Пэлем Вудхауз - Радость поутру
– Да, сэр.
– Он ликвидировал место встречи дяди Перси с его другом-корабельщиком. Вам придется придумывать другое.
– Да, сэр. Его сиятельство вполне отдает себе отчет в том, что при данных условиях встреча в «Укромном уголке» состояться не может.
– Значит, вы с ним уже виделись?
– Мы встретились на повороте, сэр.
– Сказал он вам, чтобы вы при первой же возможности явились к нему для разговора?
– Да, сэр. Он желает, чтобы я расположился в барском доме.
– Чтобы быть под рукой на случай, если вас внезапно осенит ценная мысль?
– Да, его сиятельство имел в виду что-то в этом роде, сэр.
– Я тоже приглашен?
– Нет, сэр.
Я, собственно, и не рассчитывал. Тем не менее слышать это было неприятно.
– Стало быть, мы с вами на некоторое время расстаемся?
– Боюсь, что да, сэр.
– Вы, как рассказывается в сказке, пойдете верхней дорогой, а я – нижней?
– Да сэр.
– Мне будет недоставать вас, Дживс.
– Благодарю вас, сэр.
– Кто был тот субъект, который ныл, что у него постоянно пропадают газели?
– Поэт Томас Мур, сэр. Он выражал сожаление, что он вскармливал милых газелей, чтобы жизнь его украшали, но стоили им привязаться к нему, как они умирали [Имеются в виду строки из поэмы Т. Мура «Лалла Рук» (1817): «Я вскармливал милых газелей, / Чтобы жизнь мою украшали, / Но едва привязавшись ко мне, / Они умирали».].
– Вот и я так же, Остаюсь без газели. Вам не обидно, что я называю вас газелью, Дживс?
– Нисколько, сэр.
– Ну, что ж. Ничего не поделаешь. Должно быть, мне надо отправиться к Боко и поселиться у него.
– Я как раз собирался предложить вам это, сэр. Я уверен, что мистер Фитлуорт будет счастлив принять вас у себя.
– Думаю, что да. То есть, надеюсь, что да. Он совсем недавно говорил про упитанных тельцов. Но если снова обратиться к дяде Перси и старому мореходу из Америки. есть у вас задумка, где им встретиться?
– В данную минуту еще нет, сэр.
– Вы уж постарайтесь получше раскинуть умом, Дживс, потому что это очень важно. Помните, я вам рассказывал, что Боко и юная Нобби обручились?
– Да, сэр.
– Но, понимаете, она не может за него выйти без согласна дяди Перси.
– Вот как, сэр?
– До тех пор, пока ей не исполнится двадцать один год. Так в законе записано. А все дело в том, Дживс, мне просто некогда сейчас вам все объяснять, но Боко, дурак несчастный, свалял страшного дурака, и одним словом… как это называется, когда человек с пеной у рта начинает жевать
ковер?
– Предубеждение, сэр, вы, вероятно, это имеете в виду. Точно! Оно самое. Мне сейчас, как я уже заметил, некогда излагать подробности, но Боко выказал себя последним ослом и навлек этим на себя предубеждение дяди Перси, так что теперь от него и намека на опекунское согласие не дождешься. Вы поняли, о чем я? Необходимо, чтобы та ответственная встреча состоялась как можно скорее.
– Чтобы его сиятельство пришел в более благодушное настроение?
– Именно! Если ему удастся провести желанную сделку, млеко человеческой доброты у него в душе перельется через край и затопит это самое предубеждение. Или вы со мной не согласны?
– По-моему, тут и сомнения быть не может, сэр.
– Вот и я так думаю. Потому я и расстроился, Дживс. У меня только что произошел довольно неприятный разговор с дядей Перси, в ходе которого он дал мне определенно понять, что не принадлежит к числу моих почитателей, так как считает меня – ошибочно – главным действующим лицом произошедшего здесь небольшого поджога.
– Это мнение несправедливо, сэр?
– Совершенно несправедливо. Я не принимал в поджоге ни малейшего участия. Это дело рук Эдвина, и только его одного. Но дядя, когда что-нибудь заберет в голову, ничего больше не видит, не слышит и знать не желает.
– К сожалению, сэр.
– К огромному сожалению. Вообще-то меня его приговор не особенно трогает. Попыхтит, покривит нос, и все дела. Бертрам Вустер не из тех, кого можно испугать парой-тройкой резких слов. Он просто усмехнется про себя и потихоньку щелкнет пальцами. Не все ли равно, какого мнения обо мне старый дурень. Да он не произнес и десятой доли того, что высказала бы на его месте тетя Агата. Беда только в том, что я обещал Нобби замолвить перед дядей словечко за ее обожаемого Боко, и когда вы появились, я как раз стоял и огорчался, что мои возможности в этой области сильно убыли. Я больше не оказываю на дядю Перси прежнего влияния. Так что вы уж постарайтесь насчет этой встречи.
