Бранислав Нушич - Автобиография (фельетон)
Мы отвечаем хором: поняли!
А на экзамене учитель, вызвал меня и спросил:
– Проспрягай-ка, малыш, глагол schreiben.
Я собрался с силами и выпалил:
– Schreiben… schreiben… schreiben… schreiben – хозяин… перекапывал виноградник… и вот… вот зовет соседа werden'a… a werden не может прийти к нему.
– Плохо, очень плохо, ступай на место! – Учитель ставит мне единицу, и я блистательно проваливаюсь.
Вот так, из-за всяких недоразумений провалился я еще по двум-трем предметам и остался на второй год.
До сих пор помню, как я шел на экзамен в то утро. Мать надела на меня белую рубашку с кружевным воротничком, новый костюм, подрезала ногти, причесала меня на пробор, дала чистый носовой платок, поцеловала в лоб и сказала:
– Порадуй меня, сынок!
А отец, когда я поцеловал ему руку, сказал:
– Если ты, сынок, придешь с экзамена и скажешь – «сдал», получишь вот этот золотой дукат. – И он показал мне совсем новенький дукат. – А провалишься, так лучше домой не приходи – изобью до полусмерти.
Благополучно провалившись на экзамене, я остановился за воротами гимназии и задумался.
«Розог мне не избежать и дуката не получу. Сразу два наказания. Отец все равно накажет, так пусть хоть дукат будет мой».
Меня осенила счастливая мысль, и я помчался по улице, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. Прибежал домой, подошел к отцу и матери, поцеловал им руки и весело крикнул:
– Сдал, отлично сдал экзамен!
От радости у родителей потекли слезы, а отец засунул руку в карман и дал мне тот самый новенький дукат.
Потом, конечно, я получил розги, но зато я получил и дукат. Впрочем, это мелочь, я вспомнил о ней мимоходом, чтобы отметить, как один раз в жизни я и за розги получил гонорар.
К этому времени относится и моя первая любовь. Впрочем, тут нет ничего удивительного: ведь многие школьники влюбляются, когда остаются на второй год. а может быть, и наоборот, на второй год они остаются из-за любви.
Я терпеть не мог математику; тем более удивительно, что моей первой любовью оказалась дочь учителя математики. Мне было тогда двенадцать лет, а ей девять, и она училась в третьем классе начальной школы. Чувство наше было сильным, и мы вполне серьезно объяснились друг другу в любви. Как-то раз во время игры в прятки мы вместе залезли в пустую бочку, в которой моя мать квасила капусту на зиму. Здесь я признался ей в любви. До сих пор, проходя мимо пустых бочек, я вспоминаю этот случай и испытываю неизъяснимое волнение.
Однажды мы встретились после уроков и вместе пошли домой. Я дал ей крендель, который покупал каждую пятницу на деньги, выигранные в четверг в орлянку, и серьезно спросил:
– Перса, – так звали девочку, – как ты думаешь, отдаст тебя отец за меня замуж, если я посватаюсь?
Она покраснела, опустила глаза и от волнения Разломала крендель на три части.
– Не думаю, – ответила она вполголоса.
– А почему? – спросил я, и от огорчения у меня на глаза навернулись слезы.
– Потому что ты плохой ученик.
Тогда я поклялся ей, что день и ночь буду зубрить таблицу умножения, только бы исправить отметку. И я учил. Учил так, как только может учить таблицу умножения влюбленный, и, разумеется, ничего не выучил. Двойка у меня стояла и раньше, а теперь после усиленной зубрежки я получил единицу.
В следующий четверг я ничего не выиграл в орлянку, но зато в пятницу утром забрался в платяной шкаф и срезал с отцовской одежды двадцать пуговиц, продал их за десять пара,[1] купил крендель, а в полдень уже ждал у школы, когда выйдет Перса. Я признался, что дела обстоят еще хуже, так как по арифметике я получил единицу. С болью в голосе она ответила:
– Значит, я никогда не буду твоей!
– Ты должна быть моей, если не на этом, так на том свете.
– Что же нам делать? – спросила она с любопытством.
– Давай, если хочешь, отравимся.
– Как же мы отравимся?
– Выпьем яд! – предложил я решительно.
– Ладно, я согласна, а когда?
– Завтра после полудня!
– Э, нет, завтра после полудня у нас уроки, – сказала она.
– Да, – вспомнил и я. – Я тоже не могу завтра, потому что мне запишут прогул, а у меня их и так двадцать четыре. Давай лучше в четверг после полудня, когда нет уроков.
Она согласилась.
В следующий четверг после полудня я утащил из дома коробку спичек и пошел на свидание с Персой, чтобы вместе с ней отправиться на тот свет.
