Сью Таунсенд - Женщина, которая легла в кровать на год
Ева лежала в постели, глядя на сумерки, и заметила один высохший лист, все еще не опавший с клена. Она решила, что больше не будет декламировать свой спич о беконе. Ведь эта речь банальна и скучна — да и не вполне правдива.
На кухне Брайан отчитывал Александра:
— Хватит кормить мою жену. Вы поощряете ее дурацкий каприз не вставать с постели. Заранее могу сказать, эта придурь неизбежно закончится слезами.
Венера и Томас оторвали взгляды от учебников. Руби, стоявшая у раковины, развернулась, вспугнутая агрессивным тоном зятя.
Александр поднял руки и тихо возразил:
— Но я ведь не могу оставить ее алчущей и жаждущей, так ведь?
— Можете! Да, прекрасно можете! — крикнул Брайан. — Небось тогда она поднимет свою ленивую задницу и спустится на кухню!
— Тихо, тихо, успокойтесь, здесь же дети, — пробормотал Александр. — Ева в творческом отпуске. Ей нужно поразмыслить.
— Но обо мне она ведь не думает? Не знаю, что с ней случилось. Скорее всего, она сходит с ума.
Александр пожал плечами и сказал:
— Я не психиатр. Всего лишь вожу фургон и завтра вывезу ковер вашей жены.
— Нет, черт возьми, вы этого не сделаете! Если попытаетесь снова войти в этот дом и что-то утащить, я позвоню в полицию!
— Успокойся, Брайан, — вмешалась Руби. — Этот порог никогда не переступала нога полицейского и впредь не переступит. — Она повернулась к детям: — На вашем месте, ребятки, я бы надела пальтишки. Похоже, ваш папа готов пойти домой.
Александр кивнул и передал сыну и дочери куртки. Пока те одевались, он подошел к подножию лестницы и крикнул:
— До свидания, Ева! До завтра!
Не дождавшись ответа, он проводил детей до входной двери.
Брайан следовал за ними по пятам. Когда Александр с Томасом и Венерой вышли на крыльцо, доктор Бобер объявил:
— Никакого, черт возьми, завтра. Прощайте! Всех благ!
Глава 17
В Лестере Брайан сызмальства проявил себя очень умным малышом. Едва научившись двигать двадцать шесть кубиков с алфавитом, он начал расставлять их в определенном порядке. Особенно любил разделять кубики на группы по два, четыре, шесть и восемь. Потом он принялся строить — сначала хлипкую башенку из кубиков, которую никогда не рушил взмахом руки, а тщательно разбирал. А незадолго до своего трехлетия, к изумлению всех, кто это видел, выложил предложение: «Мне скучно».
Его отец Леонард попробовал учить Брайана сложению. Вскоре ребенок умел складывать, умножать и делить. Всегда молча. Отец работал в две смены на трикотажной фабрике и приходил домой намного позже того часа, когда Брайан ложился спать. К несчастью, Ивонн практически не разговаривала с маленьким сыном. Она с мрачной решительностью перемещалась по дому с метелкой для пыли в одной руке и влажной тряпкой в другой. Из уголка ее рта всегда свисала сигарета «Эмбасси фильтер». Она редко демонстрировала свои эмоции, но порой бросала на Брайана такой злобный взгляд, что мальчик впадал в подобие ступора.
В свой первый день в начальной школе он отчаянно обхватил руками ноги Ивонн. Когда та наклонилась, чтобы отцепить сына, с ее сигареты на голову мальчика упал большой кусок горящего пепла. Ивонн попыталась его сбить, но лишь разметала пепел по лицу и шее Брайана. Волосы ребенка затлели, и поэтому первое школьное утро он провел в углу класса в обнимку с аптечкой. Учительница оказалась симпатичной девушкой с золотистыми волосами, которая попросила Брайана обращаться к ней «мисс Найтингейл».
И только в полдень, когда остальные дети принялись рисовать восковыми мелками на цветном картоне, а Брайан взял остро заточенный карандаш и начал чертить правильные геометрические фигуры, мисс Найтингейл и вся школа поняли, что к ним попал настоящий вундеркинд.
После долгих манипуляций с терминалом электронной очереди Брайан сумел-таки записаться на личную встречу с доктором Проказзо. Брайан вписал в регистрационный журнал не только имя, но и свой статус — профессор Бобер. Он давно отметил, что заблаговременное оглашение своего места в мире науки оборачивалось в его пользу. С ходу ставило чертовых терапевтов на место.
Он сидел в приемной и читал потрепанный экземпляр «Ланцета»[11]. Брайана увлекла статья об относительных размерах мозга у мужчин и женщин. Автор приводил убедительные доказательства, что мужской мозг превосходит женский как минимум в размерах. На полях явно женским почерком было накарябано: «И почему тогда эти мозговитые ублюдки никогда не пользуются ершиком?»
— Феминистка хренова, — пробурчал себе под нос Брайан.
