Михаил Крюков - Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы
Омич приказал в случае обстрела прятаться в БТРах и сразу же выводить машины с площадки, и теперь сидел над картой, грыз карандаш и ломал голову, куда уводить отряд. Двигать в базовый лагерь тем же путём было опасно, просить пехоту выставить блоки – окончательно запороть всю операцию.
Тянулся пасмурный день. Группы мёрзли на засадах, потихоньку жевали галеты и холодную тушёнку. Редкие снежинки кружили белыми мухами, ныряли в стылую грязь.
16:46, 04 марта 2001. Омич– Татарину. Три двойки, по руслу. Вижу восемь. Вижу десять… двенадцать…
Духи шли по руслу. Шувалов быстро прикинул расклад. Нормально. Направление подхода угадано, мины выставлены, группа успела окопаться. Грач чуть сместился, отрезая боевикам пути возможного отхода. Отряд был небольшой, двенадцать «чехов», вооружение стрелковое, два пулемёта, гранатомёт – наверняка, разведка. Шли грамотно, головкой, боковые дозоры и тыл, но уж больно торопливо – видимо, не терпелось засветло выйти к лагерю и организовать наблюдение. Здоровенькие, упакованные, видно, что не первый год воюют, а вот дисциплина в подразделении хромает, идут вроде осторожно, а веточками похрустывают, стволами кусты цепляют, в ядре ещё и ругаться умудряются полушёпотом.
Головной дозор сняли в два ВССа[7] и сразу растащили по кустам, забрав радиостанцию. Русло ручья в этом месте делало небольшой изгиб, остальные «бородатые» держали дистанцию метров в сорок. На духовский запрос по станции ответили двумя щелчками тангенты – заблаговременно подслушанный условный сигнал. Главные силы противника двинулись дальше, дошли до поворота, Татарин произвёл подрыв установленных мин. Четыре ОЗМ-ки[8] разом грохнули, разметав клочья по деревьям. Боковые дозоры и тыл боевиков тут же залегли, открыв стрельбу во все стороны, но группа Татарина вжалась в отрытые окопчики, слилась с мёрзлым мхом, отмолчалась. Не получив ответа, духи успокоились. Решив, что заминированное русло никем не прикрывалось, завыглядывали из укрытий, закаркали гортанными голосами. Наконец двое полезли в ручей, осмотрели тела подорвавшихся, собрали оружие и закарабкались вверх по склону. Тихо всхлипнули бесшумные винтовки, два трупа, бряцая оружием, покатились на дно. Немногочисленные остатки банды, уже не прячась, ломанулись назад по руслу, прямо на пулемёты Грача. Тут уже деликатничать не стали, бойцы прилежно отработали по коробу.
Шувалов был доволен. Минусы обернулись плюсами, среди разведчиков раненных и убитых нет, результат впечатляет. Шуму, конечно, наделали, но тут уж не до жиру. Забито двенадцать «бородатых», если их основные силы где-то на подходе – вряд ли сунутся, услышав звуки боя и потеряв со своими связь. Трофейная станция пару раз что-то обеспокоено спросила на чеченском и замолкла – «духи» ушли на другую частоту.
Сейчас ноги в руки и сваливать отсюда. Жаль, погода хреновая, вызвать бы вертолёты, может, получилось засечь остальных и грамотно навести артиллерию… Надо спешить. Пока светло, есть шанс проскочить.
18:00, 04 марта 2001.
– Палыч – Омичу.
– Связь.
– Всё, отход, «ленту» на дорогу.
БТРы и шестьдесят-шестая выползли на дорогу, построились в походный порядок. Наводчики хищно поводили жалами КПВТ,[9] обшаривая в прицелы стремительно темнеющие склоны. Гружёный «Урал» беспомощно елозил в своём укрытии – за день жирная глина подраскисла, солидолом забила протекторы колёс. Из леса потянулись разведчики – пыхтящие, нагруженные трофейным оружием и снаряжением. Развернули охранение, полезли на броню. Водитель «Урала»– бритоголовый, с оттопыренными ушами боец по фамилии Клюков, смешно пучил глаза и вытягивал шею, отчаянно газовал.
Палыч подошёл к «Уралу», глянул в капонир, открыл дверь в кабину:
– Слушай сюда, Клюква. Я тебя сейчас бэтэром зацеплю, как трос натянется, дашь на первой полный газ, как вылезешь – сразу нейтралку и по тормозам. Понял?
