Андрей Кивинов - Место перемен
– Я точно по тексту, – пояснил Гена психу, не зная, как реагировать. Или спорить с больным, или послать на всем известное буквосочетание. Остальные тоже не могли определиться с линией поведения. Молча наблюдали.
– Нет такой профессии – следователь уголовного розыска! В природе нет, понимаете? Есть либо просто следователь, либо оперуполномоченный криминальной милиции. И это совершенно разные вещи! Вот ты кто?
– Я – Порфирий… Убойный отдел. Так… Не я ж текст сочинял, – растерялся Гена.
Псих-то Леркин, похоже, знал, о чем говорит.
– Что написано, то и играю.
Лера приподнялась и приняла стойку охотничьей собаки, почуявшей дичь. Победа близка! Ее метод работает! Он ведь откуда-то это знает! Про следователя. Только бы никто не спугнул! Только бы не сорвалось!
– Это к Вите вопрос, – встряла в разговор Дуня в джинсах, кивнув на патлатого типа в третьем ряду зала, – сцену мы с ним проходили.
– А что я? – Из третьего ряда обиженно воскликнул патлатый. – Спасибо скажите, что я вообще за так здесь вожусь! Я же не министр внутренних дел, чтобы такие тонкости знать.
– Я тоже не министр, а знаю, – не погрешил против истины Плетнев, – хороший режиссер должен понимать всё! Хорошо, допустим, вы не в курсе всех тонкостей, но что у вас на сцене происходит?
Артисты вопросительно взглянули на патлатого, Витя же уставился на шумного Леркиного пациента.
– На твоих глазах пытают потерпевшую, а ты что делаешь? – Плетнев принялся обстоятельно объяснять Гене задачу: – Ты в это время всем рассказываешь, что ты – следователь хрен знает чего. Да пока ты ксиву из кармана достанешь, тебя восемь раз успеют хлопнуть!
– А что делать-то? – на автомате поинтересовался заинтригованный Гена.
Не зря ведь говорят, что шизофреники способны увлечь за собой массы!
– Тут только один вариант – пушку в лоб и хоботом в землю! И только потом – знакомиться, – безапелляционно заверил Плетнев. – Ясно?
Гена растерянно поглядел в конец зрительного зала, на Ивлеву. Лера выразительно приложила палец к губам, умоляя не спорить. А как тут не спорить?
– Юрий Иванович, но это же классика… Достоевский… – осторожно напомнил Гена.
– Ага… Убойный отдел… У нас же не дешевый сериал, достоверность превыше всего! Или ты думаешь, что во времена Достоевского по-другому было? Антимонии с бандитами разводили? – распалялся Плетнев. – Значит, делаешь так: влетаешь, сразу пушку, в смысле пистолет, в лоб и кладешь на пол. Потом уже браслеты и только потом – ксиву! То есть удостоверение. И кстати, не из брюк, а из кителя! Понял?
– Но у меня нет пистолета, – растерялся подпавший под обаяние психа Гена, – и браслетов нет…
Антон Романович картинно, по-станиславски, закатил глаза к потолку и закричал на весь зал так, что все присутствующие согласились признать в нем великого режиссера:
– Кто за оружейку отвечает?!
Васнецов как раз заглянул в зал, решительно настроенный выкинуть дебошира за борт, но, заинтригованный, озадаченно почесал покрытую каплями пота плешь и поспешил спрятаться за колонной.
– Теперь ты, – Плетнев обернулся к актеру, игравшему Лужина, – что ты мямлишь? «Извольте показать карманы…» – тьфу! Ты хоть раз слышал, как разговаривают настоящие бандосы?
– Не дов-вод-дилось, слава Богу, – у «Лужина» от осознания такой перспективы начал дергаться глаз, и он перекрестился зажатым в руке утюгом.
– Ладно, бывает. Смотри внимательно и запоминай!
Плетнев забрал у него реквизит, повел носом и поморщился. От актера разило душистым свежим перегаром. Плетнев вразвалочку подошел к Дуне, наклонился и потряс утюгом. Улыбнулся, а потом зловеще закричал барышне в лицо, брызгая слюной:
– Ты че, овца, быка включила?! Свободные уши нашла?! Кончай свою жеватину! Тебя на хор давно не ставили?! Быстро колись, где бабки! Андестенд ми?!!
На этот раз Дуня испугалась натурально, заорала, дернулась и чуть не рухнула со стула. Предупреждать же надо! Так и заикой можно стать!
– Ну совсем другое дело, правда? – Удовлетворенный Плетнев вернул Лужину утюг. – И не стой над ней столбом, для доходчивости дай подзатыльник.
Дуня вжалась в стул и приготовилась реветь. За такую зарплату она на побои не соглашалась, в пьесе ничего про это не написано!
Плетнев заметил ее реакцию и дружелюбно потрепал девушку по плечу:
– Просто обозначить, по касательной. С подзатыльником выразительней будет. И смелее, прокурорских здесь нет!