Пожилой сикх похлопал его по плечу и сказал:
— Профессор, ваша очередь.
На краткий миг Брайан решил, что этот сикх с наружностью восточного мудреца предсказывает ему скорую и неминуемую кончину. Но затем увидел, что на электронном табло мерцает красная надпись «профессор Боо».
— Небось у вас в Пакистане нет таких мигающих штук, а?
— Не знаю, — ответил мужчина в чалме. — Никогда не был в Пакистане.
Брайан вошел в кабинет, и доктор Проказзо мазнул по нему взглядом.
— Присаживайтесь, доктор Боо.
— Я доктор Бобер, — поправил Брайан. — Ваш терминал, должно быть, сбоит…
— Итак, чем могу вам помочь?
— Дело в моей жене. Она легла в постель и твердит, что останется там на год.
— Да-да, — кивнул терапевт, — мой коллега доктор Бриджес, помнится, уже осматривал вашу жену. Судя по результатам анализов, она в полном здравии.
— Я ничего об этом не знал, — нахмурился Брайан. — Мы говорим об одной и той же женщине?
— О да, — снова кивнул врач. — Доктор Бриджес считает, что для своего возраста ваша жена просто пышет здоровьем и…
— Но у нее же с головой не в порядке, доктор! — воскликнул Брайан. — Она даже ужин готовит, обмотавшись банным полотенцем! А я, между прочим, дарю ей новый фартук на каждое Рождество, тогда почему…
— Так, давайте остановимся и поподробнее рассмотрим казус с полотенцем, — перебил доктор Проказзо. — Скажите, доктор Боо, когда начались такие случаи?
— Я впервые заметил около года назад.
— А вы помните, доктор Боо, что именно она тогда готовила?
Брайан задумался.
— Не знаю, что-то коричневое кипело в кастрюле.
— А впоследствии? Вы помните блюда, которые она готовила?
— Почти уверен, что это было что-то из итальянской или индийской кухни.
Доктор Проказзо наклонился к Брайану через стол, вытянул палец, словно нацеливая пистолет, и воскликнул:
— Ага! И ни разу салат?
— Нет, ни разу, — подтвердил Брайан.
Доктор Проказзо засмеялся.
— Ваша жена боится марких брызг, доктор Боо. Нарядные фартуки не вполне подходят для ее нужд. — Он театрально понизил голос: — Не должен нарушать правила конфиденциальности, но скажу вам по секрету, что моя мать готовит свекольные оладьи, обрядившись в старый мешок от муки. Женщины — загадочные создания, доктор Боо.
— Бывают и другие недоразумения, — не сдавался Брайан. — Она плачет, когда смотрит новости: землетрясения, наводнения, голодающие дети, пенсионеры, лишившиеся накоплений… моей жене палец покажи — и она тут же зальется слезами. Однажды я пришел с работы и застал ее рыдающей из-за пожара в Ноттингеме!
— С летальными случаями? — поинтересовался доктор Проказзо.
— Двое погибших, — кивнул Брайан. — Детишки. Но у матери-одиночки, конечно же, осталось еще трое! Еве обязательно нужны какие-то лекарства. Она переживает бурные всплески эмоций. Весь дом вверх дном. В холодильнике ничего нет, корзина для белья забита до отказа, а жена попросила меня выбрасывать отходы ее жизнедеятельности! — Брайан уже сам еле сдерживал слезы.
— Вы слишком возбуждены, доктор Боо, — заметил доктор Проказзо.
Брайан судорожно всхлипнул.
— Она всегда была на кухне. И очень вкусно готовила. У меня слюнки текли, едва я вылезал из машины. Должно быть, аромат просачивался сквозь щель под входной дверью. — Он вытащил бумажный платок из коробки, пододвинутой врачом, и высморкался.
Терапевт ждал, пока Брайан успокоится.
Промокнув глаза, Брайан начал извиняться:
— Простите, что я расклеился… У меня дикий стресс на службе. Представляете, один коллега написал статью, ставящую под сомнение статистическую ценность моей работы о марсианской Горе Олимп.
— Доктор Боо, вы когда-нибудь принимали ципралекс? — спросил доктор Проказзо и потянулся за рецептурным бланком. — Очень эффективный антидепрессант.
Глава 18
Районная медсестра, сорокадвухлетняя Джанет Спирс, с неодобрением отнеслась к поручению доктора Проказзо навестить здоровую женщину, отказывающуюся покидать постель.
Пока Джанет вела свой маленький «фиат» в сторону респектабельного района, где жила миссис Ева Бобер, слезинки жалости к себе туманили ее очки, изготовленные оптиком, по всей видимости симпатизирующим нацистской эстетике. Сестра Спирс не позволяла себе женственных украшений — она не желала маскировать избранную ею стезю праведности. От мыслей о здоровехонькой лентяйке, отлеживающей бока в постели, сестру Спирс буквально мутило.
