Роберт Ладлэм - Дорога в Гандольфо
— Мне может понадобиться адвокат, Сэм, — пояснил Хаукинз. — И считаю, ты самый лучший из всех, с которыми я когда-либо имел дело.
— Наверное, потому, что я был единственным, с кем ты встречался...
— Правда, у тебя имеются слабые места, хотя их и не так уж много, — перебил его генерал, снова надевая очки. — Ты меня извини, но это так. И поэтому я еще не знаю. найму я тебя или нет. Мне надо как следует подумать.
— А заодно и нейтрализовать Броукмайкла?
— Прежде скажи, ты сможешь представить мне свои соображения относительно работы в качестве моего адвоката? Только на две недели? Кое-какие деньги у меня есть...
— Я знаю совершенно точно, чем ты располагаешь, Мак, — сочувственно покачал головой Дивероу. — Я должен был это знать... Ты хочешь получить от меня совет относительно инвестиций?
— Что-то вроде этого...
— Тогда я помогу тебе, Мак, даже не имея соответствующей квалификации. Я говорю серьезно. — Сэму было известно, что за всю свою жизнь, полную приключений и риска, Хаукинзу удалось скопить всего пятьдесят тысяч долларов. Ни авуаров, ни недвижимости, ни домов, ни акций у него не было. И на эти деньги плюс пенсия он должен был прожить все оставшиеся годы. — А если я не сумею дать тебе совет — тот, в котором ты, на мой взгляд, нуждаешься. Мак, — то я найду еще кого-нибудь, кто сможет сделать это.
— Весьма признателен тебе, сынок.
Может быть, это только показалось Сэму, а возможно, и на самом деле в суровых глазах генерала сверкнули слезы. Но сказать об этом с уверенностью было трудно из-за темных очков.
— Это — то немногое, что я могу сделать для тебя. Может быть, это звучит и несколько категорично, но мне кажется, что такая несложная работа под силу каждому. Ты немало совершил славных дел, но был раздавлен мелкими людишками. Я знаю это.
— Ладно, парень, — глубоко вздохнув, несколько высокопарно произнес генерал, — каждый делает то, что он должен делать в этом мире. Сейчас же... Ох, этот чертов пиджак жмет сильнее парадной формы, которую я надевал в День памяти!
Хаукинз вытащил из нагрудного кармана сложенный журнал, некоторые страницы которого были загнуты и помечены красным карандашом.
— Что это? — поинтересовался Сэм.
— Пропагандистское издание китайских коммунистов. которое косоглазые оставили у меня в камере. Самая заурядная коммунистическая чепуха, написанная на отвратительном английском языке. В одной из статей говорится о той несправедливости, которая буквально царит в церкви как религиозном учреждении. У римского папы есть двоюродный брат, так что вместе они являют собою некое подобие братьев Броукмайклов. Правда, у папы и его кузена разные имена, хотя похожи они друг на друга как две капли воды: их невозможно отличить. Кузен даже вынужден был отрастить бороду, чтобы отличаться от его преосвященства.
— Я что-то не понимаю. При чем тут несправедливость?
— Этот кузен, третьеразрядный певец в какой-то небольшой оперной труппе, половину времени сидит без работы. Китайцы без особого труда делают сопоставление: певец, исполняя арии, рвет, что называется, свою душу во имя культуры и в то же время влачит полуголодное существование, тогда как его кузен папа предается чревоугодию и обворовывает бедных.
— И это настолько заинтересовало тебя, что ты решил отметить все это?
— Да нет, парень. Просто я отметил все эти несоответствия, чтобы обратить твое внимание на этого священника, моего друга. Возможно, это удивит тебя, но я кое-что почитал о том, о чем прежде никогда особенно не задумывался. Ну, скажем, о Боге, церкви и тому подобном... И прошу тебя, не смейся сейчас.
— Я никогда не смеюсь над такими вещами, Мак, — мягко улыбнулся Дивероу. — Не думаю, что в них есть что-нибудь смешное. Мы ведь не только имеем закрепленное конституцией право на религиозные чувства, но зачастую и черпаем в них самую настоящую поддержку.
— Это ты здорово сказал. По-настоящему проникновенно, Сэм. Кстати, я хочу предупредить тебя кое о чем относительно этого дела с Броукмайклом. Завтра утром в «Джи-2» держи свой поганый рот на замке и делай то, что я велю тебе!
Когда Дивероу подъехал к отелю, Хаукинз, с кейсом в руке, судя по виду, весьма дорогим, стоял под большим навесом, ожидая его. Открыв дверцу машины свободной рукой, он сел в нее. Его лицо расплылось в широкой улыбке.
— Черт побери, какое чудесное утро!
На самом деле утро в тот день вовсе не было чудесным. Более того, оно было холодным и промозглым, а небо грозило в любую минуту разразиться проливным дождем.
