Пэлем Вудхауз - Тетки – не джентельмены
Прохладных потоков посреди большого города, конечно, не найти, но у меня имелось кое-что для поднятия его боевого духа. Я указал ему на шарф клуба «Трутней», лежавший на сиденье, и при этом же протянул свою шляпу. Он задрапировался, и это оказалось как раз кстати: к нам заглянули полицейские, но они искали человека без шляпы, а на голове Орло со всей очевидностью красовалась шляпа, и полицейские прошли мимо. Правда, я остался без шляпы, но одного взгляда на меня было достаточно, чтобы понять, что такой блестящий щеголь никак не может быть тем подозрительным лицом, которого они ищут. А через несколько минут и толпа рассеялась.
– Жми, Вустер,- скомандовал Орло.- Поторапливайся, черт тебя подери.
В его голосе звучало раздражение. Я вспомнил, что он всегда был раздражительным, и можно его понять: человек собирался будоражить Палату Общин пламенными речами, а вместо этого приходится влачить существование под именем Орло, да еще торговать на вынос страховыми полисами. Так что я не стал затаивать на него обиду, если я правильно выражаюсь, а сделал поправку на его душевное состояние и нажал на газ. Орло сказал «У-уф» и вытер пот со лба.
Я не знал, как мне себя вести. Орло все еще отдувался, будто загнанная лань, но некоторые, когда дышат, будто лани, любят сразу же выложить, в чем дело, а другие, наоборот, тактично помалкивают. Я решил рискнуть:
– Небольшое затруднение? – спросил я.
– Да.
– Бывает, когда участвуешь в демонстрациях. Что случилось?
– Я врезал полицейскому.
Теперь понятно, почему он немного взволнован. Врезать полицейскому если и можно, то осторожно, и чем реже, тем лучше. Я стал допытываться дальше:
– Была какая-то особая причина? Или просто так вдруг взбрело в голову?
Орло слегка заскрежетал зубами. Он рыжий, а мой опыт общения с рыжими подсказывает, что в острые моменты у них всегда подскакивает кровяное давление. Вспомните, как обошлась с Марией Шотландской рыжая Елизавета Первая.
– Он попытался арестовать женщину, которую я люблю.
Тут я его тоже понимаю. Я мог бы назвать немало женщин, которых я любил, правда, не подолгу, но если бы у меня на глазах какую-нибудь из них сцапала полиция, мне бы это было крайне неприятно.
– А что она натворила?
– Она вместе со мной шла во главе демонстрации и громко кричала, что естественно для девушки с горячим нравом, если разволнуют ее благородные чувства. Полицейский велел ей замолчать. Она ему ответила, что живет в свободной стране и имеет право кричать, сколько хочет. Он сказал, что она не имеет права кричать то, что она кричит. Она обозвала его казаком и ударила. Тогда он ее арестовал, и я ему врезал.
Мне стало мучительно жаль побитого полицейского. Как я уже говорил, Орло – парень в теле, да и Ванесса – девица рослая и крепкая, даст поддых – не поздоровится. Полицейский, пострадавший от этой парочки, с полным основанием мог считаться раненным в сражении.
Однако сейчас другое занимало мои мысли. Слова «она вместе со мной шла во главе демонстрации» заставили меня вздрогнуть. В сочетании с предыдущей фразой «женщина, которую я люблю», они могли означать лишь одно.
– Боже Праведный,- произнес я,- Ванесса Кук и есть та женщина, которую ты любишь?
– Да, это она.
– Славная девушка,- кивнул я, поскольку немного лести никогда не повредит.- И по части ослепительной красоты входит в первую десятку.
Я сразу же понял, что перестарался с похвалой, и горько раскаялся. Мои слова подействовали на Орло самым прискорбным образом. Глаза его выпучились и засверкали, словно он вот-вот разразится пламенной, очень крайне левой речью.
– Ты ее знаешь? – спросил он низким сдавленным голосом, похожим на хрип бульдога, у которого застрял в горле полупроглоченный кус мяса.
Я понял, что надо соблюдать осторожность, так как, судя по всему, в душе у Орло зашевелилось, как говорит Дживс, зеленоглазое чудовище, которое потешается над своей жертвой [ …чудовище, которое потешается над своей жертвой.- Аллюзия на слова Яго из трагедии У. Шекспира «Отелло».]. А когда в дело вступает зеленоглазое чудовище, можно ждать чего угодно.
– Немного,- ответил я,- совсем немного. Мимолетное знакомство на каком-то приеме.
– И это все?
– Все.
– Между вами не было, как бы это выразиться, в некото-Ром смысле, близости?
