Лана Мациевская - Хвост судьбы (сборник)
Гемза резко повернулся к Дику спиной, нелепо взбрыкнул толстенькой задней частью с пушистым кругленьким хвостиком и… мгновенно превратившись в обыкновенного зайчишку, бросился удирать в лес. Дик преследовал его до тех пор, пока окончательно не выбился из сил. «Странно, почему Хозяин не стрелял?» – думал пёс, поспешно возвращаясь на поляну.
«Ну что? Набегался?» – Дмитрий Николаевич стоял у того же куста бузины, от которого Дик погнал «Гемзу».
«Смотри, какие потрясающие кадры мы с тобой сделали!» – Хозяин сунул под нос псу штуку, которую тот сначала принял за ружьё (кстати, о том, как выглядит настоящее ружьё, Дик тоже имел самое приблизительное представление). Это оказалась профессиональная цифровая фотокамера, которая запечатлела «приключения на охоте» во всей красе. «Вот он, заяц под кустом. Смотри, Дик, ветки сложились у него над головой, точно рога. А вот ты, милый, преследуешь его, как заправский охотник. Отдам-ка я эти снимки в какой-нибудь журнал про природу. Помнишь, как там говорил Кот Матроскин: „А потом будешь полдня за зайцем бегать, чтобы ему фотографию отдать“?» – Хозяин ласково потрепал Дика за ушами.
«Вот оно, счастье! – думал пёс. – Это была Настоящая Охота! Хозяин ведь мною доволен! А Гемзу я теперь перестану бояться.
Заяц, он заяц и есть, хоть с рогами, хоть без. И с тем странным пёсиком помирюсь, буду с ним играть. А то как-то неудобно тогда получилось. И на охоту мы с Хозяином ещё не раз съездим. Теперь я знаю, что нужно делать, чтобы он добыл эти свои – как там он их назвал? – „потрясающие кадры“».
Вернувшись вечером домой, Дик дружеским «тявком» поприветствовал Гемзу. Уставший от пережитых волнений, он сразу завалился спать. Первую ночь пёс спал спокойно. Кошмары ему больше никогда не снились…
Почти по Вагнеру
Бывают ли у вас минуты, когда кажется, что жизнь несправедлива к вам? В последнее время известного пианиста и концертмейстера Вахтанга Чавчавадзе подобные мысли посещали постоянно. Особенно было обидно, что винить никого, кроме себя, он в сложившейся ситуации не мог. Ох, в недоброе время адепт чистого классического искусства поддался искушению золотым тельцом и принял предложение одного знаменитого столичного продюсера позаниматься до конца лета с несколькими его эстрадными «проектами», как сам продюсер называл раскручиваемых им исполнителей. Казалось бы, чего проще? Вахтанг в своё время готовил сложнейшие концертные программы со многими звездами мировой оперной сцены, а тут всего-то выучить несколько простеньких эстрадных песенок, причём за целых три месяца! Правда, Вахтанг считал, что для этих «шлягеров» достаточно недели, но заказчик всегда прав – лето так лето. Да и гонорар продюсер пообещал за это «пустяковое дело» царский. Но у каждой медали есть оборотная сторона. И в данном случае она оказалась поистине «тёмной» стороной.
Нервы у пианиста сдали уже на втором занятии с «проектом № 1» – молодящейся многодетной певицей Клавдией (рафинированный интеллигент, Вахтанг никак не мог привыкнуть обращаться к женщине в летах без отчества, да ещё и не зная фамилии, но продюсер успокоил его – мол, у них так принято). Эстрадная дива совершенно не могла попасть в тональность, а Вахтанг, с его тонким слухом, до боли зубовной не переносил фальши!
Да ещё любимый ротвейлер музыканта, «по-оперному» – Тангейзер, для своих Гена, подливал масла в огонь. Недаром говорят, что собаки похожи на своих хозяев. Тангейзер обожал классическую музыку. Часто, когда Вахтанг занимался с певцами и певицами, он приходил, ложился под рояль и сладко подрёмывал под какую-нибудь «Сцену письма Татьяны к Онегину» или «Куплеты Мефистофеля». Но стоило только артисту случайно сбиться и взять неверную ноту, Тангейзер вскакивал и начинал громко и надрывно выть, так что мурашки бежали по телу у тех, кто этот вой слышал. Конечно, многим певцам (а особенно певицам) такой «дуэт» с собакой действовал на нервы. Но все, кому посчастливилось работать с Вахтангом Чавчавадзе, терпели и не смели выражать неудовольствие: авторитет концертмейстера высочайшего класса, способного из любой хористочки сделать примадонну, был непоколебим (из-за этой-то славы «мага и волшебника от музыки» продюсер и обратился именно к нему). К тому же Тангейзер никогда не позволял себе выть просто так, служа, таким образом, лучшим индикатором качества исполнения. Вахтанг любовно называл своего пса «мой майстерзингер», намекая, что если кто и является настоящим «мастером пения», так это его замечательный ротвейлер.