Мы сели у них в саду на траву, и я вытащил спичечный коробок.
– Что мы будем делать? – спрашивает Перса.
– Будем есть спички!
– Как есть спички?!
– Да вот так, – сказал я, отломал головку, бросил ее на землю и принялся жевать палочку.
– А зачем ты бросил это?
– Да это противно.
Она решилась, и мы стали есть палочки. Съев три штуки, Перса заплакала.
– Я больше не могу, я никогда в жизни не ела спичек, больше не могу.
– Ты, наверное, уже отравилась.
– Может быть, – ответила она. А я съел еще девять палочек и тоже потерял аппетит.
– Что же теперь будем делать? – спросила Перса.
– Теперь разойдемся по домам и умрем. Сама понимаешь, стыдно, если мы умрем в саду. Ведь мы из хороших семей, и нам нельзя умереть, как каким-то бродягам.
– Да! – согласилась она, и мы разошлись.
Дальнейшие события развивались следующим образом. Перса пришла домой и попросила мать приготовить ей постель, чтобы лечь и спокойно умереть. Тут же она призналась, что отравилась палочками, которые ела вместе со мной. Мать Персы, несмотря на столь трагическое положение ее дочери, сказала:
– Ну, раз ты могла есть палки в саду, так получай их и дома!..
А что было дальше, вы, конечно, догадались.
Из-за этой порки Перса страшно возненавидела меня. Так окончилась моя первая любовь.
Моя вторая любовь была еще более роковой. Я влюбился в дочь дьякона и написал ей письмо. А письмо вместо дочери получил сам дьякон и однажды в какой-то большой праздник после обедни отколотил Меня прямо на церковном дворе.
Мою третью любовь я не помню. Знаю только, что любил какую-то девушку, она меня тоже любила, но как она выглядела, не могу вспомнить.
Моей четвертой любовью была вдова. Я любил ее, но признаться не смел, потому что она была на двадцать два года старше меня. Между прочим, и не было никакого смысла признаваться, ибо, как я потом узнал, она любила какого-то пожарника.
Моя пятая любовь – воистину мой пятый позор. Не решаюсь и сказать, в кого я влюбился, скажу только, что из-за этого моя мать уволила ее.
Шестая любовь совпала с моим первым бритьем. На самом деле у меня даже следов бороды не было, но я влюбился в дочь парикмахера Я каждый день ходил бриться и в зеркало видел ее, когда она выглядывала из-за занавески. По этой причине лицо у меня было все исцарапано, а через двадцать дней стало похоже на спелый помидор. Но любовь все выдерживает. Когда же я заметил, что парикмахер догадался о моих симпатиях к его дочери и нарочно стал брить меня без мыла самой тупой бритвой, пришлось отказаться от бритья, а вместе с ним и от любви.
Седьмая любовь была очень серьезной и протекала как всякая серьезная любовь, то есть она крепко любила меня, а замуж вышла за другого, потому что другой оказался более выгодной партией.
Восьмая, девятая и десятая любви во всем были похожи. Восьмой изменил я, девятая изменила мне, а десятой опять изменил я.
Моей одиннадцатой любовью была замужняя женщина. Наша любовь могла бы продолжаться очень долго, но ее муж на этот счет был иного мнения.
Моя двенадцатая любовь была очень забавна. Эта любовь стоила мне большого количества чернил и слез. Мы постоянно писали друг другу, писали и вздыхали. У меня дома получился настоящий маленький музей, в котором запечатлена моя двенадцатая любовь. В музее семьдесят шесть ее писем, четырнадцать засушенных в книге цветов, четыре фотографии, один локон, один шнурок от ее ботинка, одна пуговица от ее голубой кофты, пальчик ее белой перчатки, носовой платок, три шпильки, одна булавка и т. д. Старательно и любовно устраивал я этот музей, нумеровал и регистрировал каждую вещицу, и, пока делал все это, она благополучно обвенчалась с другим. Не успел я в моем регистре дойти до пятого номера, а она уже благополучно родила пятерых детей. Как видите, ее регистр был более удачным.
Моя тринадцатая любовь – моя жена. Мне было известно, что число тринадцать несчастливое, но я не знал, что в любовных делах оно неизбежно приводит к браку. Если бы знать заранее, я пропустил бы тринадцатую любовь и сразу же влюбился в четырнадцатый раз. Но ничего не поделаешь. Вам, конечно, известно, что приносит с собой тринадцатая любовь: малые доходы – большие расходы; маленькую жену – крупных детей и так далее и так далее.
Старая истина – женатый человек представляет из себя только половину. А какая же биография у половины! Женившись, я перестал интересоваться собой, и вас своей персоной занимать больше не стану.
