Мартти Ларни - Прекрасная свинарка
Я, словно мать, потрепала небритую щеку моего чувствительного Клавдия и сказала:
— И из-за этого ты впал в такую глубокую тоску? Ах, вы, несчастные мужчины!
— Милая Минна, — пытался оправдаться мой муж. — Ведь я же не виню тебя. Я не верю сплетням. Я знаю, что твоя нравственность непоколебима. Но что делать, если нынче люди так подлы? Они стараются всячески очернить тебя и говорят, что ты продаешь денежным тузам не только краски да клейстер…
— А почему бы и не продавать? — сказала я холодно. — Мужчины ведь способны купить все, что только ни предложит им красивая женщина.
— Минна, ты злишься.
— Нисколько. Я говорю только правду. Теперь, когда я пригляделась к мужчинам более критично, я могу сказать, что они порядочные свиньи. Они говорят о любви, точно о какой-то болезни. Но нынче каждому разумному человеку известно, что патология любви — это ад, ворота которого вообще не следовало бы открывать. Мужчин увлекает все новое и непривычное. Мужчина женится на Берте лишь потому, что думает о Герте и никак не может овладеть Мартой. Если ты с первого взгляда не проявишь пламенной любви к мужчине, он скажет, что ты не настоящая женщина, если же проявишь, он назовет тебя легкомысленной, слишком чувственной, продажной, распущенной, соблазнительницей, дешевой потаскушкой или еще что-нибудь в этом роде. Весь словарь человеческого языка словно нарочно создан для унижения женщины и превознесения мужчины. Минуточку терпения, я докажу это! Как часто про женщину говорят: она падшая, заблудшая, но зато мужчина в таких случаях — гордый разбиватель сердец; женщину называют девицей для развлечений, кокоткой и проституткой, а мужчину — донжуаном, героем-любовником. Супружеская неверность женщины — это всегда позорное преступление, а неверность мужчины — просто свободомыслие здорового человека, для которого естественны кое-какие шалости и веселые «заскоки», хотя на самом деле такой мужчина, несомненно, либо импотент, либо попросту — всеядное животное, как свинья. Я никогда не слыхала, чтобы говорили о «мужчинах для развлечений» или об «уличных мужчинах», хотя их существует значительно больше, чем женщин в подобном положении. Жаль, что финский язык мне не родной, а то я бы создала несколько новых слов для обогащения этого, впрочем, красивого и благозвучного языка. Но, как природная американка, я осмелюсь внести предложение, чтобы в издающийся ныне «Словарь современного финского языка» хотя бы параллельно с «проституткой» и «потаскушкой» включили соответствующие существительные мужского рода: «проститут» и «потаскун»…
Мне пришлось прервать мою страстную и несколько издевательскую речь. Мой дорогой, мой бесценный муж громко всхлипывал:
— Минна… Минночка, милая… Не бей больше…
Я дотронулась кончиками пальцев до его широкой волосатой груди и сказала примирительно:
— Ты у меня, конечно, исключение… Не могу же я ненавидеть человека, который к тому же совершенная дева…
Разумеется, ненависть — очень низкое чувство. Но я часто замечала, что биологически оно бывает даже полезно, ибо слепая ярость, повышая содержание адреналина в крови, способствует усилению деятельности организма. И неудивительно, что ненависть и любовь нередко так близко сопутствуют друг другу.
Глава пятая
ГРУСТНАЯ
В один из ничем не примечательных декабрьских дней, когда Армас ушел посмотреть, как идут дела на заводе, ко мне в кабинет явился судейский помощник Энсио Хююпия — юрист Сеппо Свина и сказал, что хочет продать мне кое-какие идеи. Я знала его еще со времен работы в «ПОТС и Кo» как приятного, но ненадежного джентльмена, он успел даже побывать в тюрьме, расплачиваясь за какие-то противозаконные поступки. Тюрьма оказала на него благотворное воспитательное действие, какое она оказывает на всех порядочных людей, когда им представляется случай оценить красоту и прочие достоинства жизни с точки зрения птички в клетке. Это был довольно молодой человек, его совесть еще не целиком состояла из боязни полиции, а патриотизм его не испарялся, даже когда речь заходила о налогообложении. Он очень откровенно рассказал мне о своих хозяевах — Сеппо Свине и Симо Сяхля, которые как раз в это время замышляли учинить мне разгром. «ПОТС и Кo» уже договорились о ввозе большого количества иностранного клейстера, чтобы подорвать нас демпингом.