И вот теперь, после разных Кармен, Лоэнгринов и Снегурочек, на Тангейзера «свалилась» Клавдия. Да ладно бы она одна! Тем более что занятия с ней быстро завершились: Клавдия оказалась беременной очередным ребёнком от своего четвёртого мужа и перестала быть «проектом».
Приходил ещё паренёк со странным именем Тутмос («проект № 2»). Но его Тангейзер вообще игнорировал, только вместо лежания под роялем уходил в самую дальнюю комнату апартаментов Вахтанга, стены которых были дополнительно отделаны звуконепроницаемым материалом.
Главной бедой оказалась Маня Берендей («проект № 3»). «Проект Берендей» обещал стать особенно успешным, и продюсер очень настойчиво советовал Вахтангу сделать всё возможное, чтобы «тонкая творческая личность» хотя бы не столь явно не попадала в фонограмму, как на последнем концерте». Так вот, негодяй Тангейзер начинал выть на Берендей сразу, едва она переступала порог, не давая ей даже рта раскрыть, чего раньше с ним никогда не бывало. У «тонкой творческой личности» мгновенно случалась затяжная истерика, а Вахтанг, успокаивая её, мысленно нервно подсчитывал финансовые убытки, которые он понесёт, если не сможет оправдать оказанного ему «высокого доверия».
В последний раз, после очередного сорванного Тангейзером занятия с Берендей, Вахтанг сам вспылил и уехал на все выходные к себе на дачу, оставив пса на попечение домработницы, которую по иронии судьбы тоже звали Маня.
Ненастным утром в понедельник Вахтанг вернулся в ещё более подавленном настроении, чем уезжал. Он, давно не выбиравшийся в своё «имение» по причине тотальной занятости, обнаружил, что его любимый куст жасмина перед террасой почему-то сбросил листву и совершенно засох. Значит, не придётся больше тёплыми летними вечерами, в редкие часы досуга наслаждаться сладковато-терпким дурманящим ароматом. Да ещё эти занятия, будь они неладны! Как же хочется плюнуть на всё и махнуть на недельку подлечить расшатанные нервы куда-нибудь в старушку Европу (кстати, приглашение на предстоящий Байройтский фестиваль со дня на день должно было прийти из Германии)!
Размечтавшийся Вахтанг вернулся с небес на землю, тяжело вздохнул, подозвал к себе Тангейзера и строгим голосом произнёс:
– Если ты сегодня только покажешься на глаза Берендей, или как там её «в миру» кличут, я за себя не отвечаю!
И уже мягче добавил:
– Мне нужно с ней позаниматься, понимаешь? Нужно! Я тебя очень прошу.
Он потрепал пса за ухо и с удовлетворением отметил, что умница Тангейзер, никак не отреагировав на звонок в дверь, понуро удалился куда-то в дальние комнаты.
– Вы прогнали из дома свою ужасную собаку Баскервилей? – прямо с порога, не поздоровавшись, прочирикала Берендей, вплывая в прихожую вместе с облаком каких-то приторных удушающих духов. А ведь даже начинающий певец знает, как губительны для голоса любые резкие запахи! Хотя они губительны для голоса…
– Не будем терять времени. Начнём! – оставив вопрос без ответа, нарочито бодро произнёс Вахтанг и увлёк Берендей к роялю. Им предстояло много работы: целых три потенциальных хита, один из которых, «Охи-вздохи!», особенно раздражал Чавчавадзе примитивной музыкой и бессмысленным набором слов вместо текста.
Берендей манерно оперлась на крышку рояля, открыла ротик, и её слабенький, еле слышный голосочек что-то запищал вне ритма и тональности.
И тут откуда-то издалека (Вахтангу показалось – из самой преисподней!) раздался низкий, утробный рев, явно предвещающий чью-то трагическую безвременную кончину.
Берендей заверещала так, что у концертмейстера заложило уши (голос-то у неё всё же имелся, причём на редкость высокий и резкий), и стремглав выскочила из комнаты.
– Ноги моей больше не будет в этом проклятом доме! – это было последнее, что услышал Вахтанг за захлопнувшейся буквально перед его носом дверью.
От злости пианист зарычал не хуже (и не тише!) виновника скандала и бросился вглубь квартиры, откуда навстречу ему, радостно виляя за неимением полноценного хвоста всей своей задней частью, выбежал Тангейзер. Весь его вид словно говорил: «Правда, я молодец? От такого геморроя тебя, любимый хозяин, избавил! К тому же петь она не научится никогда!» При виде умильной собачьей физиономии (вы замечали, что почти все ротвейлеры умеют улыбаться?) Вахтанг почувствовал, как праведный гнев его куда-то стремительно испаряется.
