Александр Шаргородский - Иерусалимские сны
— Могу сделать шведом! — предложил из мешка Бернадот.
— Перед самым приходом Мессии?! — возмутился Фаерман. — Нет уж, я лучше останусь евреем!
— Товарищи, спасите, больше не могу! — вопил старик Яков.
— Летать надо только высоко, — повторил Оскар.
Позади раздался вздох.
Это был еврейский вздох. Со временем начинаешь различать вздохи: когда печаль передается по наследству — вздох становится искусством.
Я оглянулся — рядом стояла мама.
— Мальчик мой, — сказала она, — я помыла крыжовник, пойди поешь.
В старой башке моей всплыла дача и станция Авоты, которой больше нет…
— Едет, едет! — послышались крики.
На голубом ослике с зеленого холма спускался Мессия.
— Мой осёл! — орал Орнштейн.
— Успел на открытие памятника! — обрадовался Зись.
Сливкер бросил заслуженного летчика, вытянул руки вперед и понёсся навстречу Мессии.
И все вытянули руки — и взлетели. И смолкла труба…
Мошко Весёлый подрулил ко мне.
— У тебя не найдется немного синей травки? Я столько ехал, что он проголодался.
Дед соскочил с ослика и достал из сумки сверток.
— Лейках, от бабушки, еще горячий, — сказал он, — где телефон?
Я с аппетитом жевал пирог.
— Тора через тебя прошла? — спросил дед.
— Да, — сказал я.
— Бог помог?
— Помог…
— Чего же ты не вернулся?
Я вздрогнул.
— Как, — не понял я, — куда?
— Домой.
— Как это — не вернулся? С чего ты взял, дед?!
— Ты уже несколько лет здесь, — сказал он, — ты уже давно живешь в Иерусалиме.
— Дед, — ахнул я, — ты спятил!
Я побежал к луже. Оттуда на меня смотрела морда осла и старик с седой бородой, похожий на Мошко Весёлого…
— Ну, убедился?
— Дед, — спросил я, — скажи, почему я не вернулся?
Мошко Весёлый улыбнулся, цокнул языком.
— Потому же, что и я, — ответил он и исчез в иерусалимском тумане.