– Нет-нет. Обычное шапочное знакомство, обмен любезностями, «доброе утро- доброе утро- великолепное утро- не правда ли», если случайно встречались на улице.
– И ничего больше?
– Ничегошеньки.
Я нашел нужные слова. Злоба в нем утихла, и голос, когда он опять заговорил, уже не напоминал о бульдоге, который давится филейным куском.
– Ты назвал ее славной девушкой. И в точности выразил мою мысль.
– Надо думать, она тебя тоже высоко ценит?
– Совершенно верно.
– Вы, должно быть, помолвлены?
– Да.
– Поздравляю.
– Но мы не можем пожениться из-за ее отца.
– Возражает?
– И слышать не хочет.
– Но в наше просвещенное время согласие отца вовсе не требуется.
Его лицо исказила гримаса боли, и он весь перекосился, как лопасти электрического вентилятора. По всей видимости, мои слова причинили ему боль.
– Требуется, если ее отец – одновременно твой опекун, которому доверены твои деньги, а сам ты зарабатываешь недостаточно, чтобы содержать жену. Наследства, оставленного мне дядей Джо, хватит хоть на двадцать жен. Он был компаньоном отца Ванессы в каком-то большом деле, связанном с продовольственными поставками. Но я не могу распоряжаться наследством, потому что дядя назначил старика Кука моим опекуном, и Кук не желает отдавать деньги.
– Почему?
– Не одобряет моих политических взглядов. Говорит, что не намерен поддерживать проклятых коммунистов.
Честно говоря, при этих словах я взглянул на него с опаской. Я никогда до сих пор не задумывался о том, что он на самом деле собой представляет, и от этой его обмолвки меня всего передернуло, потому что я коммунистов не жалую.
Однако Орло был сейчас, в некотором смысле, мой гость, и я ограничился замечанием, что мол, как это все, должно быть, неприятно, а он сказал: «Еще как неприятно» – и добавил, что Кука спасают только его седины, иначе он давно бы получил в глаз. Выходит, подумал я, в седых волосах есть свои преимущества.
– Мало того, что ему не нравятся мои политические взгляды, он еще считает, что я и Ванессу сбил с толку. Он узнал что она ходит на демонстрации, и виноват у него оказываюсь я. Не будь меня, говорит, ей бы такое в голову не пришло, и если она засветится и ее имя попадет в газеты, он ее отправит в их загородный дом, и она у него будет там сидеть безвылазно как миленькая. У него в деревне большой дом и конюшня со скаковыми лошадьми – окружил себя роскошью, эксплуататор вдов и сирот.
Я мог бы ему возразить, что продавать беднякам мясные консервы и картофельные чипсы по более низкой цене, чем другие торговцы, не значит эксплуатировать, но, как я уже сказал, он был моим гостем, и я счел за благо промолчать. В голове у меня мелькнула мысль, что Ванессе Кук теперь уже недолго оставаться в Лондоне, раз она взяла привычку бить полицейских, но с Орло Портером я не поделился – зачем сыпать соль на раны?
– Ладно, хватит об этом,- сказал он, ставя решительную точку.- Можешь высадить меня, где тебе сподручнее. Спасибо, что подвез.
– Не стоит благодарности.
– Куда направляешься?
– На Харли-стрит [ Харли-стрит – улица в Лондоне, где находятся приемные ведущих частных врачей.], к доктору. У меня на груди пятнышки. Это мое признание оказало на него неожиданное действие. На лице его появилось возбужденное, настырное выражение торгаша. Орло Портер – влюбленный уступил место Орло Портеру – предприимчивому служащему Страховой компании Лондона и близлежащих графств.
– Пятнышки? – алчно переспросил он.
– Розовые,- уточнил я.
– Розовые пятнышки,- повторил он.- С этим не шутят. Тебе следует застраховаться у меня.
Я напомнил ему, что уже сделал это. Орло закивал.
– Да, да, да, но то была страховка от несчастных случаях. А теперь тебе нужно застраховать жизнь, и на твое счастье,- проговорил он, вынимая из кармана лист бумаги, точно фокусник, достающий из шляпы кролика,- у меня есть при себе такой полис. Подписывайся вот здесь, Вустер,- приказал он, подавая мне авторучку.
И такова была сила его магнетизма, что я послушно подписался там, где он указал.
Орло выразил одобрение.
– Ты поступил мудро, Вустер. Что бы ни сказал тебе доктор после осмотра, сколько бы тебе ни осталось жить на свете, можешь утешаться мыслью, что твоя вдова и малые детки обеспечены. Высади меня здесь, Вустер.
Я высадил его и поехал на Харли-стрит.