Раймон Кено - Зази в метро
— Нет, вы только послушайте, что она говорит? Какая грубиянка! — сказала дамочка с выражением сильного отвращения на лице.
— И вправду, шли бы вы в... Я сам знаю, как детей воспитывать.
— Ну и как же? — спросила дама, водружая место, в которое ее только что посылали, на скамейку, рядом с Габриеловым.
— Во-первых, нужно относиться к детям с пониманием...
Зази села с другой стороны и совсем легонько — ну совсем! — ущипнула Габриеля через тонкую ткань брюк:
— Ну а мне, мне ты ответишь? — спросила она жеманно.
— Нет. Все-таки утопить ее в Сене я не могу, — пробормотал Габриель, потирая ляжку.
— Отнеситесь с пониманием, — произнесла дама с самой что ни на есть очаровательной улыбкой. Зази наклонилась к ней и сказала:
— Может, хватит лезть к дядюшке? Он ведь женат!
— Мадемуазель, ваши гнусные намеки не уместны по отношению к женщине, состоящей во вдовстве.
— Смыться б куда-нибудь! — прошептал Габриель.
— Сначала ответь, потом смоешься, — сказала Зази.
Габриель воздел глаза к небу, изображая на лице своем полное безразличие к происходящему.
— По-моему, он не хочет, — констатировала овдовевшая особа.
— Никуда не денется!
И Зази сделала вид, что вот-вот опять его ущипнет. Не дожидаясь этого, дядюшка подпрыгнул на скамейке, чем доставил немалую радость обеим представительницам прекрасного пола. Старшая, с трудом справляясь с сотрясающим ее смехом, сформулировала следующий вопрос:
— А что он должен тебе сказать?
— Гормосессуалист он или нет.
— Он? — спросила дамочка (пауза). — Никаких сомнений быть не может.
— В чем, собственно? — спросил Габриель с угрозой в голосе.
— В том, что вы им являетесь.
Дамочке это так понравилось, что она даже слегка захлебнулась от восторга.
— Да вы в своем уме! — сказал Габриель, легонько хлопнув ее по спине, отчего сумочка выпала у нее из рук.
— С вами невозможно разговаривать, — сказала вдова, подбирая с асфальта рассыпавшиеся предметы.
— Ты не учтив с дамой, — сказала Зази.
— Скрывать от ребенка то, что его интересует, — это не метод воспитания, — добавила вдова, садясь на прежнее место, рядом с Габриелем.
— Нужно относиться к детям с большим пониманием, — добавила Зази лицемерно. Габриель заскрипел зубами.
— Ну скажите же наконец, вы из этих или не из них?
— Нет, нет и еще раз нет! — твердо произнес Габриель.
— Они все так говорят, — отметила дамочка. Ответ Габриеля не показался ей убедительным.
— Вообще-то хотелось бы наконец понять, что это все-таки значит?
— Что именно?
— Ну, «гормосессуалист»?
— Ты что, не знаешь?
— Нет, ну я, конечно, догадываюсь. Но я хочу чтобы он мне сказал.
— А о чем ты догадываешься?
— Послушай, дядюшка, ну-ка вынь свой носовой платочек.
Глубоко вздохнув, Габриель повиновался. Вся улица заблагоухала.
— Теперь понятно? — многозначительно спросила Зази у вдовы, которая, в свою очередь, прошептала:
— «Тайный Агент» от Кристиана Фиора.
— Совершенно верно, — ответил Габриель, засовывая платок обратно в карман. — Мужские духи.
— Это правда, — сказала вдова и обратилась к Зази: — Ни о чем ты не догадываешься.
Страшно оскорбившись, Зази повернулась к Габриелю:
— Ну так, почему же тебя хмырь так обозвал?
— Какой хмырь? — оживилась вдова.
— Тебе же он тоже сказал, что ты клеишь клиентов на улице, — ответил Габриель Зази.
— Чем клеишь? — заинтересовалась вдова.
— Караул! — прокричал Габриель.
— Во всем надо знать меру, деточка, — сказала вдова с деланной снисходительностью.
— Ваши советы оставьте при себе.
Зази опять ущипнула Габриеля.
— Дети — цветы жизни, — пробормотал Габриель, с достоинством принимая муку.
— Не понимаю, — сказала дамочка. — Если вы не любите детей, то зачем, спрашивается, вы беретесь их воспитывать?
— Этого так, в двух словах, не расскажешь, — ответил Габриель.
— Ну уж расскажите! — попросила дамочка.
— Спасибо, не надо, — запротестовала Зази. — Я и так все знаю.
— А я не знаю, — сказала вдова.
— Ну и что? Плевать. Так что? Ты будешь отвечать, дядюшка?
— Я тебе уже сказал: нет, нет и еще раз нет.
— А девочка знает, чего хочет, — сказала вдова, полагая, что сообщает что-то новое, доселе неизвестное.