– Так точно…
– Давай…
Палыч выдернул из колонны замыкающий БТР, подогнал задом, завёл буксирный трос. Отошёл метров на двадцать – не дай Бог, лопнет – срежет, как бритвой. Махнул механику. БТР пыхнул соляркой, потянул, Клюков дал газу, «Урал», поднимая фонтаны жидкой грязи, полез из своей ловушки…
18:10, 04 марта 2001. Земля встала вертикально и с размаху ударила Палыча по затылку. Пропали звуки, смазалась картинка. Капитан попытался вдохнуть – не смог. Подвигал челюстью, выплюнул что-то солёное, дунул в нос, прочищая ходы. Поморгал глазами. Прямо по курсу было пасмурное небо, под ногами пустота. Наконец до него дошло, что он лежит на спине, впечатавшись в огромную лужу, ледяные струйки уже весело текут за шиворот, холодят гудящий затылок. Сразу встать не получилось, Палыч перевернулся на живот, встал на карачки, утопив в жиже ладони. Закашлялся, выхаркивая из лёгких комья глины. Все действия казались невообразимо затянутыми, как при замедленной киносъёмке.
Так, «Урал»… Где он? Поднялся, помотал головой…
Грузовик скатился назад, в капонир, кабина была разворочена, левое переднее колесо залетело в кусты.
На выезде из укрытия чернела воронка, над которой все ещё висело в воздухе сизое облако, напоминающее небольшой ядерный гриб. Возвращающееся обоняние резала вонь солярки и тротиловой гари.
«Оружие» – обожгла мысль. Палыч поискал вокруг себя. Автомат оказался в руках, только держал его капитан как будто двумя кусками дерева. Забросил оружие за спину и, шатаясь и потирая отсушенные ладони, побежал к «Уралу».
Грузовик наклонился на левый бесколёсный бок, крыша вздыблена, искорёженная дверь заклинила. Срывая ногти, потратив бесконечные секунды, удалось её открыть. Палыч встал на подножку, хрустнул стеклянным крошевом. Урал накренился ещё, застонал рваным железом. Вот он, Клюков, как обычно, выпучил свои глаза, затянутые красной сеткой полопавшихся сосудов, пялится с ужасом и непониманием.
Секунда на оценку обстановки. Боец зажат между сиденьем и рулём в районе таза, голову держит, значит, шея не сломана. Странно, потолок кабины над его головой вмят, явно здорово припечатался. Правая рука сломана и неестественно вывернута, ниже локтя вообще сплошное месиво, а дальше… Дальше. Левую ногу не видно, теряется где-то под остатками приборной доски. Пах разворочен, лоскутья и клочья ваты – остатки штанов– густо пропитаны кровью. Правая нога… Правая разбита в районе бедра, явно разорвана артерия – кровь хлыщет пульсирующими толчками, скатывается ртутными шариками по снежно-белому обломку бедренной кости.
Клюков пялится необыкновенно осмысленным взглядом, но явно не понимая, что с ним произошло и что ему делать – боли он, по всей видимости, ещё не чувствовал из-за шока. Палыч глянул на него построже, тихо сказал:
– Рот закрой, воин. Нормально всё.
Боец немедленно захлопнул отвисшую челюсть, длинно, со свистом выдохнул, пустив из угла рта кровавые пузыри, и вдруг обмяк, мешком сполз на сиденье.
Всё. Надо вытаскивать его отсюда. Палыч обернулся, хрипло проорал через плечо: «Жгуты и промедол!»
Правая нога солдата оказалась обмотанной вокруг рычага переключения передач, держалась на лоскуте кожи и лохмотьях ватных штанов. Не долго думая, Палыч вытащил нож и обрезал всё это. Дёрнув вниз остатки штанины проткнул её сбоку лезвием, пару раз крутанул, затягивая импровизированный жгут. Водительское сиденье со своих креплений было сорвано. Капитан вышиб его пинком вглубь салона, потянул молчавшего Клюкова на себя. Левая нога выскользнула из своего плена, изгибаясь в тех местах, где ей совсем не положено. Всё ясно, тоже раздроблена. Пачкаясь в липкой крови, подхватил бойца под тощий зад, передал кому-то в подставленные руки.
Стали подходить разведчики, прибежали командиры групп. Доставали промедол, потрошили свои индивидуальные перевязочные пакеты. Кто-то не сдержался, запричитал:
– Ой, бля…
– Ой, ё…
Клюков задышал, оглянулся безумными глазами и заскулил.
– Тихо все! Нахер ушли отсюда!– Палыч поймал взглядом вытаращенные глаза первого попавшегося разведчика. Тихо и внушительно сказал:
– Сейчас жути нагоните, он запаникует и умрёт. Всё нормально, всем улыбаться, ясно? И вообще, дуйте по своим местам, не дай Бог обстрел начнётся.
Подошёл Омич, разогнал разведчиков.
– Ты как сам-то, Палыч?
– Нормально…
Капитан дошёл до БТРа, постучал в броню прикладом.
– Тимоха, цел?
– Так точно…
– Воды умыться дай… И бушлат чистый. Пока механик возился внутри машины, Палыч повернул на себя зеркало заднего вида, глянул… Да уж, ну и рожа. Весь в крови и глине, на черта похож. Скинул бронежилет, бушлат, ставший комком сырого теста. С пятилитровой пластиковой баклажкой подскочил Тимоха.
