Григорий Горин - Избранное
– Да… Да… – зашептала Суламита, как завороженная слушая слова царя, и вдруг продолжила: – Щеки его – цветник ароматный… Губы его – лилии, источающие мирру… Уста его – сладость!
– Ну, хорошо… Суд, насколько я понимаю, закончился, – проворчала Вирсавия и, тяжело поднявшись с трона, первой пошла к выходу…
Толпа в зале расступилась перед вдовой Давида. Люди почтительно кланялись, пытались прикоснуться к краю ее одежды, поцеловать руку…
Вирсавия привычно и спокойно принимала эти знаки поклонения.
Неожиданно на ее пути возникла царица Савская, одетая все в тот же костюм бедуина.
Они посмотрели в упор друг на друга. Вирсавия ощутила нечто дерзкое в этом взгляде и остановилась.
Потом она величественно протянула «юноше» руку для поцелуя.
Царица Савская резко отпрянула, беспомощно оглянулась на своих охранников, словно ища поддержки.
– Не бойся, Балкис! – тихо сказала Вирсавия, назвав тем самым царицу Савскую по имени. – Я – старуха, и, оказав мне почтение, ты ничем себя не унизишь…
Царица Савская густо покраснела, нервно и быстро чмокнула протянутую руку Вирсавии, затем стремительно бросилась вон из зала суда.
За ней поспешила свита охранников-бедуинов…
Храм Изиды. Вечер
Храм языческой богини Изиды размещался на склоне одного из холмов Иерусалима. Когда-то жертвенник стоял просто в одной из пещер, но после того как храму стала покровительствовать жена Соломона, дочь египетского фараона Астис, храм разросся: у него появился наружный двор с четырехсторонней колоннадой. И бывшая пещера превратилась в лабиринт залов, отделанных гранитными плитами и украшенными изваяниями и символами многочисленных богов египтян: Себах-крокодил, Бает – кошка, приготовившаяся к прыжку, Шу – лев с поднятой лапой и др. Особо был разукрашен подъем к алтарю самой Изиды. Здесь находилась огромная чаша для пожертвований и священный каменный нож для пролития крови, ибо иных пожертвований богиня не принимала…
Несколько жрецов-кастратов, безусых, безбородых и бритоголовых, как того требовала традиция, готовили храм к предстоящим мистериям в честь Озириса и Изиды: зажигали светильники, заставляли дымиться специальные кадильницы с благовониями, расставляли фигурки божков с таинственными символами и священными изображениями Фаллоса, которому надлежало венчать любую из мистерий…
Царица Астис возлежала в одном из своих потайных покоев. Одета она была в узкие, плотно облегающие ее пышные формы, шелковые одежды. Лицо было сильно нарумянено и набелено, глаза резко обведены тушью и фосфоресцирующими красками, отчего они увеличивались в размерах и по-кошачьи светились в полумраке…
Один из жрецов-кастратов раскуривал замысловатый кальян, другой опахалом подгонял к царице облачко терпкого голубоватого дымка, заставлявшего нервно и чувственно вздрагивать ее ноздри…
У ног ее смиренно стоял Элиав, стражник Соломона, и жадно пожирал глазами тело царицы…
– Ну, с чем пришел, Элиав? – спросила Астис, жадно вдохнув дым.
– Разреши мне побывать на тайнодействии в честь Озириса, – сказал Элиав.
– Вот как? – улыбнулась Астис. – И что ж ты желаешь обрести на этом таинстве?..
– Тебя, Астис! – просто, по-военному четко сказал Элиав и даже протянул руку, чтобы коснуться царицы, но кастрат шлепнул его веером по руке.
– Меня? – засмеялась Астис. – Да знаешь ли ты, несчастный, что в молениях Озирису нельзя возжелать кого-то отдельно?.. Ты соединишься со мной, но кто-то овладеет тобой… А все вместе – мы лишь части огромного тела нашего божества, который, в свою очередь, ищет тело своей единоутробной сестры Изиды… Впрочем, вам, евреям, это не понять! Верите в своего бестелесного невидимого Бога, которому не дано быть ни изображенным, ни даже названным по имени…
– Все равно – хочу! – тупо настаивал Элиав. – Пусть меня поимеют хоть сто неверных. Пусти меня, Астис!
– А не боишься, что Соломон узнает и выгонит тебя со службы?
– Мне все равно.
– А мне – нет! – строго сказала Астис. – Я хочу, чтоб в свите моего мужа были верные мне люди… Ты ведь верен мне, Элиав? Верен?! – Она погладила его по бедру и, когда он страстно застонал, смеясь, убрала руку. – А что это за девочка, которую он допрашивал в суде? Ты был там?
– Да.
– Ее зовут Суламита?
– Не помню.