— Упрямая как ослица, — с нежностью произнес Габриель.
Услышав это, вдова высказала следующее ничуть не менее разумное суждение:
— Создается впечатление, что вы не слишком хорошо знаете это дитя. Можно подумать, что каждая новая черта ее характера для вас новость.
Слово «черта» она произнесла как-то по-особенному, в кавычках.
— Шли бы вы в задницу с вашими чертами, — проворчала Зази.
— А вы тонкая штучка! Я действительно имею с ней дело только со вчерашнего дня, — сказал Габриель.
— Понимаю.
— Что она понимает? — злобно спросила Зази.
— Да она сама не знает, — сказал Габриель, пожимая плечами.
Оставив без внимания эту последнюю, скорее уничижительного свойства, реплику, вдова сказала:
— Это, наверное, ваша племянница?
— Именно, — ответил Габриель.
— А он — моя тетушка, — сострила Зази, — полагая, что шуточка ее достаточно нова, что, однако, сошло ей с рук, в виду ее юного возраста.
— Хелло! — прокричали какие-то люди, гурьбой вывалившиеся из такси.
Это были туристы. Наиболее ярые из них во главе с франкоговорящей дамой, придя в себя после исчезновения архигида, пустились за ним вдогонку. Они блуждали по лабиринту парижских улиц, пробивались сквозь бесконечные пробки и наконец, благодаря нечеловеческому, прямо-таки чертовскому везению, настигли его. На лицах их была превеликая радость, ибо души их не были омрачены злобой. В наивности своей они даже не подозревали, как вероломно и жестоко обошелся с ними Габриель. Они схватили его и с боевым криком: «Вперед! На Сент-Шапель» — потащили к машине, быстро затолкали внутрь и вдобавок все на него навалились, чтобы он на сей раз не улетучился и показал им наконец все прелести столь дорогого их сердцу памятника архитектуры. Зази они с собой прихватить не удосужились. Франкоговорящая дама с насмешкой во взоре лишь едва заметно подмигнула ей на прощанье, как раз в тот момент, когда машина трогалась с места, в то время как другая, не менее франкоговорящая дама, хоть и вдова, попрыгивая на месте, испускала короткие, но громкие возгласы. Граждане и гражданки, находившиеся в радиусе происшествия, решили сдать свои позиции и отойти в более защищенные от шума места.
— Если вы не перестанете так орать, — проворчала Зази, — то сейчас придет полицейский.
— Маленькое глупое создание, — сказала вдова, — именно для этого я и кричу. Помогите! Гида сперли! Гида сперли! Держите гидасперов!
Наконец-то, привлеченный стенаниями вдовы, появился полицейский.
— Случилось что-нибудь? — спросил он.
— Мы вас не звали, — сказала Зази.
— Но вы тут такой гвалт устроили, — сказал он.
— Отсюда только что похитили мужчину, — сказала вдова, едва переводя дыхание. — Красивого к тому же.
Глаза полицейского загорелись.
— Черт подери! — сказал он.
— Тетушку мою, — сказала Зази.
— Понятно. А он тебе кем приходится?
— Он-то и есть мой тетушка, дубарь, — возмутилась Зази.
— А она — кто? — Он показал на вдову.
— Она? Никто.
Полицмен замолчал, чтобы как-то усвоить информацию. Дама, вдохновленная зазискими словами, тут же разродилась смелым планом.
— Мы должны пуститься в погоню за гидасперами. Они направлялись в Сент-Шапель. Там-то мы его и освободим.
— Не ближний свет, — заметил жандарм, проявляя определенную узость взглядов. — Я — не чемпион по кроссу.
— Что ж, по-вашему, я должна взять такси, да еще и заплатить за него?
— Правильно, — отметила Зази, которая была прижимистой от природы. — А она не такая дура, как я думала.
— Благодарю вас, — сказала приятно польщенная вдова.
— Не за что, — ответила Зази.
— И все-таки это очень мило с вашей стороны, — настаивала вдова.
— Не стоит благодарности, — скромно ответила Зази.
— Вы еще долго будете обмениваться любезностями? — спросил полицейский.
— А вы не вмешивайтесь, — сказала вдова.
— Вот женщины! — воскликнул полицейский. — Как это не вмешивайтесь? Хотят, чтобы куда-то бежал на всех парах, а если мне при этом ни во что не вмешиваться, то я вообще ничего не понимаю. Совсем ничего. — Потом ностальгически добавил: — Слова утеряли прежний смысл.
И завздыхал, глядя на носки своих башмаков.
— Так дядюшку не вернешь, — сказала Зази. — Потом скажут, что это я хотела сбежать, и это будет неправда.
— Не волнуйтесь, дитя мое, — сказала вдова, — я буду свидетельствовать в вашу пользу и скажу, что вы проявили добрую волю и ни в чем не виноваты.
