Джон Томпсон - Один дома II: Потерянный в Нью-Йорке
— Чего уставился, маленький извращенец? А ну, убирайся отсюда!
Кевин попятился назад и быстро захлопнул за собой дверь.
А дядя Фрэнк продолжал веселиться.
* * *
Большой концертный зал школы был переполнен. Сверкали гирлянды на нарядных елках. Все вокруг было торжественно и празднично. Хор пел рождественские песни. Публика с замиранием сердца слушала тоненькие голоса своих ненаглядных чад.
Многочисленное семейство Маккальстеров занимало один из первых рядов. Керри любовалась своими детьми.
— Сейчас будет петь Кевин, — шепнула она мужу.
Питер Маккальстер передал ее слова Ненси, чтобы та разбудила Фрэнка, мирно храпевшего и нарушавшего идиллическую гармонию между зрителями и исполнителями. Ненси толкнула мужа. Он всегда был безразличен к настоящему искусству. Да и Ненси не сильно-то разбиралась в классической музыке, но посмотреть на племянников — было свято.
— Сейчас будет петь Кевин, — шепнула она ему.
— А… — Фрэнк встряхнулся от крепкого сна, навалившегося внезапно, и протер глаза. — Кевин… Да, да.
Кевин стоял посередине, во втором ряду. Зазвучала замечательная мелодия старой рождественской песни о Санта-Клаусе и серебристом снеге, по которому он шагал, разнося подарки детям. Тоненький голосок Кевина зазвучал трогательно и нежно.
Но вдруг в зале раздался хохот. Потом стали смеяться в хоре. Кевин продолжал петь. Он сразу ничего не сообразил. А между тем весь зал умирал от хохота. Что такое? Дядя Фрэнк ржал как лошадь, держась за живот. Только родители и тетя Ненси смотрели встревоженно, а мама кому-то грозила пальцем.
Кевин обернулся. Оказывается, негодяй Баз держал над ним горящие свечки, словно рога, и этим забавил публику.
«Ах ты, жирная свинья! Ты еще будешь смеяться!» — Кевин не на шутку разозлился. Он не терпел таких насмешек. Изо всех сил он толкнул толстяка-брата. Тот, не удержавшись на ногах, зашатался и грохнулся на пол со стула, задев стоявших рядом детей. Остальные хористы попадали за ним. Начался переполох. Словно по цепочке, дети валились с ног на сцену. В конце концов все поющие и не поющие со свечками в руках полетели в одну кучу.
Только Кевин остался стоять в гордом одиночестве, в растерянности держа свою свечку.
Искусственная елка, стоявшая на самом краю сцены, внезапно пошатнулась и полетела прямо на голову сидевшей у рояля пианистке миссис Мейсон. Та, перевернувшись несколько раз в воздухе вместе со своим стулом, с грохотом рухнула на пол и лишилась чувств.
Все произошло буквально в одну секунду. Зал замер в ужасе. Таких приключений еще не было на рождественских концертах.
— Кевин! — закричала миссис Маккальстер.
Она испытывала горький стыд за собственных детей. Она готова была провалиться сквозь землю.
В зале начался переполох. Родители бросились спасать своих несчастных и ни за что ни про что пострадавших чад. Подняли несчастную миссис Мейсон, школьного аккомпаниатора, старую деву. Бедняжка, от страха лишилась чувств. Да и здорово пострадала. Елка была тяжелой. Удивительно еще, как это игрушки не расцарапали ей лицо.
Зал шумел. Возмущенная публика дискутировала о невоспитанности и распущенности современного поколения. И во всем обвиняли родителей, так дурно воспитавших своих детей.
Опозоренные Маккальстеры поспешили удалиться. Керри плакала от гнева и стыда. Она не знала, за какие грехи Бог наградил ее сумасшедшими детьми. Они всегда ей приносили одни неприятности. Особенно Кевин. Он так груб и несдержан.
А Питера Маккальстера произошедшее представление только рассмешило. Все это он считал очень забавным. И только. Его дети не лишены чувства юмора. Это прекрасно!
Разве можно этого не понимать? Он, конечно, как порядочный отец прочтет им строгую нотацию о правилах хорошего поведения, но разве это стоит того, чтобы беспокоиться?
* * *
После неудавшегося бала семейство Маккальстеров вернулось домой. По дороге Керри немного успокоилась и отчасти согласилась с мужем, что произошедшее — не более чем милые детские шалости, которые свойственны детям в таком возрасте. Но пожурить «шалунов» сочли обязательным.
Вся семья собралась в уютной гостиной при горящем камине возле нарядной рождественской елки.
Вначале отец с напускным серьезным видом прочитал лекцию о морали и нравственности, о правилах этикета, поругал детей за «непростительную выходку», потребовал, чтобы подобные вещи были в последний раз и, едва не рассмеявшись в конце, сел в свое кресло.
Баз с не менее строгим выражением лица встал и, поправив галстук, произнес речь.