– Я безусловно употреблю все старания, сэр. Ситуация мне совершенно ясна.
– Отлично. Что-то еще я должен был вам сказать? Ах, да. Сыр.
– Мистер Чеддер?
– Не просто мистер Чеддер, а констэбль полиции Чеддер, Дживс. Сыр, оказывается, теперь деревенский полисмен.
У Дживса на лице выразилось удивление, что вполне естественно. Ведь еще недавно, когда они только познакомились у нас в лондонской квартире, Сыр был для Дживса всего лишь обыкновенным заурядным гостем в костюме из твида. То есть, я хочу сказать, на нем не было ни мундира, ни каски и ничего похожего на форменные башмаки.
– Полисмен, сэр?
– Да, и к тому же вредный и мстительный. С ним у меня тоже состоялся неприятный разговор. Ему не нравится, что я здесь.
– Мне кажется, в наши дни много молодых джентльменов поступают на работу в полицию, сэр.
– Хорошо бы их было одним меньше. Попасть в немилость к полиции – это не шутки.
– Да, сэр.
– Мне придется быть постоянно начеку, чтобы он не мог придраться и применить ко мне свои служебные полномочия. Нельзя будет учинить пьяный дебош в деревенском трактире.
– Ни в коем случае, сэр.
– Один ложный шаг, и он нападет на меня, как этот… кто это нападал, будто волк на овчарню, Дживс?
– Ассирийцы [Образ из поэмы Дж.Байрона «Разрушение Синнахериба» (1815).], сэр.
– Верно. Вот сколько всего я пережил, с тех пор как мы с вами расстались. Сначала Сыр, потом Эдвин, потом пожар и в заключение – дядя Перси. И это – за каких-то полчаса. Все вместе наглядно показывает, что может учинить над человеком Стипл-Бампли, если возьмется за дело как следует. Да, и вот еще что, о Господи, чуть было не забыл. Брошь помните?
– Сэр?
– Ну, брошь тети Агаты.
– А, да, сэр.
– Она потерялась. Не беспокойтесь, все в порядке. Потом она нашлась. Но можете себе представить, что я пережил. У меня сердце чуть не остановилось.
– Нетрудно вообразить, сэр. Но теперь она точно у вас?
– О, да, – ответил я и засунул руку в карман. – Вернее сказать, – проговорил я и вынул руку из кармана, чувствуя, что лицо мое бледнеет, а глаза лезут на лоб, – вернее, нет. Дживс, – сказал я, – вы не поверите, но это чертова штуковина опять куда-то подевалась!
С Дживсом иногда так бывает, и я, случалось, ставил ему это на вид: услышав, что вселенная молодого хозяина закачалась, он произносит только: «Весьма неприятно, сэр». Но в данном случае он не мог не признать, что такое важное событие заслуживает большего. Не стану утверждать, что он побелел, как полотно, и он не чертыхнулся, это совершенно точно, но он был максимально – для него – близок к тому, что называется в кинобоевиках «дыхание у него перехватило». Он посмотрел озабоченно, и если бы не придерживался самых строгих взглядов на корректность в отношениях между хозяином и слугой, наверное, похлопал бы меня по плечу.
– Это серьезное бедствие, сэр.
– Как будто я сам не понимаю!
– Ее сиятельство будет сильно раздражена.
– Могу себе представить, как она примется визжать от злости.
– Вы не вспомните, где могли обронить эту вещь, сэр?
– Я стараюсь. Погодите минуту, Дживс, – я закрыл глаза. – Дайте мне поразмыслить.
Я стал размышлять.
– Ура!
– Сэр?
– Нашел.
– Брошь, сэр?
– Да нет, не брошь. Я нашел, где я мог ее потерять. Пришлось восстановить в памяти всю сцену. Дело происходило следующим образом. Дом горел, и я вдруг вспомнил, что оставил в прихожей маленький чемоданчик. Что в нем содержалось, надеюсь, вам напоминать не надо? Костюм Синдбада Морехода.
– А, ну да, сэр.
– Не говорите «ну да», Дживс. Просто слушайте дальше. Итак, повторяю, я вдруг вспомнил про чемоданчик в прихожей. А вы же знаете меня. Подумало – сделано, Без секунды промедления я бросился в прихожую, схватил чемоданчик. Ну, а для этого пришлось нагнуться. И, по-видимому, при наклоне злосчастная штуковина выскользнула из моего кармана.
– Тогда она и сейчас должна лежать в прихожей, сэр.
– Да. Но взгляните на эту прихожую.
Мы оба обернулись и посмотрели. Я покачал головой. Дживс тоже покачал головой. «Укромный уголок» уже не так полыхал, как в начале, но внутренность его представляла собой нечто, куда по своей воле могли бы войти лишь Седрах, Мисах и Авденаго [О том, как три святых мужа: Седрах, Мисах и Авденаго, – были брошены р. горящую печь, но не сгорели, повествуется в библейской Книге Пророка Даниила, гл 3.].