«Режиссер» направился обратно в зал, но остановился на полдороге и строго заметил Лужину:
– Еще раз на службу бухим придешь, вылетишь, невзирая на заслуги.
Спрыгнул со сцены, опустился в кресло, выразительно хлопнул в ладоши:
– Так, давайте еще раз! Сначала!
За колонной, вытаращив глаза, директор театра Васнецов обменивался впечатлениями с племянницей. Даже забыл, что собирался ее ругать, а безумного пациента из храма искусства вышвыривать.
– А может, в настоящей жизни он действительно режиссер? – Лера заглянула дяде в очумевшие глаза.
– Да похоже на то. И мизансцену развел грамотно, и с актерами умеет разговаривать. Давай посмотрим.
Посмотреть было на что. Лужин орал, пугая Дуняшу утюгом, отвесил ей затрещину, причем не по касательной. Та без всякой игры заорала, и на сцену выскочил Порфирий: «Хоботом в пол, всем стоять!»
– Либо режиссер, либо бандит, – задумчиво вынес вердикт Васнецов. – Кстати, его трактовка мне нравится больше никитинской. Свежо, неожиданно… Достоевский, конечно, в гробу бы перевернулся, да кто сейчас не ворочается? Не забываем стариков-классиков, и то хорошо.
– Дядь Сереж, а может, пусть продолжает? – несмело предложила Лера и повисла у дядюшки на руке. – Никитин все равно в запое.
– В кризисе, – политкорректно поправил Васнецов и покачал лысиной, – ты шутишь? Я теперь не знаю, что со спонсорами делать!
– Помиритесь! А если все получится и пьеса соберет кассу, никто про драку и не вспомнит. Все само собой решится. Пожалуйста, ну пожалуйста-пожалуйста!
Дядя с подозрением покосился на племянницу:
– Лерочка, мне кажется, что ты заботишься о нем немного больше, чем о простом пациенте. А твой Саша как? Как на все это смотрит?
– Отрицательно, – мрачно ответила Лера.
– Но, Лерочка, у него же даже имени нет, – Васнецов кивнул в сторону больного и с досадой крякнул. – Я имею в виду – театрального имени! А публика сейчас ходит только на раскрученных режиссеров.
– Ничего страшного! – Лера забылась и повысила голос: – На афишах поставите кого захотите. Он же только репетировать будет…
– Почему посторонние разговоры в зале? – страдальчески закричал Плетнев, даже не обернувшись к спрятавшимся за колонной. Он был весь там, на сцене, в процессе. – Не мешайте репетировать! Выйдите отсюда!
– Мне, если честно, уже все равно, – снял с себя ответственность Васнецов и отправился в кабинет, где для таких случаев у него имелся антистрессовый комплект – валидол, коньяк и сигаретка.
* * *Вольный журналист Настя Журавлева на встречу немного опоздала, что было для нее несвойственно. До последнего терзалась – идти или отменить интервью. Но потом решила – нечего прятать головушку в песок. Лучше горькая, но правда… Пошла.
Мальвина уже скучала за столиком, рассматривая иконостас из ярких этикеток за спиной бармена.
– И чем обязана вниманию прессы? – с улыбкой пантеры поинтересовалась она у опустившейся рядом Анастасии. Опустившейся в хорошем смысле. На стул.
– Спасибо, Лина, что пришла, – доброжелательно поблагодарила Настя, проигнорировав лопнувший перед ее лицом пузырь из жвачки. – «Великозельские ведомости» заказали статью про ваш нелегкий труд. Обещаю согласовать с вами статью и изменить имя-фамилию, если надо. Но в ответ рассчитываю на откровенность.
– Да мне по фиг, – Мальвина пребывала в состоянии, когда вообще все по фиг, – Текилы только возьми, а то башка болит.
Настя без возражений подозвала официантку и сделала заказ – двойную порцию текилы и эспрессо. Достала диктофон, блокнот и ручку.
– Только можно сначала один вопрос не по теме? – Ей не терпелось узнать горькую правду. – Ты приходила к следователю из Москвы?
Лина заметно напряглась: поход к московскому гостю был санкционирован и оплачен людьми серьезными, упоминаний о себе всуе не терпящими.
– Мне это очень важно, поверь, – убеждала Анастасия, – я никому не расскажу и писать об этом не буду.
С другой стороны, что такого? Подписки о неразглашении она не давала. Денег ей за москвича заплатили вдвое меньше, чем обещали, а под это дело можно еще текилы заказать.
И Мальвина призналась, что у москвича была, но не по его вызову. Солидные люди подогнали. Презент, так сказать, сделали.
– И… у вас что-нибудь было? – Настя постаралась, чтобы вопрос прозвучал непринужденно, но голос дрогнул.
Мальвина, в отличие от Насти, была калачом тертым и в таких делах без очков нижнюю строчку видела. Сразу сообразила, что у корреспондентки бубновый интерес.