— Уважаемые дамы и господа присяжные, — в комнате воцарилась тишина.
Все смотрели на База, разинув рты. Такого начала никто не ожидал.
— Я хотел бы принести извинения членам моей семьи за те неудобства, которые я вам причинил. Моя шутка была неуместной и преждевременной.
— Ну я бы не сказал! — хихикнул дядя Фрэнк.
Выходку племянничка он находил забавной и остроумной. Главное, Баз надсмеялся над дурачком Кевином, которого с рождения дядя Фрэнк не выносил.
Баз, изображая раскаявшегося и глубоко сожалеющего о своем поступке, продолжал свой монолог.
— Кроме того, я хотел бы извиниться перед моим братом Кевином, — и, повернувшись к нему, воодушевленно произнес: — Прости меня, Кевин. Я поступил плохо.
Раздался шквал аплодисментов. Его покаяние всех растрогало, ему восторженно рукоплескали.
— Браво, Баз!
— Молодец!
— О, Баз, — Керри блаженно улыбалась. — Это было очень любезно с твоей стороны.
Она гордилась старшим сыном. Он уже почти взрослый и умеет осознавать свои ошибки.
Кевин сначала растерялся. Он не мог поверить, что самодовольный, эгоистичный Баз искренне раскаялся и осознавал свою вину перед ним. Это просто невероятно и на него совсем непохоже.
И Кевин был прав. Такие хитрецы, как Баз, не умеют раскаиваться или признавать свои ошибки.
Садясь на свое место, Баз тихонько шепнул:
— Ну что, здорово я тебя подставил?!
На его квадратном лице мелькнула ехидная улыбка.
Гадина! Кевин пуще прежнего возненавидел его. Ведь толстый негодяй смеялся не только над ним, но оставлял в дураках и всю семью, искренне верившую ему и от души восхищавшуюся его благородным поступком.
— Кевин, может быть, и ты что-нибудь скажешь нам? — обратилась к нему мама.
И взгляды достопочтенных членов семейства Маккальстеров переключились на Кевина. Воцарилось всеобщее молчание. Баз и дядя Фрэнк ехидно улыбались. Им было интересно послушать, как упрямец Кевин станет просить прощения.
Но тот отнюдь не был глупцом и прочитал все это по наглым выражениям их физиономий.
Ну уж нет! Унижаться перед толстым уродом он не станет!
— Я абсолютно не сожалею о случившемся, — сказал Кевин и сразу заметил, как лица, смотревшие на него с ожиданием, перекосились. — Я сделал то, что должен был сделать. Он унижает меня, и я ему показал. О! Вы все такие дураки. Вы верите в его ложь. Он же смеется над всеми вами. И мне плевать на вашу дурацкую поездку во Флориду. Кому в тропическим климате придет в голову встречать Рождество?!
Кевин облегченно вздохнул. Теперь он все сказал. С чистой совестью он направился к выходу. Ему нечего было делать среди этих баранов, до которых не доходили здравые мысли.
Двоюродные братья и сестры оторопели. Кевин всегда был упрямым и, как говорится, мальчишкой «себе на уме», но подобной распущенности и сумасбродства они не ожидали услышать.
Миссис Маккальстер побледнела. Кевин всегда доставлял ей неприятности.
— Кевин, если ты сейчас уйдешь, тебе придется спать на третьем этаже.
— С удовольствием!
— Да, да! Со мной!
Очкастый Фулер потягивал пепси-колу и улыбался. Он мало что понимал в происходящих разборках, но подобные споры его забавляли.
Баз сидел в своем кресле у окна, опустив голову, изображая несправедливо обвиненного страдальца.
— Лучше бы придумали что-нибудь новое, — недовольно буркнул дядя Фрэнк.
Он бросил на племянника взгляд, полный ненависти. Гнусный заморыш! Он до сих пор не мог простить прошлогоднего Рождества. Только Кевина он считал виновным в том, что просидели весь праздник как на иголках, вызванивая по полициям и аэропортам. Ему пришлось самому оплачивать расходы по возвращению домой. Ведь Питеру и Керри было уже не до них.
— Смотри, не испорти мне опять путешествие, — прошипел дядя Фрэнк. — Твой отец хорошенькие денежки платит.
— Ах, извините, господин паршивый певец! Я не хотел испортить вам веселье.
Кевин хлопнул дверью.
Жаль, что он не видел перекошенные физиономии членов его семейства. От столь неслыханной дерзости у дяди Фрэнка побагровели уши. Он знал, что имел в виду Кевин, обзывая его «паршивым певцом». Ну и мерзавец! Будь он на месте его отца, немедленно отшлепал бы Кевина как следует. Но Питер не видел ничего серьезного в поступках сына. Резкие словечки и вспыльчивый характер он списывал на переходный возраст. Да и вообще считал лишней тратой времени обращать внимание на подобные выходки.