— Твой барометр немного барахлит.
— Ерунда! Восприятие погоды, как и возраста, зависит исключительно от того, как ты себя чувствуешь. Я же чувствую себя сегодня превосходно!
Хаукинз провел руками по лацканам твидового пиджака и, поправив красный галстук, повязанный поверх модной полосатой рубашки, осторожно коснулся пальцами волос над ушами.
— Рад видеть тебя в таком прекрасном настроении, — проговорил Сэм, трогая машину с места и направляя ее в поток уличного движения. — Но я не хотел бы раздражать зря охрану и поэтому не советую тебе брать с собой этот твой кейс. Тем более что все равно ты не сможешь утащить ни одной бумаги: из"Джи-2" ничего не исчезает.
Хаукинз только засмеялся в ответ. Вытащил из кармана рубашки сигару и отрезал серебряными ножницами ее конец.
— Не забивай свою законопослушную голову мелочами! Я уже обо всем этом позаботился.
— Тебе не о чем заботиться Я отвечаю за тебя и сделаю все возможное, чтобы не вляпаться в какую-нибудь историю в остающиеся двадцать четыре часа!
Дивероу выплеснул все свое раздражение через автомобильный сигнал, многократно усиленный загудевшими вокруг другими машинами.
— Боже мой, ты в плохом настроении! Следи-ка лучше за дорогой и не думай о флангах.
— Черт возьми, неужели не осталось никого, кто бы говорил на английском? Что это еще за «фланги»? Что это значит?
— Это значит то, что я сказал тебе при последней встрече, — ответил Хаукинз, прикуривая сигару. — Делай то, что я велю тебе, и не суетись. Кстати, ты хочешь узнать, как зовут того человека, который заправляет в архивах «Джи-2»? Впрочем, тебе это ни к чему. Только имей в виду, что это настоящий сукин сын и настоящий гений. Я и подумать не мог, что делаю для службы, когда вытаскивал его из находившегося к западу от Ханоя лагеря несколько лет тому назад. Он тоже окончил вест-пойнтскую академию. Представляешь себе? В тысяча девятьсот сорок седьмом году. Вместе со мной, черт побери! Бывают же совпадения!
— Нет!.. Нет, Мак!.. Нет!.. Нет, нет, и нет! Ты не сможешь делать это! Я не позволю тебе!
Сэм снова набросился на сигнал, резко подав его хромой старой леди, которая выбрала для перехода через перекресток не самое подходящее время. Бедняга втянула и испуге голову в свои подрагивающие плечи.
— Параграфом семь-семь-пять вполне определенно предусмотрено присутствие сопровождающего военного юриста. Сопровождающего, Сэм, а не наблюдающего. Он обязан привести офицера, имеющего допуск к секретной работе, и затем увести его из «Джи-2», но входить в специальную комнату, где происходит вся процедура, ему запрещается.
Маккензи, смакуя сигарный дым, глубоко затянулся.
— Но есть и кое-что еще, что запрещается! Слышишь ты, сукин сын? — Дивероу снова в ярости ударил рукой по краю сигнального устройства: хромая старая леди проковыляла к тому времени до середины улицы. — Например, туда нельзя входить с чемоданом!
— Это так, если только офицер не вносит в чемодане свои последние замечания, которых никто, кроме начальника архива, не должен видеть: это секретные документы.
— Но у тебя же в кейсе ничего нет! — воскликнул Сэм, указывая на чемодан.
— Откуда тебе это известно? Ведь он закрыт.
У входа в помещение военной разведки Хаукинза встретили два представителя военной полиции и без лишних слов и со знанием дела препроводили его в специальную комнату, в которой ему надлежало выполнить предписанные параграфом инструкции. Сэм шел сзади. Все происходящее казалось Дивероу соблюдением обычных формальностей, как при исполнении смертного приговора, разве что только вот Мак выглядел каким-то безвольным и даже слегка сутулился в своем модном твидовом пиджаке. Но как только они вчетвером оказались в комнате, Хаукинз выпрямился и сменил обходительную речь штатского человека на резкий лай строевого генерала. Он сразу же приказал полицейским отвести Сэма в смежную комнату и потребовал вызвать их начальника. Капитан из военной полиции отдал Хаукинзу честь, молча взял Дивероу под локоть, вывел его в соседнюю комнату и, хлопнув дверью, закрыл ее. Потом, проверив коридор, он, щеголяя выправкой офицера вермахта, направился в холл. Конечно, они заперли и ту дверь.
У Сэма было такое ощущение, что он это когда-то уже все видел. Затем Дивероу вспомнил, что как-то поздним вечером, несколько недель назад, наблюдал нечто подобное по телевизору в фильме под названием «Семь дней в мае».
![Роберт Хайнлайн - Дорога славы [Дорога доблести]](/uploads/posts/books/57358/57358.jpg)