Я усилием воли удержала на своем лице спокойное и равнодушное выражение и ничем не мешала толкователю законов продолжать неторопливый рассказ. Время от времени он старался оживлять повествование приправой занимательности: рассказал об изменениях с семейном положении сотрудников «ПОТС и Кo», о последних похождениях генерального директора, о переходе вице-директора на новый сорт карандашей, а также о двух незаконных абортах, совершенных в последнее время. Энсио Хююпия был еще весьма далек от того возраста, когда все кажется дурным и заслуживающим осуждения. Напротив, его терпимо-снисходительное отношение к слабостям человеческим как будто только усиливалось и становилось глубже. Он готов был понять тех, кто нарушал шестую заповедь и кто подделывал векселя, готов был простить растратчиков и тех, кто совершил ограбление кассы, но ему были ненавистны черствые и бессердечные типы, поклонявшиеся не Аллаху и не Будде, а Мамоне; люди, которые не знают ни горя, ни чистой радости, ни беспокойства, ни грызущих мук совести. К этому сорту людей он относил своих начальников, Свинов, которые, видимо, обошлись с юристом несправедливо и унизили его человеческое достоинство.
— Если Свины начнут продавать клей по демпинговым ценам, тебе придется закрыть свой завод, — сказал он серьезно, вертя в руках шляпу, изношенную до дыр.
— Ты выдал мне очень важные сведения, — сказала я бесцветным голосом. — Но ты ведь обещал дать мне хороший совет.
— Да… Конечно, но…
— Сколько ты хочешь?
— Ну, не надо, милая Минна, понимать меня так…
— Говори прямо.
Энсио Хююпия стал беспокойно осматривать пол и ответил уклончиво:
— Право же, мне от тебя ничего не нужно. Ты была таким хорошим товарищем, приятным сослуживцем. И ты так умна. Собственно, ты единственный человек в «ПОТС и Кo»…
— Я ведь больше там не служу. Так что можешь говорить вполне откровенно. Ну, выкладывай же! Судя по всему, ты ждешь от меня ответной услуги?
— Минна! — воскликнул молодой юрисконсульт. — Я не могу ничего скрыть от тебя. Действительно, я беден, как студент, а скоро рождество…
— И ты должен купить подарки, чтобы задобрить жену, — перебила я, — и детям игрушки, которыми ты сам потом сможешь играть.
— Верно, Минна! Я знал, что ты мне поможешь.
— Ошибаешься! Я не собираюсь ничего дарить тебе. Я лишь иду на сделку. Выставляй свои условия.
Энсио поглядел опасливо на дверь, сбавил голос наполовину и сказал:
— Достаточно я натерпелся от Свинов. Думаю бросить их, как только найду себе новую службу. Если бы ты мне оказала доверие, я смог бы добыть большие деньги и себе и тебе.
— Каким образом?
— Я сорвал бы планы Свинов. Если будем действовать быстро и сообща, мы перехватим у них иностранную клиентуру и сорвем коварный клеевой демпинг.
Он достал из портфеля пачку документов, разложил их передо мною на столе и продолжал с воодушевлением:
— Все проекты договоров находятся в моих руках. Если ты захочешь, их еще не поздно переписать на фирму «Карлссон».
— А риск?
— Ни малейшей опасности. Все произойдет юридически безупречно. Правда, мне после этого придется менять место службы, но, может быть, ты меня порекомендуешь…
Энсио Хююпия вовсе не был книжником и фарисеем, который дрожит, боясь хоть в чем-либо признаться. Напротив, он откровенно сознавался в своих человеческих слабостях и маленьких пороках, сам говорил о своем озлоблении и жажде мести. Я согласилась сотрудничать с ним скрепя сердце, но уже через три месяца поняла, что сделала действительно счастливый выбор. Представительство иностранного производства клея перешло ко мне, а Энсио Хююпия стал юристом моей фирмы. Я неоднократно подвергала испытанию его надежность и преданность, и результат всегда был положительным. Энсио был прирожденным чиновником и все-таки не брал взяток. У него была страсть к самоуничижению, и поэтому он никогда не скрывал своей бедности и других несчастий. Его семейная жизнь трещала по всем швам. Жена была склонна к мотовству, дети распущенны, а сам он испытывал необычайное влечение к алкоголю и азартным играм. Я жалела его и старалась направить на путь истинный. Он бывал очень счастлив, когда его жалели, и потому ко всем тем, кто относился к нему с сочувствием, он проявлял огромную любовь. Но мой муж его терпеть не мог, несмотря даже на то, что Энсио завоевал для нас все клеевые рынки и планировал новое наступление на Свинов. Армас постепенно сделался глубоко религиозным по причине своего слабого здоровья и теперь следил за нашими деловыми мероприятиями как посторонний наблюдатель и строгий моралист. Он искренне верил, что всех людей можно разделить только на две категории: нравственных и безнравственных, а те, кто производит это разделение, само собой разумеется, — люди нравственные.
