Марк Твен - Как я редактировал сельскохозяйственную газету
Выраженіе лица редактора было печальное, смущенное и безнадежное. Окинувъ взглядомъ разгромъ, произведенный старымъ господиномъ и обоими молодыми фермерами, онъ сказалъ:
— Это печальная исторія, очень печальная исторія. Бутыли съ растительнымъ масломъ, шесть оконныхъ рамъ, плевальница и два фонаря разбиты въ дребезги. Но все это еще сравнительно пустяки. Доброй славѣ газеты нанесенъ ударъ, отъ котораго она, я боюсь, едва-ли когда-нибудь оправится. Да, дѣйствительно, никогда еще газета не вызывала такого спроса, никогда не распродавалась въ такомъ количествѣ и никогда не достигала такой популярности! Но развѣ желательно стать популярнымъ посредствомъ безумія и пріобрѣтать средства посредствомъ слабоумія. Другъ мой, — клянусь вамъ словомъ честнаго человѣка, — вся улица запружена народомъ, а нѣкоторые взобрались даже на заборы, въ надеждѣ увидѣть васъ лицомъ къ лицу, такъ какъ они увѣрены, что вы сумасшедшій. И они вправѣ думать такъ, прочитавши ваши статьи. Вѣдь это — позоръ для всей журналистики! И какъ вы могли забрать себѣ въ голову, что въ состояніи редактировать подобную газету! Вѣдь, очевидно, вы не имѣете ни малѣйшаго понятія о самыхъ элементарныхъ основахъ сельскаго хозяйства. Вы болтаете о бороздѣ и о боронѣ, какъ будто это одно и тоже; вы несете околесицу о какихъ-то «мышиныхъ періодахъ» у коровы; вы рекомендуете разведеніе хорька, въ виду рѣзвости его характера и искусства въ поимкѣ крысъ… Ваше замѣчаніе, что морскія улитки остаются неподвижными, если вблизи ихъ играетъ музыка — излишне, вполнѣ и совершенно излишне: ничто не можетъ обезпокоить морскую улитку, — она всегда неподвижна и совершенно безразлична къ музыкѣ. О, другъ мой, чортъ васъ возьми! если вы сдѣлали спеціальнымъ занятіемъ всей своей жизни изученіе невѣжества, то сегодня съ полнымъ правомъ можете получить дипломъ доктора этой науки!
«Никогда до сихъ поръ не переживалъ я ничего подобнаго. Ваше замѣчаніе о томъ, что дикій каштанъ становится нынѣ наиболѣе излюбленнымъ предметомъ торговли, съ очевидностью разсчитано на окончательную гибель моей газеты. Вы должны оставить ваше мѣсто — и убираться отсюда. Я достаточно насладился каникулами, и не хочу дольше испытывать это наслажденіе, пока вы будете сидѣть здѣсь на моемъ редакторскомъ креслѣ. Я продолжалъ бы постоянно трепетать за тѣ дальнѣйшіе совѣты, которые вы еще могли бы предложитъ читателямъ. Я готовъ провалиться сквозь землю, какъ только вспомню, что вы трактовали о разведеніи устрицъ подъ рубрикой „сельское садоводство“. Уходите. Ничто на свѣтѣ не заставило бы меня воспользоваться еще однимъ днемъ отдыха. О, зачѣмъ вы прямо не сказали мнѣ, что не имѣете никакого понятія о сельскомъ хозяйствѣ!»
— Отчего я не сказалъ вамъ это, вы, маковый стебель, вы — капустный кочанъ, вы — бобовый отпрыскъ? Этого еще не доставало! Въ первый разъ въ жизни приходится мнѣ слышать такой дурацкій вопросъ. Повторяю вамъ, я 14 лѣтъ имѣлъ дѣло съ разными редакціями, но впервые слышу, что для редактированія газеты необходимо что-нибудь знать! Ахъ, вы, навозная рѣпа! Да кто же пишетъ театральныя рецензіи во второстепенныхъ газетахъ? Свора нахально пролѣзшихъ впередъ сапожниковъ и аптекарскихъ учениковъ, которые смыслятъ въ драматическомъ искусствѣ какъ разъ столько же и нисколько не больше, чѣмъ я въ сельскомъ хозяйствѣ. А кто критикуетъ книги? Люди, которые сами никогда не написали ни одной книженки! Кто мастеритъ глубокомысленныя передовыя статьи по финансовымъ вопросамъ? индивидуумы, имѣющіе божественное счастье ровно ничего не понимать въ этомъ. Кто разбираетъ военныя экскурсіи противъ индѣйцевъ? Господа, которые не умѣютъ отличить военный кличъ отъ вигвама и которымъ никогда не приходилось не только рѣшать споры посредствомъ томагавка, но даже извлекать изъ различныхъ членовъ своей фамиліи стрѣлы, чтобы посредствомъ ихъ вечеромъ засвѣтить становой огонь. Кто пишетъ воззванія о воздержаніи и галдитъ противъ пьянства? Люди, которые развѣ только въ гробу испустятъ первый свой вздохъ, не пропитанный водкой? А кто редактируетъ сельско-хозяйственныя газеты, — вы, могильный червь? А вотъ кто: люди, потерпѣвшіе крушеніе или въ выпучиваніи стиховъ, или въ ремеслѣ бульварныхъ романовъ, или въ кройкѣ сенсаціонныхъ драмъ и вслѣдствіе этого набросившіеся на сельское хозяйство, какъ на временное средство избѣжать дома для призрѣнія нищихъ. И вы еще хотите учить меня журнальному дѣлу! Милостивый государь, я продѣлалъ его отъ альфы до омеги, и теперь говорю вамъ: чѣмъ меньше человѣкъ знаетъ, тѣмъ больше можетъ обратить на себя вниманіе и тѣмъ большаго уваженія къ себѣ можетъ требовать! Будьте увѣрены, что, если бы я былъ только неучемъ, вмѣсто того, чтобы быть образованнымъ, и нахаломъ, вмѣсто того, чтобы быть скромнымъ, то я давно уже легко пріобрѣлъ бы себѣ имя въ этомъ холодномъ свѣтѣ, развратившемъ самого себя. Я ухожу, сударь! Послѣ того обращенія, какое вы позволили себѣ, я вполнѣ готовъ уйти отсюда. Но все-таки я исполнилъ принятыя на себя обязательства и всѣ условія нашего контракта соблюдены, насколько, конечно, мнѣ дана была къ тому возможность. Я обѣщалъ вамъ сдѣлать вашу газету интересной для всѣхъ классовъ населенія, — и я сдѣлалъ это. Я сказалъ, что съумѣю довести розничную продажу до 20 тысячъ экземпляровъ. И я съумѣлъ бы обладить это, если бы въ моемъ распоряженіи находились еще только двѣ послѣдующія недѣли. И я пріобрѣлъ бы вамъ лучшихъ читателей изъ всѣхъ, когда-либо читавшихъ вообще сельско-хозяйственныя газеты, — между ними не было бы ни одного сельскаго рабочаго и даже ни одного индивида, умѣющаго отличить дерево, на которомъ ростетъ дыня, отъ ползучаго кустарника, на которомъ ростутъ персики. И отъ теперешняго разрыва нашего теряю отнюдь не я, а именно вы, вы — капустное растеніе! Addio! — И я удалился.
1870