– Она хороша собой?
– Для меня – не очень. А для царя – хороша, раз подарил он ей золотого крокодила…
– Знак Себаха?! – Астис в гневе даже привстала на ложе. – Подарок моего отца, великого фараона, он дарит первой встречной девке?!
– Что для него золото? – вздохнул Элиав. – Если он не ценит такой алмаз, как ты…
Астис поднялась, жадно припала к кальяну, вдыхая наркотическое снадобье и впадая в транс…
– Я не хочу, чтоб они виделись! – наконец произнесла она. – Ты понял, Элиав? Не хочу! Сделай это, и я разрешу тебе соединиться со мной в теле божества моего… А теперь уходи! И вы тоже! – закричала она жрецам.
Те послушно, склонясь в поклонах, вышли из комнаты царицы и вытолкали упиравшегося Элиава.
Оставшись одна, Астис, как взбешенная пантера, начала расхаживать по комнате, что-то бормоча и изрыгая проклятья.
Потом она резко отодвинула занавес, и открылось углубление в стене, в котором стояли две обнаженные фигуры Озириса и Изиды, выполненные в человеческий рост.
– О, бог мой, Озирис! – страстно зашептала Астис, обняв фигуру Озириса и покрывая его поцелуями. – Избавь меня от этого злого наважденья! Дай мне забыть мужа моего, изменяющего мне, а значит, неверного в теле… Возьми меня, Озирис! Войди в мое лоно, о бог мой, и заполни меня всю без остатка…
Она опрокинула скульптуру Озириса и, нервно смеясь, навалилась на нее сверху…
Жрецы храма Изиды прислушивались к страстному дыханию и стонам, доносившимся из потайной комнаты царицы, и благоговейно молились…
Иерусалим. Вечер
Торжественный въезд караванов царицы Савской состоялся на закате солнца, когда белокаменный Иерусалим особенно красив и величествен.
Толпы горожан вышли встречать именитых гостей, и сам царь Соломон стоял на возвышении у городских ворот, окруженный приближенными.
Во главе процессии шли верблюды в золотых сбруях с поклажей даров, за ними – мулы с золотыми бубенчиками, спины которых прикрывали дорогие ковры. И только потом медленно двигались всадники в нарядных белых и голубых одеждах…
А справа и слева от всадников чернокожие рабы вели на шелковых ошейниках ручных тигров и барсов, несли серебряные клетки с обезьянами, экзотическими зверьками и птицами.
Горожане восторженно шумели, а звуки труб, грохот барабанов и бубнов подчеркивали праздничность момента.
Сама царица Савская восседала на импровизированном троне, стоявшем на украшенном помосте, который, в свою очередь, держали десять воинов на высоко поднятых руках.
Помост остановился перед возвышением, на котором стоял Соломон, царица чуть наклонила голову в приветственном поклоне, и тогда царь вежливо сбежал к ней навстречу, протянул руку и помог спуститься на землю.
Толпа заревела от восторга, а трубы, барабаны и бубны создали ту праздничную какофонию, когда слова уже не слышны да и не очень нужны.
Поэтому царь жестом пригласил царицу Савскую занять с ним рядом место на возвышении и оттуда наблюдать за движением каравана.
Царица улыбнулась Соломону, и они первый раз глянули друг другу в лицо, после чего между ними возник не слышимый для остальных диалог…
– Привет!
– Привет!
– Рад приветствовать тебя, Балкис, на земле Иудеи.
– Я уже здесь несколько дней. И не делай вид, что не знал об этом.
– Знал… Заметил тебя в суде. Красивый юный бедуин…
– Интересно, меня выдало мужское платье или возраст?
– Глаза. Слишком умны для юноши, слишком прекрасны для мужчины.
– Надо было переодеться старухой.
– Зачем тебе все это?
– Хотела убедиться, так ли ты мудр, как об этом рассказывают?
– Ну и как?
– В общем, довольна. Но несколько загадок тебе еще придется разгадать, Соломон.
– Буду рад, если не разочарую…
Проходившие всадники издали гортанный крик и по команде взметнули копья в знак приветствия.
Соломон и царица Савская помахали им руками, переглянулись и продолжили молчаливый диалог…
– Я привезла тебе много даров. Золото. Ткани. Красное дерево для отделки храма…
– Чем смогу отблагодарить?
– Может быть, подаришь наследника? Говорят, мальчики у тебя неплохо получаются?..
– Пожалуй…
– Только не думай, что я готова стать семьсот первой женой.
– Разумеется, Балкис. С тебя начнем новый счет.
– Никакого расчета. Даже государственные соображения не заставят меня лечь под нелюбимого мужчину…
– Но иного способа природа не придумала…
– Это – первая загадка, Соломон, которую придется отгадать.
