целого выводка африканских страусов. Пожарная каланча! Вот и спрашиваю я у вас, гражданин-товарищ судья, где вы найдете у нас на кухне такую кастрюлю, которая налезла бы на эту дурную голову? Это же надо целую выварку иметь, котел!
– Обвиняемая, призываю вас к порядку! Вы не имеете права публично оскорблять людей. Отвечайте, зачем вы это сделали?
– Интересный вопрос! – вспыхнула она. – А вы думаете, что ваша Высоцкая Вероника этого не заслужила? Думаете, она ангел? Когда эта негодяйка заходит в ванную комнату мыться, она забывает оттуда выйти. Вы уже видали, чтобы человек каждый день купался? Целыми часами булькается в воде. Вы себе представляете, сколько воды она расходует? Пусть идет на пляж и купается, хоть целый день. И все время смотрит на себя в зеркало, любуется собой. Красавица! Ох, если бы вы знали, как она мне надоела, хуже горькой редьки! Пускай идет к реке и там купается, смотрится в зеркало…
– Да, гражданка, железная логика, – вставил судья, продолжая листать «Дело». – Ну, вот еще факт, третьего мая сего года, когда ваша соседка Тамара Бочкина отмечала свой день рождения и у нее в комнате собрались гости, вы испортили электричество и перекрыли воду. И это станете отрицать?
– Пусть ваша Тамарочка горит на медленном огне! – вспыхнула, как спичка Адамовна. – Представьте себе, гражданин-товарищ судья, что вы живете в нашей коммунальной квартире… Нет, нет, не бойтесь. Не делайте такие испуганные глаза. Не хотите жить в нашей квартире, мы плакать не будем! Это я только сказала к примеру. Так вот, допустим на одну минуточку, что вы живете у нас в квартире и эта самая ваша миленькая Тамарочка Бочкина, чтоб она провалилась, устраивает именины и всех соседей приглашает, а вас – дудки. На порог не пускает. Что бы вы делали? Поверьте, с досады вы бы ей подложили еще большую свинью, чем я ей подложила. И пусть знает. Пусть не будет такой нахалкой, такой некультурной! Что? Она не желает сидеть со мной за одним столом? Подумаешь, эка важность! Графиня Потоцкая, английская королева, Элизабет Тейлор и Майя Плисецкая! Что она воображает? Вообще-то, я вам скажу, у нее, у вашей Тамарочки Бочкиной, очень красивая привычка. Садится на кухне с книжкой и варит обед. А когда она читает, тогда забывает мать родную. Можете ей кричать целый час, она головы не поднимет. Молчит. Уткнув нос в книжку, читает… Я ей рассказываю, как у меня ноги болят, как радикулит крутит, какое у меня давление, а та молчит как пень! Понимаете, она актриса, эта Тамара, играет в кино, то, видите ли, ей не к лицу объясняться, выслушивать простых смертных. Дуется на меня, как индюшка. Я ведь, гражданин судья, вам не рассказываю, что к этой Тамарочке частенько наведывается администратор цирка и до полуночи забывает уйти. Сидят у себя в комнате, как ангелочки божие, и воркуют, хихикают. Я понимаю, раз ты администратор цирка, то тебе надо сидеть на производстве и следить за тем, чтобы там медведи и лошади были вовремя накормлены и напоены и чтобы тигры в клетках не перегрызлись, как собаки, а не торчать возле юбки этой Тамарочки. Лучше бы он побеспокоился, чтобы в цирке был хороший сбор, чтобы помещение не пустовало. И что вы думаете, я постеснялась? Не сказала это им в глаза при всех соседях? Сказала. Да еще как! Он покраснел как рак, она расплакалась как белуга. И что вы думаете, я расстроила эту любовь. Теперь они уже не встречаются у нас, а ходят в Парк культуры и отдыха. И это, по-вашему, значит, что я нарушаю закон? Наоборот! Я помогаю закону. И после всего эта Тамарочка подает на меня в суд? Пусть подает на того циркача…
– Подсудимая, личная жизнь соседки к вам не имеет никакого отношения. Это их личное дело. Нехорошо так…
– Ах, так! Личное дело? Значит, общественность должна стоять в стороне – моя хата скраю, я ничего не знаю? А один лектор читал у нас в парикмахерской лекцию и заявил, что это касается всех. Личное дело, вы говорите? А когда я всего лишь надела случайно Веронике Высоцкой кастрюлю на голову, кастрюлю, правда, с макаронами, так вы меня в суд потащили и поставили тут на виду у всего общества, как картинку в музее? Вам что же, не над кем издеваться и выбрали несчастную вдову? Или вот еще, возьмите нашу Барашкину. Ничего себе соседка. Работает на швейной фабрике. Что же вы думаете, она монашка? К ней заходит один лейтенант. Он точно не знаю, где служит. То ли в пехоте, то ли в артиллерии, а может, и в авиации. Я не разбираюсь. Хороший он такой, вежливый, приходит, здоровается. Снимает сапоги и надевает тапочки. Зачем же эта ваша Барашкина басни нам рассказывает, что это не ее жених, а двоюродный брат? Осенью она с ним поехала на Кавказ, в дом отдыха. Я, как видите, гражданин судья, человек простого звания и понимаю, что такая молодая и красивая женщина, как Барашкина, может ехать с двоюродным братиком к тете на вареники, а не на Кавказ в дом отдыха. И я, не будь ленивой, врываюсь к ней в комнату, когда они сидели, как кошечки, в обнимку, и потребовала у этого двоюродного братика документик из горзагса, зарегистрированы они или так… Вы бы, товарищ-гражданин судья, услышали, какой скандал эта разлюбезная парочка мне учинила. Они меня спустили со всех лестниц, и я летела как пуля из ихней комнаты. Так я что, обижаюсь на них? Подаю на них в суд?
– Гражданка, опять вы сели на своего коня! Вы не по существу дела, – умоляюще обратился к ней измученный судья. А измучен Ой был оттого, что пришлось каждый раз присекать обвиняемую и одновременно успокаивать публику, которая хохотала до слез. – Прошу вас, обвиняемая, отвечайте по существу, А что касается того, двоюродный или троюродный брат этот лейтенант, зарегистрированы они в загсе или нет, вас ничуть не должно касаться. Они взрослые люди, и это их сугубо личное дело! К вам оно никак не касается. Вы понимаете или нет?
– Боже мой, послушайте только, что он говорит? И это – судья! – вскипела она с новой силой. – А к кому, скажите, это имеет отношение? К графу Потоцкому? К Столыпину? У нас один лектор как-то читал лекцию в парикмахерской и сказал, что все касается всех. Я, знаете, не поленилась и отправилась к моей соседке в фабком, оттуда махнула в институт, где та учится заочно, вечерами, значит, и рассказала все, как есть, об этом двоюродном братике, с которым ваша милашка Барашкина обнимается, а целуется ли – не скажу. Не видала. И все организации будто сговорились, тычут мне в лицо: «Гражданка, занимайтесь более полезными делами. А это не имеет к вам никакого отношения!» Ну, как это вам нравится, не имеет ко мне отношения! А к кому же? Если оно так дальше пойдет, что будет с обществом? И зачем тот лектор читал у нас в парикмахерской лекцию – это касается всех?
